Затем Мунг явил свое знамение. И Жизнь человека рассталась со своими вчерашними сожалениями, и со старыми горестями, и с оставленными вещами и отправилась, а куда, то ведомо Мунгу.
А Мунг пошел дальше, верша свои труды, разъединяя Жизнь и плоть, и встретил человека, удрученного горем. И сказал Мунг:
Когда мое знамение заставит Жизнь покинуть тебя, то вместе с нею исчезнет и твое горе.
Но человек воскликнул:
О Мунг! Повремени немного и не являй мне своего знамения сейчас, ибо у меня есть семья на Земле и ее горе останется при ней, хотя мое исчезнет от знамения Мунга.
Ответил на это Мунг:
Для богов «сейчас» это Всегда. И не успеет Сиш прогнать множество лет, как горе твоей семьи уйдет вслед за тобой.
Тут глаза человека увидели знамение Мунга, и больше они уже ничего не видели.
Песнь Жрецов
Это песнь Жрецов.
Песнь Жрецов Мунга.
Это песнь Жрецов.
Целый день Жрецы Мунга взывают к Мунгу, но Мунг не внемлет им. Тогда что за толк в молитвах других Людей?
Лучше несите дары Жрецам, дары Жрецам Мунга.
Тогда они станут взывать к Мунгу еще громче, чем прежде.
Быть может, Мунг услышит их.
И тогда Тень Мунга больше не перечеркнет людских надежд.
И тогда След Мунга больше не омрачит людские мечты.
И тогда люди больше не будут расставаться с жизнью из-за Мунга. Несите свои дары Жрецам, дары Жрецам Мунга.
Это песнь Жрецов.
Песнь Жрецов Мунга.
Это песнь Жрецов.
Речения Лимпанг-Танга(бога радости и сладкоголосых музыкантов)
И сказал Лимпанг-Танг:
Удивительны пути богов. Цветок вырастает и увядает.
Быть может, это очень мудро со стороны богов. Ребенок становится взрослым и через некоторое время умирает. Быть может, это тоже очень мудро.
Но боги играют по удивительным правилам.
Мне нравится приносить в мир шутки и немного радости. И пока Смерть кажется тебе далекой, как пурпурная гряда холмов, а печаль немыслимой, как дожди безоблачным летним днем, молись Лимпанг-Тангу. Но когда ты состаришься, когда станешь умирать, не молись Лимпанг-Тангу, ведь ты тогда будешь частью правил, которых он не понимает.
Выйди на улицу звездной ночью, и с тобой станцует Лимпанг-Танг, который танцует с той поры, когда все боги были молоды; Лимпанг-Танг бог радости и сладкоголосых музыкантов. Или принеси ему в жертву шутку, но не молись ему, пребывая в печали. Ведь Лимпанг-Танг говорит о печали: «Быть может, это очень мудро со стороны богов», но самому ему этого не понять.
И сказал Лимпанг-Танг:
Я меньше богов, и потому молись малым богам, а не Лимпанг-Тангу.
Однако между Пеганой и Землей трепещут десять миллионов молитв и бьют крылами в лицо Смерти, но никогда ни из-за одной из них не остановилась рука Разящей и не замедлился шаг Неумолимой.
Молись! И быть может, твоя молитва исполнится, хотя десять миллионов остались без ответа.
Лимпанг-Танг меньше богов, и ему этого не понять.
И сказал Лимпанг-Танг:
Чтобы людям в великих Мирах не было скучно глядеть в бесконечное небо, я рисую картины на небосводе. И я буду рисовать их дважды в день до скончания дней. Один раз когда день восстает из чертогов зари я рисую картины по Лазури, а когда день упадает в ночь я снова разрисовываю Лазурь, чтобы люди не печалились.
Это немного, сказал Лимпанг-Танг, немного даже для бога, несущего в Миры радость.
Лимпанг-Танг поклялся, что картины, какие он рисует, никогда, до скончания дней, не повторятся, поклялся клятвой богов Пеганы. Боги приносят эту клятву, положив руки на плечи друг другу, Они клянутся светом, сияющим в их глазах, и эта клятва нерушима.
Лимпанг-Танг переманивает мелодию у ручья и утаскивает лесные напевы; для него плачет ветер на пустошах и океан поет погребальные песни.
Лимпанг-Танг слышит музыку в шелесте травы и в голосах людей плачут ли они или кричат от радости.
На гористых землях далеко от моря, где не ступает ничья нога, он соорудил органные трубы из горных вершин, и когда ветры, его слуги, прилетают с разных концов земли, он сочиняет мелодию Лимпанг-Танга. И песня, возникшая ночью, подобно реке набирает силу и становится слышна то там, то здесь, и когда люди земли слышат ее, то каждый, у кого есть голос, запевает ее в душе своей.
А иногда, в сумерках, невидимый для людей, Лимпанг-Танг неслышными шагами отправляется в далекий край и там, в тех городах, где слышатся песни, встает позади музыкантов и словно дирижирует над их головами: они начинают играть и петь еще усерднее, мелодия звучит сильнее, радость и музыка наполняют город, но никто не видит Лимпанг-Танга, стоящего позади музыкантов.
Но в рассветном тумане, затемно, когда музыканты спят, а радость и музыка на время стихают, Лимпанг-Танг возвращается назад, в свою гористую страну.
О Йохарнет-Лехее(боге сновидений и фантазий)
Йохарнет-Лехей бог сновидений и фантазий. Всю ночь он посылает из Пеганы сновидения, чтобы порадовать людей Земли.
Он посылает сновидения и бедняку, и королю. И так спешит послать сны каждому, пока не кончилась ночь, что путает, какой сон бедняку, а какой королю.
Тем, кого не посетит Йохарнет-Лехей со сновидениями, приходится целую ночь слушать издевательский смех богов Пеганы.
Йохарнет-Лехей всю ночь напролет хранит спокойствие городов, хранит до самого рассвета, когда ему пора уходить, когда вновь настает время для игры богов с людьми.
Лживы ли сны и фантазии Йохарнет-Лехея, а То, что случается Днем, истинно, или То, что бывает Днем, обман, а сны и фантазии Йохарнет-Лехея чистая правда, не знает никто, кроме МАНА-ЙУД-СУШАИ, который молчит.
О Руне, боге Ходьбы, и о сотне домашних богов
Сказал Рун:
Есть боги движения и боги покоя, а я бог Ходьбы.
Это благодаря Руну миры не стоят на месте, ведь луны, и миры, и комета пришли в движение от энергии Руна, призывавшего их: «Вперед! Вперед!»
Рун увидал Миры в самом Начале, прежде чем загорелся свет над Пеганой, и танцевал перед ними в Пустоте, с тех пор они не стоят на месте. Это Рун шлет все ручьи к Морю и все реки направляет к душе Слида.
Это Рун являет знамение Руна перед водами, и смотрите! они уже покинули родные холмы; это Рун шепчет на ухо Северному Ветру, что тот не должен стоять на месте.
Если шаги Руна однажды вечером послышатся у стен чьего-либо дома, хозяину дома не знать больше покоя. Перед ним протянется путь через многие земли, лягут долгие мили, а отдых будет ждать его лишь в могиле и все по слову Руна.
Никаким Горам не удержать Руна, да и моря не препятствие для него.
Куда бы ни пожелал Рун туда и отправятся его люди, отправятся миры со своими ручьями и ветрами.
Как-то вечером я услышал шепот Руна:
На Юге есть острова, где воздух благоухает пряностями.
Голос Руна добавил:
Иди.
И сказал Рун:
Есть сотня домашних богов, маленьких божков, что сидят перед очагом и присматривают за огнем. Но Рун только один.
Рун шепчет, шепчет, когда никто не слышит, когда солнце стоит низко:
Чем занят МАНА-ЙУД-СУШАИ?
Рун не из тех богов, которым ты стал бы поклоняться, не из тех, кто будет благосклонен к твоему дому.
В жертву Руну принеси тяжелый труд, принеси свою быстроту, фимиамом же станет поднимающийся дым лагерного костра на Юге, а песнопениями звуки шагов. Храмы Руна стоят позади самых дальних холмов в его землях, что дальше Востока.
«Йаринарет, Йаринарет, Йаринарет, что означает Дальше!» эти слова золотыми буквами высечены на арке главного портала храма Руна, обращенного фасадом к Морю, к Востоку. На храме высится статуя Руна, великана-трубача, и труба его указывает на Восток, за Моря.
Кто услышит вечером голос Руна, тот сразу же оставит домашних божков, сидящих у очага. Вот боги домашнего очага: Питсу, что гладит кошку; Хобиф, что успокаивает пса; Хабания, повелитель рдеющих углей; маленький Зумбибу, властелин пыли; и старик Грибаун, который сидит в самом огне и превращает древесину в золу, все это домашние боги, они живут не в Пегане, а ростом они меньше Руна.
Еще есть Кайлулуганг, которому послушен дым, поднимающийся к небу. Он направляет дым очага прямо в небеса и радуется, когда дым достигает Пеганы, а боги Пеганы, беседуя друг с другом, замечают:
Вон Кайлулуганг трудится вовсю на земле Кайлулуганга.
Все это небольшие боги, ростом меньше человека, прекрасные домашние боги; и люди часто молились Кайлулугангу:
Ты, чей дым достигает Пеганы, отошли с ним наши молитвы, чтобы боги услышали их.
И Кайлулуганг, довольный, что его просят, вытягивается вверх, серый и длинный, закинув руки за голову, и посылает слугу своего, дым, до самой Пеганы, чтобы боги Пеганы знали, что люди молятся им.
А Джейбим Повелитель сломанных вещей сидит позади дома и оплакивает то, что выбросили. И он будет сидеть, горюя о сломанных вещах, до скончания миров или пока не придет кто-нибудь и не починит сломанное. Иногда он оказывается на берегу реки, проливая слезы о потерянных, уносимых рекою вещах.
Джейбим добрый бог, сердце его скорбит о любой потере.
Существует еще Трибуги, Властелин Сумерек, дети которого тени. Он сидит в уголке, подальше от Хабании, и ни с кем не разговаривает. Но когда Хабания уляжется спать, а старик Грибаун моргнет раз сто, так что уж и не разобрать, где дерево, а где зола, тогда Трибуги разрешает своим детям побегать по комнате и поплясать на стенах, но только не нарушая тишины.
Но когда свет вновь восходит над Мирами, а заря, танцуя, спускается из Пеганы, Трибуги возвращается в свой угол, собрав вокруг себя детей, будто они никогда не плясали по комнате. А рабы Хабании и старика Грибауна, спящих в очаге, приходят, чтобы разбудить их, и Питсу принимается гладить кошку, а Хобиф успокаивает пса. Кайлулуганг же протягивает руки вверх, к Пегане, а Трибуги сидит тихо, и дети его спят.
* * *
Когда наступает темень, когда приходит время Трибуги, из леса прокрадывается Хиш, Властелин Тишины, дети которого, летучие мыши, нарушая приказы отца, кричат, хотя голос их всегда негромок. А Хиш утихомиривает мышонка, утишает все шепоты ночи, заставляет смолкнуть все шумы. Только сверчок восстает против Хиша. Но Хиш наложил на него заклятие: как только сверчок пропоет свою песню в тысячный раз, голос его становится неслышимым, сливается с тишиной.
Заглушив все звуки, Хиш кланяется низко, до земли; тогда в дом беззвучными шагами входит Йохарнет-Лехей.
Но как только Хиш уйдет из леса, там появляется Вухун, Повелитель Ночных Шорохов, который, проснувшись в своем логове, вылезает и крадется по лесу, проверяя, правда ли, что Хиш ушел.
И вот на какой-нибудь поляне Вухун издает крик, он кричит во весь голос, и ночь кругом слышит, что вот он, Вухун, царит повсюду в лесу. Тогда волк, и лиса, и сова, большие и малые звери тоже издают крики, вторя Вухуну. И слышатся их голоса и шорох листьев.
Бунт речных божеств
С незапамятных времен по равнине текли три широкие реки; матерями их были три седые вершины, а отцом ураган. Назывались они Эймес, Зейнес и Сегастрион. Воды Эймеса приносили радость мычащим стадам; Зейнес подставлял шею под ярмо, которым обуздал его человек, и нес на себе спиленные деревья от самого леса далеко за горы; а Сегастрион пел старые песни мальчикам-пастушкам: песни о своем детстве в уединенном ущелье, о том, как однажды он сбежал по склону горы и отправился вдаль по равнине посмотреть на мир и как он наконец добрался до моря. Это были равнинные реки, и равнина радовалась им. Но старики рассказывают, что их отцы слышали от своих предков, будто однажды властители равнинных рек взбунтовались против закона Миров, и вышли из берегов, слились вместе, и хлынули в города, и утопили множество людей, говоря при этом:
Мы теперь играем в игру богов и топим людей ради своего удовольствия, мы выше богов Пеганы.
Вся равнина была залита до самых холмов.
А Эймес, Зейнес и Сегастрион уселись на горах и вытянули руки над своими реками, и реки восстали по их приказу.
Но людские молитвы, возносясь, достигли Пеганы, достигли слуха богов:
Три речных божества топят нас ради Своего удовольствия, говорят, что они выше богов Пеганы, и играют в Собственную игру с людьми.
Боги Пеганы разгневались, но не знали, как покарать властителей трех рек, потому что те тоже были бессмертными, хотя и малыми, богами.
А речные боги простирали над водами руки, широко расставив пальцы, и вода поднималась все выше, и шум потоков раздавался все громче:
Разве мы не Эймес, Зейнес и Сегастрион?
Тогда Мунг отправился в пустыни Африки и пришел к вечно мучимому жаждой Амбулу, сидевшему на черных скалах, крепко вцепившись в человеческие кости и дыша жаром.
Мунг встал перед ним, глядя, как поднимаются и опускаются под спекшейся кожей бока; даже когда Амбул втягивал в себя воздух, его горячее дыхание жгло валявшиеся по пустыне кости и сухие палки.
И сказал Мунг:
О друг Мунга! Пойди и улыбнись в лицо Эймесу, Зейнесу и Сегастриону, чтобы они поняли, разумно ли бунтовать против богов Пеганы.
Амбул ответил:
Я повинуюсь, Мунг.
И Амбул пришел и уселся на холме по другую сторону разлившихся вод и оттуда ухмыльнулся, глядя на восставших речных богов.
А когда Эймес, Зейнес и Сегастрион простерли руки над своими реками, то увидали над зеркалом вод ухмылку Амбула. Ухмылка эта была подобна смерти в ужасных и жарких краях, боги отдернули руки и больше не простирали их над реками, и вода стала понижаться.
Так Амбул просидел, ухмыляясь, тридцать дней, и реки вернулись в прежние русла, а властители их ускользнули в свои жилища. Но Амбул все ухмылялся.
Тогда Эймес нашел себе убежище в большом пруду под скалой, а Зейнес заполз в лес, а Сегастрион, тяжело дыша, растекся по песку но Амбул все сидел и ухмылялся.
И Эймес оскудел и был позабыт, и люди, жившие на равнине, говаривали: «Здесь когда-то протекал Эймес»; а Зейнесу едва хватило сил вывести свою реку к морю. Сегастрион же, тяжело дыша, лежал на песке и, когда прохожий перешагнул через него, произнес:
Нога человека прошла по моей шее, а я-то считал себя выше богов Пеганы.
Тогда сказали боги Пеганы:
Достаточно. Мы боги Пеганы, и нет нам равных.
И Мунг отослал Амбула обратно в Африку, вновь дышать жаром на скалы, иссушать пустыню, выжигать клеймо Африки в памяти тех, кто сумел унести оттуда ноги.
А Эймес, Зейнес и Сегастрион вновь запели свои песни и потекли по привычным руслам, играя в Жизнь и Смерть с рыбами и лягушками, но никогда больше не пытались играть с человеком, как боги Пеганы.
О Дорозанде(чьи глаза видят Конец)
Дорозанд сидит высоко над людскими жизнями и смотрит, какими они будут.
Дорозанд это бог Судьбы. На кого Дорозанд устремит взгляд, тот двинется прямо к неминуемому концу; станет стрелой лука Дорозанда, пущенной в мишень, ему самому невидимую, в цель Дорозанда. За пределы человеческой мысли, за пределы взгляда богов смотрят глаза Дорозанда.
Он отобрал себе рабов. Бог Судьбы посылает их куда ему нужно, и они спешат, не зная зачем и куда, под ударами его бича или на его призывный крик.
Существует некая цель, которую Дорозанд должен достичь, поэтому он заставляет людей во всех Мирах действовать, не останавливаясь и не отдыхая. А боги Пеганы переговариваются между собой, гадая:
Чего же хочет достичь Дорозанд?
Предначертано и предсказано, что не только людские судьбы предоставлены попечению Дорозанда, но и что боги Пеганы не могут ослушаться его воли.
Все боги Пеганы боятся Дорозанда, ибо по глазам его видят, что он смотрит дальше богов.
Смысл и жизнь Миров это Жизнь в Мирах, а Жизнь средство для достижения цели Дорозанда.
Поэтому Миры движутся, и реки текут в море, и Жизнь возникла и распространилась по всем Мирам, и боги Пеганы совершают свои труды и все ради Дорозанда. Но когда Дорозанд достигнет цели, Жизнь в Мирах станет ненужной и не будет больше игры для малых богов. Тогда Киб потихоньку, на цыпочках, пройдет по Пегане к тому месту, где отдыхает МАНА-ЙУД-СУШАИ, и, почтительно коснувшись его руки, руки, создавшей богов, скажет: