Но ведь вы такой Она замялась, подбирая слово, чтобы снова не задеть своего спутника. Такой невысокий.
Уж никак не ниже тебя, дитя, отозвался тот. Думается мне, к собственной особе ты так не обратилась бы.
Лете представлялось, что лесной житель всё же немного ниже её самой, однако она сочла за лучшее не затевать спор. Вместо этого она сказала:
Может быть, вы назовёте своё имя? Тогда мне не придётся гадать, как к вам обращаться.
В именах мало проку, было ей ответом. Впрочем, коль скоро тебе любопытно, изволь. Имя мне Ги́лас.
Гилас повторила Лета не без удивления. Разве бывает такое имя? Никогда не слышала.
Неразумное дитя, сказал её новый знакомый, если ты чего-то не знаешь, это вовсе не означает, что такого не существует в природе. Это говорит лишь о твоём невежестве, только и всего.
Тут он остановился, обернулся к Лете и добавил:
А между тем мы уже пришли. Прошу.
Он вытянул руку в сторону, очевидно, указывая на что-то, однако Лета не увидела там ничего, кроме деревьев и кустов. В недоумении взглянула она на Гиласа, и тот, словно прочитав её мысли, сказал:
Хорошенько приглядись, дитя, и тебе всё откроется.
Девочка снова перевела взгляд туда, куда указывал Гилас, присмотрелась и тут только различила очертания маленькой хижины, которая так искусно была скрыта среди ветвей, что, будь Лета одна, ни за что на свете не заметить бы ей этого удивительного жилища. Она поделилась этой мыслью со своим новым знакомым, и тот, хмыкнув, заметил:
Неудивительно. Вы, люди, вообще ничего дальше своего носа не видите.
Жилище его скорее напоминало диковинный куст, в котором кому-то вздумалось проделать два неприметных круглых окошка и низенькую дверку. Хижина казалась такой маленькой, что Лета засомневалась, сможет ли зайти внутрь. Однако, к своему удивлению, она безо всякого труда перешла порог (хоть и пришлось наклониться, чтобы не стукнуться головой) и увидела, что внутри лесной домик куда просторней, чем должен бы быть. Лета подивилась этому про себя, но ничего не сказала, чтобы опять не услышать о том, насколько она невежественна.
Прошу садиться, между тем сказал Гилас, указав на один из пары стульев, которые, как видно, были сплетены из веток и потому мало походили на те, что Лета привыкла видеть в родном городе.
Однако, несмотря на все свои странность и неприглядность, стул оказался довольно удобным. Устроившись, Лета принялась вертеть головой по сторонам, с любопытством разглядывая убранство хижины. Она не увидела почти ничего из того, к чему привыкла, и что было в любом другом доме, где ей доводилось бывать: не было тут ни красивых занавесок на окнах, ни вышитых подушек, ни затейливых украшений словом, ничего такого, что обычно придаёт уют людскому жилищу. В лесной хижине всё было устроено просто и без затей. Кроме двух стульев, небольшого стола да нескольких узких полок, на которых выстроились ряды неказистых глиняных горшочков, никакой мебели Лета не увидела. Зато всюду царили чистота и порядок, если не считать большого закопчённого котла, что висел над очагом в углу и явно давно не видел ни мыла, ни щётки. Однако это исключение ничуть не мешало лесному дому выглядеть милым и уютным.
Лета, верно, чересчур увлеклась, разглядывая жилище Гиласа, потому что тот с некоторым раздражением оторвал её от этого занятия.
Не так уж велик мой дом, чтобы тратить полдня на его осмотр, сказал он.
У вас очень мило, с улыбкой поспешила сообщить Лета.
Благодарю, церемонно кивнув, промолвил Гилас.
А у нас дом из камня, продолжала девочка. Он на самой окраине, зато из окна виден луг, и чудо-роща, и Лазурная Змейка, и
Что-что? вдруг перебил её Гилас. Не послышалось ли мне? Что лазурное?
Лазурная Змейка, повторила Лета. Что такого она сказала? Отчего её новый знакомый изменился в лице? Так мы называем речку, что течёт за городом. Она узкая и вьётся по лугу прямо как
Довольно, я понял, снова вмешался Гилас. В голосе его слышалось недовольство. Не самое удачное название, я бы сказал.
Почему? недоумённо спросила Лета. Чем плохи змеи?
Коварные, злокозненные существа, пробурчал Гилас. Ни капли добра от таких не дождёшься Впрочем, не будем об этом. С этими словами он уселся напротив и добавил: Вот теперь, полагаю, настало время даров. Как ты назвала то, что принесла с собой?
Ох, я ведь чуть не забыла про пирог, немного смутившись, сказала Лета и, поспешно развязав бечёвку, положила свёрток на стол. Не найдётся ли у вас тарелка?
Найдётся. Гилас кивнул, и в следующее мгновение перед Летой появился небольшой гладкий деревянный круг. На привычные ей тарелки он был не очень-то похож, но всё же вполне годился, чтобы положить на него кусок пирога.
Увидев угощение, Гилас совершенно переменился в лице. Он перестал недовольно хмуриться, исчезли подозрительность и надменность. Вместо них появилось спокойное любопытство, а в голосе его, когда он произнёс слова благодарности, Лета услышала мягкость.
С величайшей осторожностью, будто угощение было чем-то очень хрупким, Гилас отломил маленький кусочек пирога, положил его в рот, пожевал и глубоко вздохнул. Никогда ещё Лета не видела, чтобы кто-то ел с таким наслаждением. Она знала, что пирог исключительно вкусен, и сама очень любила мамину выпечку, но ведь это был всего лишь пирог самое обычное дело. А Гилас ел так, будто это лучшая вещь на свете. Лета подивилась этому, и в душе её шевельнулась жалость: неужели Гилас ни разу в жизни не пробовал пирога? Судя по всему, так оно и было, и девочка решила, что это очень несправедливо.
«Нужно непременно принести ещё чего-нибудь вкусного», подумала она и от этой мысли улыбнулась.
Гилас тем временем, съев ещё один кусочек, обратился к Лете.
Что же ты сама не ешь, дитя? спросил он. Не годится мне одному вкушать такие яства.
Нет-нет, это всё вам, сказала Лета, улыбнувшись так тепло, как только могла. Я этот пирог уже ела. К тому же я совсем не голодна.
Не очень-то разумно отказываться от подобного лакомства, заметил Гилас. Однако дело твоё Но кто же сотворил столь изумительное кушанье? Полагаю, твоя матушка?
Лета кивнула.
Так я и думал, сказал Гилас. Цени это, дитя. Это великое счастье!
Я знаю, согласилась Лета. Тётушка Селеста всегда говорит, что у мамы золотые руки.
Как ты сказала? не понял Гилас и, когда Лета повторила, задумался, а затем спросил: Что за польза от рук из золота? Как же движутся её пальцы?
О нет, это только так говорят, объяснила Лета. Кажется, это называется «образное выражение». На самом деле руки у мамы самые обычные.
Весьма странно, весьма произнёс Гилас. Впрочем, удивляться не приходится.
Пока он доедал пирог, Лета снова осмотрелась и спросила:
И вы живёте тут совсем один?
Гилас кивнул.
Как интересно, сказала Лета. Мне ещё никогда не доводилось видеть отшельцев.
Кого? удивился Гилас.
Отшельцев, повторила Лета. Я читала о них в книжках. Это такие особые люди. Они забираются в какие-нибудь глухие необитаемые края, когда соседи начинают чересчур им докучать.
Ты, верно, говоришь об отшельниках, с усмешкой сказал Гилас. Что ж, вероятно, меня можно так назвать, хотя докучливых соседей у меня никогда не было.
А почему вы живёте в лесу? спросила тогда Лета.
А почему ты живёшь там, где живёшь? ответил Гилас вопросом на вопрос.
Ну Лета замялась. Там мой дом.
Именно так. Гилас кивнул.
Разве дом может быть в лесу? удивилась Лета.
Дом может быть где угодно, сказал Гилас. Он там, где живёт твоё сердце.
Где живёт сердце задумчиво повторила Лета. Да, неверное, так Но ведь в городе красивее и удобнее, чем в лесу.
Это как посмотреть, возразил Гилас. В городах чересчур много камня. Он угнетает, лишает сил, и потому мне там не место. Лишь в лесу могу я быть самим собой в полной мере.