Да, красивое. Три раза перечитала.
Не надоело?
Не помогло.
Как так?
Ты не понимаешь, ты не хочешь понять. Я не знаю, что это было для тебя любовь или так, но те жаркие слова к другим женщинам до сих пор сидят у меня в голове, до сих пор разрывают мое мироощущение, стоит только вспомнить, стоит только задеть эту ранку. Мне надоели эти сочувствующие вздохи со стороны, будто там, где мы сейчас живем, был гарем. Не надо думать, что я пай-девочка, дурочка, которая все время будет стелиться за тобой. К тому же я начала ощущать эту разницу в возрасте. Ты хочешь детей, я нет, я не хочу упустить свою юность, которая у меня одна, я не хочу оказаться сразу же в быту, минуя эту станцию под названием «Молодость», на которой ты уже погулял. В этот момент поезд остановился, и часть пассажиров вышла. Как только двери закрылись, Фортуна продолжила: Мне надоело находиться под твоим чутким вниманием. Мне хочется собственных ошибок, которые должны случаться в этом возрасте. Меня пугает размеренность нашей жизни, твоя мудрость, которая ведет меня за ручку безопасным мосточком через реку юности, сразу во взрослую жизнь. Мне хочется обычных девичьих глупостей. Мне нужен воздух, веселье, публика.
То есть ты решила начать новую публичную жизнь? Тебе не кажется, что здесь маловато народа? окинул я вагон, в котором было не более пяти пассажиров.
Главное, чтобы они были людьми.
С кем, интересно?
Ты думаешь, у меня нет вариантов, что больше я никому не нужна?
Нужна, ты мне нужна.
Ошибаешься.
Я не мог в тебе ошибиться, сел я снова на свое место.
Может, ты ошибся в себе.
Черт, конечно! Как я мог забыть! Это все недостаток эндорфинов, рылся я в рюкзаке, потому что на случай упадка настроения, как у всякого дрессировщика, для прирученной, но по-прежнему дикой кошки под рукой должен быть кусок шоколада или красное-прекрасное словцо, которым можно было бы с ходу расположить к себе или наградить за исполненный терпения трюк. Но сахара под рукой не нашлось, а слова все оказались стары, я пошел на крайние меры, неожиданно подскочив к Фортуне и вонзив в ее губы свой поцелуй. Прежде чем она успела что-то сказать, я захватил ее нежные розовые уста, закрыв эту наскучившую устную тему.
Никогда мне не было так хорошо, как сейчас, вытерла она через минуту словами свои набухшие страстью губы.
Мне тоже, пожалуй, не будет, вздохнул спокойно, понимая, что гроза миновала и можно стряхнуть с себя капли нахлынувших эмоций. О чем это мы так бесполезно спорили?
Я уже и забыла, помню только, что мне было холодно от недостатка внимания, ты на голое тело мое накинул плащ из своих поцелуев.
* * *
Что ты с утра такая хмурая?
Не проснулась еще, уже всматривалась она, как в зеркало, в экран своего ноутбука.
Так буди себя, иначе этот день за тебя проживет какая-то сволочь, которая будет нудеть, капризничать и выедать мой мозг. Елку будем наряжать?
Может, сначала меня? Вроде праздник завтра, а настроения никакого, не отрывалась она. Новый год, где он? Не чувствую.
Мир изменился. Мне кажется очень странным видеть любимую женщину сидящей в канун Нового года у компьютера. Что ты там можешь почувствовать?
А где мне сидеть, под елкой?
На моих коленях, вертел я в руках банан. Оторвись!
Фортуна закрыла пасть ноутбуку, встала, сделала по комнате несколько плавных шагов и совершила посадку ко мне на колени:
Сейчас оторвемся.
Я приобнял ее:
Неожиданно.
Неожиданно?
Неожиданно быстро, вскрыл я банан и откусил.
Как снег на голову?
Нет, как легкий туман. Тебе слово, протянул я ей банан, словно микрофон.
Это что, интервью?
Да, Фортуна, несколько вопросов о смысле жизни в канун Нового года. Новый год на носу. А ты? Что такая грустная, неудовлетворенная?
Я?
Ты. Что ждешь от Нового года?
Весны.
Какую глупость женщины ты считаешь самой чреватой?
Выйти замуж без любви.
А если мыслить глобально?
Не выходить замуж вовсе.
Новый год когда-нибудь одна встречала?
Нет.
Хочешь попробовать?
Боязно. Вдруг не придет.
Что ты считаешь главным в мужчине?
Если у мужчины нет чувства юмора, то и с остальным беда.
Что ты чувствуешь, когда тебе звонит настоящий мужчина?
Гудки по всему телу.
В этот момент завальсировал на столе телефон.
Звонок от наших слушателей, высветился на экране незнакомый номер Они хотят знать, что вы думаете о любви, сунул я банан в руки Фортуне.
Любовь самое абстрактное из всех понятий.
Вы так считаете? отобрал я плод, который она даже не успела вкусить.
Да, выхватила она вновь «микрофон». Любовью можно заниматься, даже когда ее нет, откусила белую плоть.
Так вы спите без любви?
Любила ли я всех тех, с кем спала? Если я скажу «да», то, безусловно, совру, если «нет», то это будет означать, что соврала им.
Где же правда?
Правда всегда в последнем.
Так как время наших бананов уже подходит к концу, последний вопрос, откусил я от плода еще немного и протянул остаток Фортуне: Вы способны на безумие?
Я да! Тебе достаточно поцеловать меня в шею, доела она банан и аккуратно повесила шкурку на спинку дивана.
В таком случае покажи, где у тебя шея, и я отведу тебя туда.
Для тебя везде. Для тебя я сплошная шея.
За Новый год! поцеловал я ее в шею. Чувствую, он будет хорошим.
Откуда такая уверенность?
Не волнуйся, от противного.
Я спокойна. Когда я волнуюсь, то все время стою перед выбором: взять себя в руки или бокал.
В руки возьму тебя я, подожди пять секунд. Я поднялся и вернулся в комнату уже с фужерами и бутылкой шампанского. Думаю, нам надо начать с бокала. Новый год все-таки скоро, упал я в постель и начал откупоривать вино. Из бутылки вылетела пробка и завертелась где-то под столом, я быстро разлил по бокалам пену.
Хороший год всегда начинается с шампанского! передал я один фужер Фортуне. Надо просто выпить.
А джина нет?
Ты считаешь, он справится?
Все-таки пахнет елкой. Мне бы лучше того, что исполняет желания.
Я к вашим услугам, сомкнул я ладошки перед лицом и поклонился.
Вы настоящий?
Потрогайте.
Вам же может понравиться! А дома небось джиниха с джинятами?
Нет, я безнадежно одинок. Да и кто захочет в наше время жить в таком тесном двухкомнатном сосуде?
Я, ответила скромно Фортуна.
* * *
Чай будешь?
Есть повод?
Утро.
Что ты там увидел? спросила Фортуна, подавая мне чашку.
Она опять плакала всю ночь? не отрывал я глаз от окна, за которым отсыревший асфальт блестел разливами луж.
Разве ты не слышал, как она ревела? Я даже знаю, по какой причине. Ты изменял ей со мной этой ночью.
Да? обжег я губы следующим глотком.
Всю ночь она наблюдала наши жаркие тела.
Да, было неплохо. Но мне казалось, что ей до лампочки, что она смотрит на все это одним глазом.
Просто не подавала виду, женщины умеют притворяться, накручивала свой золотистый локон на палец Фортуна.
В следующий раз надо занавесить окна, наконец я почувствовал вкус чая. Раньше мне казалось, что природа равнодушна к нам и к тому, что мы делаем.
И природа способна ревновать.
Одевайся, пойдем прогуляемся. Может, она нас простит, по крайней мере, плакать она уже перестала, поставил я чашку на стол.
Куда? Ты забыл, что скоро приедут мои родители? Я собиралась готовить утку с яблоками.
Стоило ли тогда нам так наряжаться? окинул я ее, полуголую, в одной майке и трусиках и себя в шортах.
Ты заметил? Раньше это кольцо тебе не нравилось, стала она внимательно рассматривать полоску обручального золота на безымянном пальце, которое служило гарантом моего предложения.
Ему бы камень побольше.
Зачем больше?
Чтобы можно было кинуть в чужой огород.
Они же придут просто на нас посмотреть, собирала посуду со стола Фортуна.
Уповаю на то, что они слепо любят нас.
Циник.
Дай хоть чай допить, оставил я свою чашку в руке.
Им же интересно знать, как мы живем, накинула Фортуна фартук и включила воду в раковине.
Ты хотела сказать, как мы переживаем?
Да, как я живу с их другом. Пусть думают, что в раю, прибавили она громкость своему голосу, чтобы он был звонче падающей из крана воды.
Я смогу тебя хотя бы целовать?
А что, разве в раю нельзя?
Не знаю, надо спросить у тех, кто там был. Хотя, я думаю, там и без этого должно быть хорошо.
Без секса? оглянулась на меня Фортуна.
Без морали.
* * *
Значит, можно, отправила она моему припухшему ото сна лицу воздушный поцелуй.
Да, думаю, в браке можно.
Если считать, что брак это союз равных по воображению людей.
Как ты его крепко обозначила.
Он крепок до тех пор, пока один не начнет воображать из себя невесть кого, укладывала она чистую посуду в шкаф.
Надо быть Богом хотя бы для того, чтобы верили.
* * *
Улыбка никогда не покидала ее лицо, словно жила своей отдельной жизнью в счастливом государстве, которое развивалось по своим оптимистическим законам, несмотря на социальные и экономические проблемы, возникавшие в нем время от времени. Чудовищная внутренняя сила и доведенная до абсолюта женственность не позволяли ей расслабиться, раскиснуть. Лишь изредка, когда настроение выливалось за край, она могла вспылить. Лара стояла у окна и наблюдала, словно биолог, как по стеклу ползли прозрачные гусеницы, то сжимаясь и ускоряя свое гибкое тело, переходя на бег, то замедляясь, чтобы остановиться совсем.
Что ты загрустила?
Дождь.
Где? Снег же идет.
Да, снег. А в душе дождь.
Тебе нельзя грустить. У тебя же дети, пытался шуткой остановить этот ливень Антонио.
Да при чем здесь дети? Я про вечер.
Ты же сама сказала, что твое настроение ни к черту и не надо обращать на тебя внимания, расстегивал Антонио запонки на рубашке.
Но это совсем не значит, что надо его обращать на других. Лара не могла оторваться от окна, где тихо падал снег, придавая торжество этому моменту. Казалось, в эту ночь он хотел окончательно похоронить все ее мечты.
На каких других?
На себя. Ты же весь вечер занимался только собой: ел, пил и смеялся. А я? Ты хоть раз вспомнил обо мне? Со стороны могло показаться, будто мы абсолютно чужие люди, едва знакомые.
Если бы я знал, что твое настроение останется там
Его давно уже нет, разве ты не заметил? Хотя что я говорю, ты давно уже ничего не замечаешь.
Не надо было никуда ходить. Зачем мотать себе нервы? Черт с ними, пусть живут как хотят, в конце-то концов, это их жизнь.
Мы и так никуда не ходим. Ты же, кроме своего неба и парашютов, ни черта не видишь. Но ведь сверху тебе должно быть видно гораздо больше. Прыгаешь, прыгаешь, а падать-то все равно вниз.
Антонио молча стянул с себя рубашку, словно это была его вторая кожа, и кинул ее на стул. Однако попал на край, и та начала медленно сползать на пол, даже пустые рукава ее бессильно пытались зацепиться за место, но тщетно. Антонио не придал этому факту значения, его равнодушие означало только одно что ему тоже все осточертело.
В последнее время ты все больше отвечаешь мне молчанием.
А ты хочешь говорить о погоде? сел он в кресло.
Нет, но это же не повод для того, чтобы молчать. Надо радоваться жизни.
А разве молча нельзя? вздохнул муж.
Можно, но зачем?
Чтобы не мешать тем, кому грустно, посмотрел он на большой фотопортрет на стене, где Лара, приложив указательный палец к губам, намекала на молчание. Фото было сделано в этой же комнате, им лично, когда они вернулись с вечеринки поздно вечером: он молодой лев, готовый растерзать ее, взорвать эту кровать безудержной любовью, чудовищной по силе бомбой в тестостероновом эквиваленте, взять ее молодую, но умную львицу, которая ни в коем случае не хотела разбудить родителей, что спали за стенкой.
Ты видел, как они смотрят друг на друга? не услышала шепот его мыслей Лара.
Кто?
Оскар и Фортуна. Ты ничего не видишь. Все пространство вокруг них дышит любовью. Как ты не понимаешь? Мне сейчас не хватает каких-то банальных слов, которые раньше ты произносил, не задумываясь: как ты прекрасна этим утром, какая ты сексуальная в этом белье, какая ты вкусная. Несколько слов, чтобы растопить зиму за окном и за пазухой. Не хватает элементарного теплого вранья.
Что ты хочешь этим сказать?
Ничего. Я научилась хотеть молча, сняла последнюю заколку Лара и отпустила пастись ворох своих бесконечных волос.
Сейчас я тебе поставлю про любовь. Антонио включил телевизор.
Знаешь, с некоторых пор я боюсь вечеров, пересела она от зеркала на кровать, взяв в руки глянец. И, найдя что-то интересное, медленно сползла в лежачее положение.
И что тебя в них пугает?
Пустая кровать, на которую смотрит телевизор.
Ты же знаешь, это все моя чертова работа, безуспешно переключал программы Антонио. В голове его все еще бродил щедрый французский коньяк, споивший уже все нейроны.
Ты так много работаешь, что не остается времени для любви.
Надо же приносить пользу обществу.
Я пас. Я не хочу быть полезной.
Почему?
Потому что сразу же найдется тот, кто начнет извлекать из этого выгоду. Не волнуйся, я не про тебя, ты слишком далеко. Когда-то я тоже думала, что мы вдвоем можем свернуть горы, а что в итоге? Уже много лет, вместо того чтобы свернуть нашу любовь, как грязную постель, и кинуть в стирку, сворачиваемся в клубок, защищая свой внутренний мир, боясь признать, что наша некогда страстная кровь любви свернулась, как прокисшее молоко. Разве ты не замечаешь, что каждый твой отъезд уносит тебя все дальше от реальной жизни? Хоть бы научился писать эсэмэски, скинула с себя платье Лара.
Я же тебе отправил вчера эсэмэску, ты мне не ответила, все еще листал программы муж. Наконец остановился на каком-то черно-белом фильме.
Эсэмэска не цветы.
Столько одиноких женщин, столько одиноких мужчин. Отчего же людям не спать вместе чаще? стал он обсуждать сцену на экране.
Ты про нас?
А мы что, редко?
А по-твоему, часто? Мне кажется, секс для нас становится самой большой редкостью.
Я не знаю, какими категориями это определять.
Ну скажи мне, ты помнишь, когда это было в последний раз?
Сразу не скажу.
Значит, редко.
А часто когда? переключил на футбол Антонио и лег рядом со своей женой.
Когда не можешь забыть.
Может, завтра в кино сходим? попытался обнять он ее в постели алкогольным дыханием.
Может, сразу на кладбище?
В смысле?
В кино, в кафе, в гости всегда нужен еще кто-то, третий. Знаешь почему? Потому что ты боишься, что вдвоем мы сдохнем, сдохнем от скуки, отложила она журнал и посмотрела прямо в пьяные глаза.
Давай заведем кота или другое домашнее животное.
Меня заведи сначала, потом котов. Люби меня такой, какая я есть.
А когда тебя нет?