Я бы сильно преуменьшил, если бы просто назвал Фельденкрайза «ранним приверженцем» нейропластичности. К 1981 году существовало чуть более ста научных работ, в которых слово «пластичность» использовалось применительно к мозгу, и лишь немногие из них демонстрировали ее клиническую полезность. При этом к моменту публикации книги с авторским названием «Неуловимое очевидное» Фельденкрайз использовал нейропластичность мозга уже на протяжении тридцати лет.
Привычки и нейропластичный мозг
Жизненный опыт, приобретенный через опыт ментальный (который включает в себя наши ощущения, мысли, опыт действия и даже воображение), перенастраивает мозг. Нейроны, которые срабатывают вместе, соединяются друг с другом. Например, вы видите человека в желтой шляпе, и ваши нейроны, вовлеченные в обработку информации о человеке, шляпе и желтом цвете, активируются одновременно, соединяются и образуют цепь, изменяя ваш мозг. При повторении ментального опыта нейроны в этой цепи соединяются более тесно, подавая более быстрые и сильные сигналы. В результате такая цепь начинает иметь конкурентное преимущество в мозге по сравнению с менее используемыми нервными цепями.
Однако подобные перемены могут быть как к лучшему, так и к худшему, а изменение к худшему структуры мозга это не то, от чего при обнаружении этого изъяна можно отказаться так же легко, как от плохой идеи. Это связано с тем, что привычки меняют структуру мозга, при этом проблемная нервная цепь по-прежнему имеет конкурентное преимущество перед другими цепями. Таким образом, если у меня появляется вредная привычка например, пристрастие к получению удовольствия от кокаина, такая цепь прочно встраивается в мой мозг (и его систему вознаграждения) и запускает быстрые, мощные и эффективные сигналы. Поэтому это становится не просто вредной привычкой, а привычкой, от которой очень трудно избавиться.
Не все «плохие привычки» начинаются с таких плохих решений, как желание попробовать кокаин и уверенность в том, что «я не впаду в зависимость». Есть и другие привычки, которые изначально появляются как «адаптивные», но впоследствии могут стать неадаптивными. Книга Фельденкрайза фокусируется на второй категории «плохих привычек».
Одним из примеров, который он приводит, является обучение чтению. Большинство из нас обучается этому навыку, читая вслух, то есть озвучивая каждое слово, которое нередко имеет приятную рифму и больше похоже на простую поэзию, нежели чем на прозу. Вспомните, например, такие фразы, как «Джек и Джилл впору / Взобрались на гору». Такое звучание приятно воспринимается на слух, а рифмы легче поддаются запоминанию; следовательно, и слова учить так легче. Но рано или поздно нас просят читать молча. В этот момент большинство людей все еще продолжают «субвокализировать» каждое из слов, слушая их звучание у себя в голове. По мере того как мы больше читаем, субвокализация усиливается и становится привычкой. Это обогащает процесс чтения, если у писателя хороший слух или если мы читаем стихи, однако также и удерживает скорость нашего чтения про себя на том же уровне, на котором бы она была при чтении отрывка вслух. С другой стороны, люди, владеющие техникой скорочтения, либо никогда не развивали эту привычку к субвокализации, либо в ходе обучения учатся отбрасывать ее: они могут просто смотреть на слова и каким-то образом узнавать их значение. Благодаря этому они могут читать намного быстрее (хотя вряд ли на тех скоростях, о которых говорят). Низкая скорость чтения из-за субвокализации является примером привычки, которая изначально формируется как адаптивная, но с учетом новой ситуации становится ограничивающей и приводит к напрасной трате энергии.
Обобщая одну из основных тем Фельденкрайза, я бы назвал это «транспозицией привычек»: привычки, зародившиеся когда-то в качестве адаптивных, могут мигрировать из одного вида деятельности, или вида движения, или поведения, или даже умственной деятельности, в другой. Это происходит бессознательно и на протяжении всей жизни. Проведите весь день, сгорбившись за компьютером, и вы будете ходить сгорбившись.
Разумеется, транспозиции привычек влияют не только на осанку. Они могут влиять на то, как мы выполняем различные виды деятельности. Они даже могут повлиять на наши представления о собственном теле. Например, Ф. М. Александер (чью работу высоко оценил Фельденкрайз) сделал несколько интересных наблюдений. Чтобы упростить одну из идей Александера, перескажу ее своими словами. В детстве нам часто говорили «сесть», и в результате мы, возможно, усвоили идею (так называемую «привычку ума»), что при приближении к стулу мы должны рухнуть на него вниз и так и сидеть, ссутулившись. Однако мы будет чувствовать себя намного лучше, если будем использовать стул в качестве опоры и сидеть на нем, устремившись вверх, таким образом, чтобы дать пространство нашему сердцу и внутренним органам. Садясь на стул, мы можем работать с транспозицией привычки садиться вниз. В этой книге Фельденкрайз обсуждает, как, например, распространенное убеждение в том, что речь это лишь озвученная мысль, может вызвать всевозможные недоразумения и путаницы, поскольку мы привыкли считать, что они похожи, в то время как на самом деле между такими процессами, как «думать» и «говорить», существуют глубокие различия.
Одна из главных целей Фельденкрайза состояла в том, чтобы помочь людям понять, когда и как они следовали транспозиции привычек, чтобы они могли найти способ выполнять каждое новое действие по-новому, само по себе, не обременяя его предыдущей привычкой, обучением, принуждением, отношением, чрезмерными усилиями или «движениями-паразитами», которые не приносили никакой пользы.
Одна из причин, по которой так важна работа Фельденкрайза над привычками, заключается в том, что он предлагает такой подход к «расставанию с привычками», который представляет собой радикально новую альтернативу общепринятому подходу, предложенному психологами-бихевиористами. Общепринятый бихевиоризм фокусировался на стимулах и ответных реакциях и не учитывал роль разума (или сознательного осознавания) в развитии и разрушении привычек. Фельденкрайз действовал иначе.
Общепринятый бихевиористский подход, рассматривая привычки, не интересовался ролью психологического развития или развития мозга при формировании этих самых привычек. Его цель была весьма редукционистской: исключить из психологии все, что нелегко измерить (например, психические состояния) и вместо этого просто изучать поддающееся наблюдению поведение, а также последовательности стимулов и реакций на них. Так бихевиористы пришли к тому, что исключили из психологии психику и субъективное осознание (хотя психология по определению является изучением психики «наука о психике»). Кроме того, они упустили из виду мозг.
Хотя Фельденкрайз понимал, что многие открытия бихевиористов имеют большое значение, он не исключал из рассмотрения функции мозга или разума. Вместо того чтобы стать редукционистом и попытаться исключить из области наблюдения и изучения очевидные человеческие качества, Фельденкрайз с самого начала придерживался более целостной точки зрения.
Еще одно ключевое различие между Фельденкрайзом и бихевиористами было связано с теми целями, которые лежали в основе их подходов. Как с гордостью заявил один из самых известных бихевиористов Джон Б. Уотсон в своей книге «Бихевиоризм», «задача бихевиористской психологии уметь предсказывать и контролировать человеческую деятельность». Фельденкрайза не интересовал контроль над поведением других людей, также он не особенно интересовался его предсказанием. В «Неуловимом очевидном» он пишет о свободном выборе и о том, где он происходит: в мыслях. И вместо того чтобы создавать циклы повторяющихся стимулов для «разрушения» вредных привычек, он придерживался идеи о том, что многие из наших лучших результатов когда речь идет о проблемном движении или способе выполнения действия происходят из наших случайных попыток сделать что-то, что имеет непредвиденные непредсказуемые положительные последствия. Человек преодолевает плохие привычки, не просто заменяя их лучшей привычкой (хороший поведенческий подход, который иногда эффективен, например когда человек вместо того чтобы курить в перерыве, отправляется на пробежку), а, скорее, начиная лучше осознавать те способы выполнения действия, которые обеспечивают лучшее самочувствие и которые в большей степени ассоциируются с легкостью. Такой подход к привычке использует самоанализ и осознавание своих действий, тем самым обеспечивая больше свободы, в отличие от бихевиористского подхода, который направлен на контроль поведения.
Здесь Фельденкрайз проводит важное различие: есть области мозга, которые запрограммированы, и есть те, которые нет.
К запрограммированным частям нашего мозга относятся запрограммированные рефлексы, с которыми мы все рождаемся. Эти рефлексы являются реакцией на те частые ситуации, с которыми приходилось сталкиваться всем нашим предкам. К ним, например, относится реакция «бей или беги» при встрече с опасными животными, а также хватательный рефлекс и рефлекс изменения положения при падении, а также то, как мы приспосабливаемся к новым обстоятельствам. Все они аналогичным образом заложены в каждом представителе нашего вида еще при рождении. Эти рефлексы являются своего рода знанием, которое передается из поколения в поколение в ходе развития вида (филогенеза). Например, при падении у новорожденных без какой-либо предварительной подготовки срабатывают рефлексы, которые меняют положение их тела так, чтобы они приземлились наиболее безопасным образом. Рефлекс несет в себе врожденное «знание» о том, что падение опасно. Фельденкрайз называл этот вид врожденных знаний «унаследованным развившимся знанием». Такие рефлексы относительно запрограммированы, и если они и отличаются от человека к человеку или на протяжении жизни человека, то весьма незначительно. (Я говорю «относительно», поскольку до некоторой степени их можно тренировать и даже научиться подавлять их срабатывание в ответ на определенные триггеры.)
Гораздо более пластичные и не запрограммированные формы знаний это те, которые каждый человек приобретает самостоятельно в течение своей жизни и которые объясняют существующие между нами различия, в основе которых лежит уникальность нашего жизненного опыта. «Homo sapiens, как писал Фельденкрайз в другом своем труде, прибывает в этот мир с нервной массой, значительная доля которой является бессистемной и бессвязной, так что каждый индивидуум, в зависимости от того, где ему случилось родиться, может организовать свой мозг в соответствии с требованиями своего окружения» («Осознавание тела как целительная терапия», стр. 63 (Body Awareness as Healing Therapy)). Он утверждает, что эта форма обучения, возникающая в ходе нашего индивидуального развития (онтогенеза), возможна благодаря наличию большой незапрограммированной части коры головного мозга. (Тут я должен упомянуть, что теперь мы знаем, что незапрограммированной является гораздо большая часть мозга, а не только кора.)
Важно провести эти различия. В прошлом существовали школы мысли, которые считали, что разум представляет собой tabula rasa[1] и бесконечно пластичен, и другие школы, которые думали, что все в мозге запрограммировано и он не обладает никакой пластичностью. Хотя сам Фельденкрайз не формулировал это таким образом, я думаю, что, проводя эти различия, он смог разработать более сложный подход к спектру человеческой пластичности и к тому, как она влияет на наше развитие и наши привычки.
В книге изложены некоторые из глубоких предположений Фельденкрайза о нервной системе, которые я нахожу очень близкими мне по духу. Он поясняет, что его подход основан на признании того факта, что ключевая роль нервной системы заключается в установлении порядка посреди мира, наполненного хаосом. Я бы сказал (хотя сам Фельденкрайз так не говорил), что это также должно означать, что нашей нервной системе, которая нейропластична и, подобно мышце, функционирует по принципу «используй или потеряй», в действительности даже нужно некоторое воздействие хаоса. Она нуждается в воздействии случайных ощущений и движений, для того чтобы научиться выполнять свою работу, то есть упорядочивать хаос и выстраивать карты мира и множества различных областей нашего тела, движений и ощущений. Нам необходим этот опыт новизны и воздействия непредсказуемых событий и движений, чтобы создавать дифференцированные карты мозга. Затем, по мере того как они становятся все более дифференцированными, благодаря нашему стремлению к развитию, которое опирается на своего рода врожденное знание, мы уже можем спонтанно приобретать новые способности. И это именно то, что рекомендует Фельденкрайз. Он также предлагает этот подход для избавления от вредных привычек.
Нельзя не подчеркнуть, что работы Фельденкрайза предлагают совершенно иной образ мышления по сравнению со стандартным бихевиористским подходом к формированию и преодолению привычек. При этом идеи Фельденкрайза не исключают бихевиористский подход и свойственные ему идеи, но помогают нам обозначить границу их применимости и дают более богатое и широкое представление о самих себе.
В заключение я хочу отметить, в какой степени исходные принципы лежат в основе каждого из этих подходов и формируют его. Бихевиористский подход основывается на детерминистском, механистическом взгляде на человека. В качестве наилучшего подхода к устранению дурных привычек и автоматизмов (которые кажутся нам неподвластными, компульсивными, механическими, детерминированными и несвободными) здесь рассматривается лечение, которое само по себе является механистическим, поскольку предписывает предопределенный режим надлежащих реакций на стимулы, способствующий выработке лучших привычек. Таким образом, лечение проблемы автоматизма заключается в выработке нового, лучшего автоматизма.
Фельденкрайз же, напротив, подчеркивал, что мы способны на свободу, выбор и сознательное осознавание, и стремился использовать этот свободный выбор для изменения привычек. Он стремился полностью уйти от автоматизма, открывая другие способы действия, приводящие к более глубокой релаксации, увеличению спонтанности, скорости обучения, легкости, грации, роста и жизненной силы.
Более всеобъемлющая психология будущего поможет нам лучше понять, когда следует использовать классический бихевиористский подход, а когда подход, основанный на осознавании, поскольку они оба работают, но в разных ситуациях. Это особенно важно знать именно потому, что, застревая в своих привычках, мы нередко действуем бездумно и автоматически. Но действительно ли это происходит потому, что мы машины, или же просто мы часто находимся в некотором подобии транса, не обращая внимания на то, что мы делаем? Без должного осознавания мы действительно можем начать вести себя как машина, которая порой не может выключиться тогда, когда должна это сделать. Однако этот факт не превращает нас в машины. Ни одна настоящая машина не знает и не думает, что она машина. И с этой точки зрения осознанность и самоосознавание играют важную роль. Можем ли мы теперь согласиться с тем, что хотя бы это является очевидным?
Норман Дойдж, доктор медицины, Торонто, Канада, 2018 г.
Ссылки на литературу:
Норман Дойдж. «Мозг, исцеляющий себя. Реальные истории людей, которые победили болезни, преобразили свой мозг и обнаружили способности, о которых не подозревали»[2]
Фельденкрайз М. «Тело и зрелое поведение. Фундаментальные основы тревожности, сексуальности и способности к обучению[3]
Предисловие к первому изданию
Удовлетворены ли вы своей осанкой? Довольны ли своим дыханием? А своей жизнью в целом? Есть ли у вас ощущение, что вы сделали все возможное, чтобы реализовать унаследованный вами потенциал? Научились ли вы делать то, что хотите, именно так, как вы хотите? Страдаете ли вы от хронических болей? Сожалеете ли о том, что не можете делать то, что вам хотелось бы делать? Я уверен, что в глубине души вы хотели бы не принимать желаемое за действительное, а жить именно так, как хотите. И главным препятствием на пути к этому является неосведомленность научная, личная и культурная. Если мы не знаем, что именно мы делаем, мы не можем делать то, что хотим. Я провел около сорока лет, сначала обучаясь тому, чтобы понимать, как я делаю те или иные вещи, а затем обучая других учиться учиться, чтобы в итоге они могли воздать должное самим себе. Я считаю, что познание себя это самое важное из того, что человек может для себя сделать. Как можно познать себя? Научившись действовать не так, как должно, а так, как нужно. Нам очень трудно отделить то, что мы должны делать с собой, от того, что мы хотели бы делать.