А сейчас я с гордостью представляю гостя нашего города, Зинаида Захаровна повела рукой. Известного певца и композитора, любимца публики и покорителя
Она игриво хохотнула.
Покорителя творческих высот! Встречайте!
Свет погас, зажегся, и когда он зажегся, рядом с Зинаидой Захаровной стоял Паша Воркутэн. Зрители яростно захлопали.
Видергебурт, сказал Хазин. Спасенья нет, началось по-настоящему
Привет, Чагинск! Паша вскинул руки. Рад тебя видеть! Сегодня мы работаем для вас! Сегодня я работаю для вас!
Он работает для вас! с сарказмом в голосе произнес Роман. Приятного аппетита!
Музыка! Паша щелкнул пальцами. Сегодня и только для вас песня про судьбу!
Паша душевно запел, музыка слегка запоздала, но Паша почти бесшовно подстроился под мелодию. Хазин жевал петрушку и отбивал пальцами по скатерти ритм, Роман, напротив, желчно грустил.
Талант! Хазин обреченно налил себе водки. Витя, это пять! Выпьем же за здоровье Карла нашего Густава! Шмуля! Ты уважаешь Карла Густовича?
Про Карла Густава Хазин сказал слишком громко, на него обернулся стол МЧС.
Это изобретатель водяной помпы, пояснил Хазин. Великий немецкий пожарник
МЧС поверили.
Карл Густав не изобретал помпу, произнес Шмуля. Он изобретал принцип межзвездных путешествий За что был сотрен в бараний рог
Вот именно! повторил Хазин. За космические путешествия и бараний рог!
За это не выпить было грешно. Мы выпили, хотя вроде больше и не хотели.
Банкеты чрезвычайно утомительны громко рассуждал Хазин. Если они начинают тебя преследовать, ты невольно думаешь, что это некое поражение
Я оглянулся. Кристина все еще разговаривала с Федором, лицо у нее было испуганное и заплаканное, как мне показалось. В зале надышали, воздух колыхался. И солнце светило на Кристину сбоку.
Роман тоже оглянулся.
спел Паша и посмотрел себе на ноги.
Это же не искусство Роман с отвращением указал на сцену. Да этот Паша не чалился ни разу! Шкура дешевая
Шмуля, да ты завидуешь! Хазин постучал Романа по плечу. Воркутэн имеет-таки успех! А ты хрустишь мослом на разогреве! Шмуля, езжай лучше в Ашкелон, там такое любят
Роман не ответил, взял рюмку, Хазин налил ему.
Я же говорил! захихикал Хазин. Ты сам осознаешь свою практическую никчемность!
Роман выпил.
В этом мы, Шмуля, необыкновенно близки! Ты плохой танцор, я посредственный художник
Ты художник?
Я художник
Я опять обернулся к дверям. Федор и Кристина продолжали разговаривать. Кристина размахивала руками и заметно истерила, Федор пытался ее успокоить.
Я художник, я рисую светом, мой инструмент камера
Хазин обнаружил, что камеры под рукой у него нет, растерянно заглянул под стол.
Ты ее сдал человеку, напомнил я.
Меня вынудили сдать мою камеру человеку, вдруг всхлипнул Хазин. Но язык мой им не вырвать
Хазин зачем-то погрозил кулаком полярнику.
И жало жгучее змеи задвинул в глотку И проходя моря и земли глаголом сечь всякую лабазную сволочь сообщил Хазин.
Песня про судьбу закончилась, Паше аплодировали.
А теперь моя главная песня! серьезно произнес в микрофон Паша. Я пою для вас, милые женщины! Песня «Королева»!
А у меня шашку мою украли вздохнул Роман. И шапку украли За кулисами Украли шашку
Он открыл минералку и стал пить, проливая на галифе.
Это Механошин! громко зашептал Хазин. Он давно к твоей бабе присматривался!
Паша запел.
К какой бабе? не понял Роман.
К Сарре!
У меня не Сара
Паша Воркутэн между тем выбрал из публики несколько пожилых женщин-ветеранов, заманил на сцену и стал дарить цветы. Я думал, что мне показалось издалека, но, вглядевшись, обнаружил, что так и есть дарил цветы. Большой букет держала Зинаида Захаровна, Паша брал из него гвоздики, вручал, пожимал руки.
Мне кажется, это красиво, Хазин указал на сцену. Комплексный подход
Цветы кончились, Воркутэн поклонился публике, лихо подхватил Зинаиду Захаровну и принялся с ней танцевать, не забывая, впрочем, петь.
Многие из зала забыли про угощения и полусладкое, забрались на сцену и теперь танцевали с Пашей. Паша Воркутэн был решительно неотразим.
Витя, записывай в блокноты это нужно использовать, сказал Хазин. Этот блатняк довольно сложно связать с нашей темой, вряд ли адмирал Чичагин принимал такое
Да это не блатняк ни капельки! перебил Роман. Это имитация Жалкий симулякр! Суффикс «ся» никогда не употребляется в подобных коннотациях
Шмуля может в слова, хихикнул Хазин. Подвинь лучше минералки, композитор
А теперь немного повеселимся! объявил Паша в микрофон. Веселая танцевальная песня, простая и жизнерадостная!
Такая, Шмуля, ла-ла-ла-лула, Хазин похлопал Романа по плечу. Этот вот лалула сейчас твою бабу в Кинешме
Хазин выразительно щелкнул языком.
И теперь это все навсегда. Хазин обнял Романа.
Да пошел ты, ответил Шмуля. Художник
Я художник, а это Витя, мой друг-писатель, сообщил Хазин. «Пчелиный хлеб» читал? Или ты только про пидоров читаешь?
«Пчелиный хлеб» я читал, ответил Роман. Пчелиный хлеб это прополис. Прополис с древнегреческого это «За город». «Загород», короче Ты понимаешь, мы собирались поехать за город, а там возникли сложности
Пчелиный хлеб это перга, зачем-то поправил я.
Витенька, так твой роман называется «Пергад» а нет, «Пердак» гадко хихикнул Хазин.
Я не ответил.
Паша между тем триумфально закончил выступление. Зал рукоплескал. Я оглянулся. Начальственный стол поредел. Исчез врио, исчез мэр Механошин, на правом краю сидел полярник, на левом Алексей Степанович, он что-то рассказывал полярнику через закуски и салат. Паша кланялся со сцены.
Витя, ты прав, сказал Роман. Ты совершенно прав, везде сплошная перга
Мы разговорились со Шмулей о перге и литературе, Шмуля много читал, а вот сейчас, за столом, зачитал стихи. Про детство, солнечные пляжи и ручейников в сумрачных водах, там еще птичка была
И я хочу стихи! неожиданно воскликнул Хазин. Я давно сочинил!
Он выскочил из-за стола.
Ты куда, дурак, сейчас в программе пантомима
Кажется, это сказал Шмуля.
Хазин быстро пробрался между столами к сцене и запрыгнул на нее. Из-за кулис решительно выступил молодой человек в костюме, но почему-то остановился. Зинаиды Захаровны на сцене не стояло, и Хазин завладел микрофоном.
Хазик! Зажигай! воскликнул Роман.
Я оглянулся. За начальственным столом уже снова сидели и врио, и мэр Механошин, на сцену они не смотрели, что-то обсуждали.
Здравствуйте, неожиданно трезвым и твердым голосом произнес Хазин. Я рад приветствовать вас в этот день!
Зал вежливо похлопал. Хазин не унимался.
Я представляю здесь ложу поэтической герильи «Перга и лопата», сообщил он. И от имени нашего тайного общества я имею честь осуществить эстетическую обструкцию! Сейчас я прочитаю мини-поэму в двенадцати скажениях, посвященную
Хазин набрал воздуха:
Посвященную гибели станции «Мир»!
Из зала раздались одиночные аплодисменты, я посмотрел хлопал в ладоши Алексей Степанович Светлов. Врио и мэр смотрели на него оторопело.
Хазин набрал воздуха и начал читать, размахивая правой рукой:
На этих строках Роман засмеялся так, что прикусил язык. Хазин читал, размахивая руками:
Много. Много сегодня культуры. Перебор культуры. Звенящий день.
Стол МЧС переглянулся со столом милиции, и все вместе они вопросительно посмотрели на стол начальства. Врио губернатора задумчиво ел грушу. Хазин продолжал читать. Рядом со мной шепеляво засмеялся Шмуля.
А я тоже хотел про станцию «Мир» сочинить, признался он. Песню А этот урод опередил
В зале установилась тишина. Все перестали есть и пить. Алексей Степанович Светлов интеллигентно, но выразительно захлопал в ладоши. Вслед за ним захлопал и врио, а потом и мэр Механошин. И весь зал, включая стол МЧС. Я бы сказал, что некоторые хлопали искренне. То есть стихи, кажется, понравились.
И еще хочу сказать, сказал Хазин. Озвучить, так сказать, тему, давно витавшую в воздухе. Надо взглянуть правде в глаза! Надо не побояться и переименовать! Переименовать!
Мэр растерянно поглядел на врио. Врио пил минералку.
Вот и Алексей Степанович высказывался всецело за
Хазин поклонился Алексею Степановичу, тот помахал Хазину вилкой. Привставшие было сотрудники милиции в недоумении опустились обратно. Печальный гляциолог ел бутерброд.
Переименовать районную газету «Чагинский вестник» в «Сучий крестник»!
Стало тихо.
Витя, прошептали мне в ухо. Мне кажется, вы перегибаете.
Федор. Он стоял за моей спиной и напряженно улыбался.
Да это он сам придумал, сказал я. Я-то
Это эстетическая обструкция, пояснил Роман. Протест против пошлости и лизоблюдства.
Федор поглядел на Шмулю с подозрением.
А что такого-то? спросил я. Это же искусство
Витя, не надо искусства, попросил Федор. Не надо, а?
Давайте проголосуем демократически! продолжал со сцены Хазин. Кто за поступившее предложение?
Витя! сказал Федор.
Я за! Роман поднял руку.
Я поднялся из-за стола и поспешил к сцене.
Хазин явно собирался прочитать еще одно стихотворение, но я уже добрался до сцены и вытолкал его за кулисы. Хазин сопротивлялся, я незаметно щелкнул его по печени и прижал к стене.
Народу понравилось! пытался вырваться Хазин. Я имел успех! Давай еще
У нас не поэтический вечер, напомнил я. Сейчас по списку пантомима.
Я с детства люблю пантомиму! упорствовал Хазин. Я занимался в студии
Я вжал Хазина в стену покрепче. Показались девушки с гитарами. К нам приблизилась возмущенная Зинаида Захаровна, она хотела сказать гневное, но Хазин опять вырвался. Я промедлил, Хазин же сгреб Зинаиду Захаровну в охапку и сочно поцеловал в губы.
Евдокия Пандемониум выдохнул Хазин. Обоссаться
Зинаида Захаровна влепила Хазину оплеуху. Я сграбастал его за шиворот и с трудом стащил в зал.
Врио и мэр снова что-то обсуждали, на нас они не смотрели. А Алексей Степанович смотрел и улыбался.
У нас свобода творчества, разглагольствовал по пути Хазин. Я хочу выступать
Зинаида Захаровна поправляла костюм. Блестки на костюме девушек с гитарами вспыхивали искрами.
Почему пантомима с гитарами?! возмущался Хазин. Пантомима вершится в безмолвии
Хазин сопротивлялся. Ветераны труда и сцены, работники медицины и образования, сельские и городские люди смотрели на нас с неодобрением.
Возле начальственного стола Хазин сумел меня задержать и спросил у полярника:
Зачем вы съели своих собак?
Полярник отрицательно помотал головой. Зинаида Захаровна постучала в микрофон и как ни в чем не бывало объявила:
Друзья! Наш вечер продолжается! И у нас снова праздник вокала! Сейчас девушки из ансамбля «Дилижанс» исполнят австралийскую народную песню.
Я тоже знаю одну австрийскую народную песню! Хазин попытался схватиться за стол МЧС.
Я схватил Хазина покрепче и усадил на стул возле колонны. Сам сел рядом. За нашим столом никого больше не было, разбежались, нас дождался только Роман.
Твои стихи говно, с мстительным удовольствием сообщил он.
Хазин не ответил, взял бутылку, разлил по рюмкам.
Заиграл ансамбль «Дилижанс».
Австрийская народная песня вздохнул Хазин. Ансамбль «Декаданс» Кафка и Гашек сняли монашек
А Роберт Музиль в бане бузил, вставил Роман.
Я поглядел на Романа с уважением. Нет, на трезвую голову я не ценитель дешевых каламбуров, но в пьяном состоянии не каждый умеет. К тому же культура
А может, и в грязелечебнице! пискляво грассируя, добавил Хазин.
Девушки запели. Хорошо, отметил я. Секция гитары и проникновенного пения ансамбля «Дилижанс» оказалась на высоте. Хороший концерт, не ожидал
Хазин неожиданно заплакал. Странный день, сейчас я начал понимать это особенно остро. Странный день, и я в нем начал немного теряться.
Зачем-то снова посмотрел на дверь.
Полярник удалился, а Кристина стояла у подоконника в фойе. В каком-то дурацком платье. Она не любила платья, я помнил ее в платье один раз, в первую встречу. Я шел ловить тритонов, а она сидела на остановке и ожесточенно причесывала куклу. Мне было восемь, я ненавидел кукол и любил танки, но почему-то остановился. Не знаю, остановился, наверное, из-за злобного выражения лица девчонки. Такая могла любить танки. Я сел рядом. Спросил, как ее зовут, а она сказала, что Кристина. Мне имя показалось необычайно глупым, похожим на крысу, я посмеялся, а она меня ударила в нос. Потом мы пошли вместе ловить тритонов. Я хотел их в трехлитровую банку посадить, а Кристина велела их выпустить. Я выпустил. Мы подружились.
Сейчас она стояла у окна одна. Не знаю, мне вдруг стало Кристину очень жаль. На третьем куплете австралийской народной песни я решил с ней поговорить. Я встал и направился к выходу из зала.
Витя! позвал Хазин. Ты куда уходишь?! Тут самое интересное начинается! Кто может рог его согреть?
Тебе, Хазик, надо работать над ритмикой, поучал Роман. А ты мне про какого-то клопа
Я вышел в фойе. Но Кристины там уже не было, Федора тоже. Туда-сюда бродили редкие гости и некоторые артисты, на дальнем подоконнике сидела злая Аглая в пуховике. Точно, в пуховике, рядом на подоконнике синел плюшевый дельфин. Мимо прошла Большуха с баяном и палкой колбасы. Сквозь стеклянную дверь я снова увидел Кристину, она стояла на крыльце и курила. Раньше она не курила. Я решил подойти. Лучше, наверное, подойти. Может, ей помощь нужна или поговорить
Виктор!
Я обернулся. Аглая.
Говорила с трудом, похоже, выступление на сцене усугубило ангина, скорее всего. И глаза выпучились.
Я хотела у вас спросить Вы что-нибудь сейчас сочиняете?
Немного, ответил я. Мой друг Хазин сочиняет поэму, она называется «Атлас» Что-то про «Атлас».
Нет, не Хазин, а вы. Вы конкретно.
Аглая указала пальцем на меня.
Я же говорю, Хазин сочиняет.
Ваш этот Хазин паршивый поэт, проскрипела Аглая.
Спорный вопрос
Но поэт, добавила Аглая. Паршивый поэт.
И уставилась на меня наглыми глазами. Красное пятно в левом глазу расплылось, с пять копеек стало.
Намекаешь, что я вроде не писатель? тупо спросил я.
Мне тут же сделалось стыдно, будто действительно хотел доказать этой сопливой хамке с кривыми зубами, что я писатель.
Вы алкоголик, сказала Аглая. И пишете говнокниги про разные говногорода.
Я не нашелся, что ответить, и сказал:
А ты малолетняя дура.
Подбежала Нина Сергеевна.
Аглая! зашипела Нина Сергеевна. У тебя температура! Я тебя убью сейчас! Быстро домой! Ты у меня не выйдешь! Я тебя к тетке отправлю!
Не дожидаясь ответа, Нина Сергеевна схватила Аглаю за руку и поволокла к выходу. Аглая хотела мне сказать еще какую-то гадость, но не успела. Дельфина она забыла на подоконнике.
С нами наш новый гость! послышался из зала голос Зинаиды Захаровны. Исполнительница классических песен и баллад
Душно стало, я прихватил дельфина под мышку и поспешил на воздух.
Кристины на крыльце не было. Возле угла КСЦ курил Большак. Из КСЦ лилась музыка, романс «В лунном сиянье», исполняемый классическим гитарным строем, с архаичными вокальными завываниями и дребезжанием голоса.
Я сел на скамейку под куст ирги, посадил рядом с собой дельфина.
Тепло. По аллеям возле «Дружбы» гуляла пыль. Хорошо бы пива холодного, подумалось. В «Чагу», смотреть за поездами.
Мимо прошагал мужик с корзиной, мне показалось, что я его раньше видел, наверное, он когда-то работал в «Музлесдревке». Зачем ему корзина в июне
Сколько времени? спросил я.
Колосовики.
Пять часов, не оборачиваясь, ответил мужик.
Ты куда с корзиной? спросил я.
Мужик не ответил.
Из «Дружбы» вывалился Хазин, за ним Роман, оба покачивались. Из кармана у Шмули торчала бутылка шампанского, Хазин был настроен решительно. Они заметили меня и неуверенно приблизились.