Солнце село. Орел, покачиваясь, спускался к опушке: он обнаружил жертву.
У подножия водопада появилась Нура, я бросился к ней. Она сдержала мои излияния чувств.
Оденься. Не то мы снова поведем себя как животные.
И тут же сама исправилась:
Как счастливые животные
Это рассмешило нас обоих. Я подхватил протянутую тунику. Когда я надел ее, Нура взглянула на меня с восхищением:
Я на глазок знаю твой размер.
Ткань идеально облегала мое тело. Я повязал шерстяной пояс, и подол поднялся до середины бедер.
Многие девушки мечтали бы иметь стройные ноги и тонкую талию, как у тебя, прошептала она.
Я похож на девушку?
Ни в коем случае.
Привстав на цыпочки, она вознаградила меня быстрым поцелуем.
Пойдем. Давай наконец поговорим.
Потому что я одет?
Пристойность облегчает искусство беседы.
Она пошла по тропинке, ведущей вниз, а не к водопаду. Я напрягся.
Разве мы не поднимемся в нашу пещеру, Нура?
Нет, только не в твою больничную палату. Я и так слишком долго не смыкала там глаз над тобой.
А я-то уже понадеялся повторить ощущения нашей встречи после долгой разлуки! И теперь испытывал удивление, смешанное с разочарованием. Она шаловливо схватила меня за руку и погладила ее:
Какая разница?
Потом отпустила и углубилась в лесные заросли. Я последовал за ней. Женщина, которую я любил, требовала, и я шел за ней; мы шагали, движимые желанием и переполненные тысячами историй, которыми хотели поделиться друг с другом.
По пути я рассматривал Нуру. И в который раз восхищался ее чудом. Будь то ветер, испепеляющая жара или проливной дождь, она никогда не выглядела растрепанной; если же выбившийся из прически локон падал ей на щеку, казалось, будто она сделала это специально. Никогда ни один палец на ее ноге не покрывала пыль, как если бы она носила сандалии просто для красоты, без всякой утилитарной цели. Никогда ее платье не цеплялось за колючий кустарник, и острые шипы не рвали его. Никогда ни единое пятнышко не марало ее вышивки. Во всей вселенной Нура не знала ни одного недруга: все покорялось ей. Она проявляла себя такой, какой решила быть. Изящное своеволие было ее естеством.
Солнце скрылось, и вместе с ним ушла жара, во тьме принялся шуровать ветер, которому были ненавистны сумерки.
Мы вышли на лысый пригорок. Посреди него высились менгиры. В полумраке их очертания обретали пугающую плотность, казались настолько крепкими и живыми, что я поискал, где у этих призрачных чудовищ глаза.
Нура остановилась перед вертикально стоящими камнями и произнесла, указывая на них:
Ее отметина.
Прости, что?
Отпечаток луны на земле.
Я поочередно рассматривал перламутровый диск в вышине и торчащие из земли и образующие круг камни. Нура добавила:
Луна не оставляет свой след в обычной грязи, она рисует его на камнях.
Я сомневался в том, чтобы луна могла расположить гранитные глыбы по идеальному кругу, ограничить пояс укреплений глиняной стеной и наружным рвом и вокруг засыпать песком. Однако я промолчал, не желая спорить с Нурой, которая мрачнела, если ей не нравилось замечание.
Мне нравится это место! воскликнула она. Я часто приходила сюда. И молилась луне. В этих краях ее называют Сера.
Она улыбнулась светилу.
Луна стала моей Богиней. Она поддерживала меня. Мы с ней похожи: у нее свой характер, у нее бывают взлеты и падения, темные ночи и ясные, ночи млечные, а порой окровавленные; она может быть узкой, а потом круглой, девственной и материнской, взбалмошной, но, что бы ни случилось, верной, стойкой и противостоящей тучам, стремящимся уничтожить ее.
Нура присела и предложила мне опуститься на землю рядом с ней.
Мы замерли плечом к плечу. Привлеченные свечением, наши взгляды оторвались от черного горизонта с зубцами дремлющих гор и устремились к звездному кружеву, которое украшало небесный свод.
Мне многое надо сказать тебе, Ноам. Не знаю, с чего начать.
Начни с островка. Того, где нас ударило молнией. Того, что разлучил нас.
Прикрыв глаза, Нура вздохнула и склонилась ко мне:
Во время потопа, на судне, когда мы были счастливы, несмотря на бедствие, я заподозрила, что ты скрываешь сына, младенца, которого приписывали Дереку. Теперь, по прошествии времени, поразмыслив, я тебя ни в чем не упрекаю, Ноам; главное, ты поверь, что теперь я тебя не осуждаю: ты не обманул меня, это я тебя спровадила. Просто в тот вечер, обнаружив Хама под испепеляющим солнцем (прибавь к этому изнурительный голод и постоянную тревогу), я впустила в свое сердце ревность! Да, мною овладела досада. Жестокая, неудержимая, чудовищная злоба но не по отношению к женщине, которую ты обнимал, нет к матери, которая обеспечила тебя потомком.
Нура
Я желала быть для тебя всем, Ноам, и я по-прежнему этого желаю. И все же, хотя мы женаты, мое лоно остается бесплодным.
Мы не успели. Мы боролись со стихийным бедствием.
Чтобы дать жизнь нашим детям, моя утроба ждала твердой почвы, я в этом уверена, прочного фундамента, на котором мы можем построить нашу жизнь, нашу семью. Однако с тех пор как мне открылось, кто этот младенец, этот Хам, имеющий на руке два сросшихся пальца, твою отметину, мне не удавалось прислушаться к голосу разума. Я страдала, значит и ты должен был страдать. Вот почему тогда ночью я спряталась в пироге. Едва ты на островке избавился от Дерека, появилась я, и между нами разгорелся спор. Я не сомневалась, что мы с тобой быстро помиримся для того и прибыла туда, но прежде мне надо было выкричаться, проораться, осыпать тебя оскорблениями.
Тебе надо было, чтобы я тебя услышал
Разразилась гроза. Нас заливало дождем, грохотал гром, все чаще сверкали молнии. Мы ты, я и Дерек бросились в пещеру, чтобы укрыться там. Я буквально умирала от жажды и выскочила на середину впадины, чтобы освежиться. Дерек последовал моему примеру. И вот, когда мы утоляли жажду, внезапно на него, потом на меня обрушился этот огонь
Я видел, Нура, я видел, как в вас ударила молния. Я кинулся к тебе. Ты уже была безжизненной и холодной.
Ее глаза округлились от изумления. Этого эпизода она не знала.
И что ты сделал, Ноам? Ты не дал мне травяного отвара или какого-нибудь снадобья?
Нет. Молния сразила и меня.
Нура покачала головой. Только что я сообщил прежде неизвестную ей подробность. Она поморщилась:
Ты вообразил, что я мертва Но это было не так, потому что я пришла в себя. Ураган прекратился. Поднявшись на ноги, я заметила тебя, лежащего на земле. Я тебя окликнула, но ты не отозвался. Я приникла ухом к твоей груди и не уловила биения сердца, а склонившись к твоим ноздрям, не почувствовала дыхания; я провела рукой по твоей коже она ответила мне холодом, тогда я приподняла твое тело: оно уже одеревенело. Ты был мертв.
Глаза Нуры неестественно блестели, черты заострились, заново переживая ту сцену, она сжала в ладонях мое лицо и воскликнула:
Я взвыла! Дерек смотрел, как я надрываюсь в крике, пока я не рухнула на землю. Мы вдвоем вытащили тебя из пещеры на берег. Я уложила тебя на спину, чтобы сделать примочки.
Я был мертв?
Совсем мертв! Далеко-далеко от судна отошла пирога, чтобы забрать нас. Там у Дерека были только враги: никто не простил ему, что он заставил нас есть человеческое мясо. Если бы наши попутчики обнаружили его рядом с твоим трупом, их ненависть разгорелась бы с новой силой. Он умолял меня бежать на твоей пироге. Разумеется, я отказалась, я хотела забрать твое тело. Спустя несколько мгновений, когда я склонилась над тобой, он оглушил меня. Позже, уже в сумерках, я пришла в себя, мы были в пироге, которая приближалась к какому-то островку. Слушая оправдания Дерека, твердившего, что вдвоем мы справимся лучше, я не сопротивлялась, потому что уже задумала план: с первыми лучами зари я украду пирогу и доберусь до нашего судна.
Она вдруг понурилась:
Увы, на рассвете, когда Дерек еще спал, я стала пристально вглядываться в волны, но не обнаружила корабля. Его нигде не было!
При этом мучительном воспоминании ее лицо исказила гримаса.
А потом начались скитания Я плакала, Ноам, я непрестанно рыдала, я считала тебя мертвым, скучала по отцу, мой мир канул в небытие, и у меня не осталось никаких желаний. Долгие месяцы Дерек орудовал веслами, ловил для меня рыбу, охотился и собирал травы. Он заставлял меня есть и призывал жить дальше. Наконец мы пристали к бескрайнему берегу.
И распрощались?
Не сразу. Ведь Дерек был для меня связью с тобой. Если бы я с ним рассталась, я бы во второй раз лишилась тебя. Он говорил со мной о тебе, Ноам, я бы прилепилась к любому, кто мог рассказать о тебе! Сойдя на берег, мы постучались в ворота какой-то деревни, Дерек выдал меня за свою супругу, и я согласилась на эту ложь она отвадила мужчин. Мы жили как брат с сестрой. Потом
Что потом?
Дерек есть Дерек. Он стал сочинять, выдумывать про потоп, описывать якобы построенное им судно, перечислять пары животных, которых он разместил там, бахвалиться своим предвидением, прозорливостью, отвагой и доверием, которое оказали ему Боги. Так в своих россказнях он мало-помалу занимал твое место, а тебя вытеснял Стоило мне упрекнуть его, он на несколько вечеров умолкал, а затем принимался за старое. Потребность признания превосходила его разум; он восхищался собой не тобой. И тогда, не предупредив его, я ушла.
И что дальше?
Я попыталась жить.
Нура схватила меня за запястье и с тревогой в голосе пробормотала:
Ты был мертв, Ноам! Ты умер! Понимаешь?
Я накрыл ее руку своей ладонью:
Я тебе верю, Нура, верю тем более, потому что ведь и я тоже видел тебя мертвой.
Скорее ошеломленные, чем задумчивые, мы умолкли, пытаясь осознать невозможное. Настал мой черед говорить:
Я пришел в себя на берегу того островка, надо мной склонился дядюшка Барак. Он сообщил мне, что я провел там три дня. Я вскочил и бросился в пещеру. Вы с Дереком исчезли. Я звал тебя, я перевернул все вверх дном, я десятки раз обшарил все углы, я упорствовал мысль отказаться от поисков была для меня невыносима. Однако Барак вынудил меня признать, что во время урагана тебя унесло течением. Мы в пироге вернулись на судно. Дальнейшее я плохо помню Я, подобно Тибору, упрямо не принимал действительности.
Папа, с горечью прошептала она.
Тибор не смирялся. «Только не Нура, твердил он, только не моя дочь. Она всегда все превозмогала». Его интуиция, его воображаемая связь с тобой до самого конца говорили ему, что ты жива. Едва мы ступили на твердую землю, он принялся искать тебя; твой отец искал тебя повсюду, искал долгие годы и наверняка умер, не теряя надежды тебя найти.
Нура резко поднялась на ноги. Тремя стремительными шагами она удалилась от круга камней и, не оборачиваясь, замерла, лицом к меркнущему пейзажу. Тьму нарушил пронзительный крик совы.
Нура
Подожди, Ноам, дай мне немного побыть с воспоминанием о папе.
Я вглядывался в ее силуэт: хрупкий, голубоватый, он казался более одиноким, чем менгиры. По мере того как ночь вступала в свои права, звезд становилось все больше, они согревали небо и остужали землю.
Нура сделала глубокий вдох и задержала дыхание; слез не было. Заплачь она ей стало бы легче, но она не достигла того состояния, когда рыдания смывают скорбь. Она испытывала неизбывное, нестерпимое страдание, от которого цепенеешь, не в силах излить свою боль в крике.
Пожалуйста, разведи огонь.
Она отсылала меня. Я понял. И принялся собирать на кромке холма сухие ветки и толстые куски еловой коры, которые затем свалил в кучу в середине очерченного камнями круга. Судя по оставшейся там золе, я был не первым, кто это придумал. Я вытащил из котомки огниво, и мне удалось разжечь костер.
Потрескивание горящего дерева отвлекло Нуру. Она обернулась, медленно подошла и, присев у огня, протянула к нему руки. Пламя возвращало ее к жизни.
Я продолжил начатый разговор:
Ты еще была с Дереком, когда обратила внимание на на свою странность?
На мою странность?
Сколько тебе лет, Нура? Ты должна быть немощной, согнутой пополам и покрытой морщинами.
Она рассмеялась. Ее тень плясала в языках пламени.
Когда мне делали комплименты, я краснела. Разумеется, живость моего ума влияла на мою внешность. Мысленно я благодарила папу; именно по милости своего страстно влюбленного в растения отца-целителя я с рождения употребляла полезные травы, сильнодействующие мази и бальзамы. Я удивилась, лишь заметив, что одряхлели мои сверстники. К тому же Я упрекала их в немощи, считала, что они сами виноваты, я видела в их старении какую-то нерадивость. Ты ведь знаешь, Ноам, доброжелательность не входит в число моих первых реакций. Я постоянно ощущала свою особость и, не задумываясь, ставила себя выше остальных. И вот однажды я обратила внимание на то, что умирают от старости люди, которых я знала детьми. В тот день я заподозрила, что мне даровано необычное преимущество. Я захотела повидать Дерека, понять, не обладает ли он
И он тоже, Нура?
Я нашла его таким же, с каким рассталась! Ни морщинки, ни малейшего признака дряхлости, никакого ревматизма, волосы на месте, тот же голос, живой взгляд, неизменная энергичность. Эта встреча ошеломила и успокоила нас. Это нас сблизило По меньшей мере, у нас было что-то, некий секрет, который не умещался в нашем сознании, но, разделенный на двоих, становился менее загадочным.
Так, значит, Дерек не состарился
Не больше, чем ты, Ноам
Я вскочил и прошелся вокруг святилища:
Тибор был прав! Он обратил внимание, что после потопа я изменился: мои язвы очистились и закрылись, рубцы на коже бесследно разгладились, я излечился от ран. До катастрофы я не обладал подобными свойствами. Тогда он задумался о том особенном мгновении, когда судьба решила отличить меня. Размышления привели твоего отца к воспоминанию об островке и пещере, где во время грозы нас скосила молния.
Ты думаешь, он прав?
В тот вечер молния поразила троих: Дерека, тебя и меня; мы живы и остались прежними.
Нура едва слышно пробормотала:
Папа об этом догадался?
Это нас и разлучило: уверенный, что ты не исчезла, Тибор отправился тебе навстречу, а я вместо того чтобы пойти вместе с ним насмеялся над его надеждой, попытался разубедить его, счел его чересчур эмоциональным папашей, чересчур чувствительным стариком, отрицающим очевидное
Нура снова замкнулась. Она была подавлена. Я схватил ее руки, принялся гладить их и целовать каждый пальчик. Она очнулась от своего оцепенения, обхватила меня за шею, прижалась своими губами к моим. Ее поцелуй обладал сокрушительной силой урагана.
Потрясенный, я едва перевел дух и тотчас обнял ее:
Сколько это еще продлится?
Нура легонько оттолкнула меня:
А ты что, не понял?
Чего не понял?
Она встала, вздрогнула и зябко потерла плечи. Мне показалось, что она слишком бледна, а губы чересчур плотно сжаты. Обычно такая простодушная, она нахмурилась от неприятных мыслей. Глядя мне прямо в глаза, Нура огорошила меня:
Что произошло в Бириле?
У меня не хватило смелости самому убить себя, поэтому я совершил преступление, за которое мне грозила смерть, и меня к ней приговорили. Никто в целом мире никогда не шел на свою казнь с таким облегчением, как я.
А что дальше?
Я увидел тебя.
Оставь эту мелочь.
Я увидел тебя рядом с Зебоимом.
Я же сказала, оставь эту мелочь!
Это не мелочь! Я выкрикнул твое имя, ты выкрикнула мое и топор обрушился на меня.
А что дальше?
Я очнулся здесь.
И что ты об этом думаешь?
Я думаю, что либо палач промахнулся, либо лезвие отклонилось в сторону.
Нура пристально смотрела на меня, ее губы тряслись.