Часть вторая. Дух галантности
Изысканная речь, контроль за жестами, подавление эмоций, завуалированные комплименты: общество XVII века мобилизуется, чтобы предупредить конфликты, расшатывающие отношения между мужчинами и женщинами. Моделью для этой любовной галантности, придуманной в голубой гостиной дворца Рамбуйе, задавшей тон светскому обществу и скрывающей за игровой атмосферой интриги и ревность, может послужить «Гирлянда Юлии»22, подаренная возлюбленной «умирающим» (от любви) Шарлем де Монтозье. Но можно ли расстаться, так сказать, галантно? Существуют ли страдания, которые бы не нарушали благопристойность? Три женщины из высшего общества стали предметом пересудов, как в омут бросившись в любовное приключение, что пошатнуло их репутацию: гордая герцогиня Анна де Лонгвиль, вся посвятившая себя дипломатическим обязанностям, становится набожной янсенисткой; Луиза де Лавальер, послушная своему любовнику, который одновременно и ее король, уходит в монастырь; Сидония де Курсель отказывается выходить замуж по расчету и, слушаясь своих инстинктов, сбегает. Гордость, подчинение, бунт вот три варианта поведения женщин, столкнувшихся с концом любви, на глазах безжалостного двора, признающего правоту мужей. Что же касается мужчин, то они в подобной ситуации ведут себя недоверчиво, безразлично или мстят через суд.
Хаос гражданских войн породил во Франции эпохи Людовика XIII и Регентства атмосферу распущенности и интриг. Многие мужчины влюбляются лишь из тщеславия, супружеская верность становится предметом насмешек, жена не более чем способ добиться высокого положения в обществе. Представители знати женятся по расчету: граф дАркур предлагает руку и сердце той из родственниц кардинала Ришелье, мадемуазель де Поншато или мадемуазель дю Плесси-Шивре, на которую он укажет, говоря: «Я женюсь на вашем титуле!» Невыполненные обещания жениться, тайные браки, похищения невест, бездетные браки или браки, расторгнутые из‐за импотенции, подложные доказательства несостоятельности браков: юридически оформленные разводы множатся и с шумом рушат союзы, заключенные в пылу страсти или, напротив, исключительно из соображений материального благополучия. Один из министров Людовика XIII обращается к отправившемуся с миссией в Рим кардиналу де Берюлю с просьбой подумать, «нет ли какой-нибудь возможности прекратить злоупотребления в бракоразводной сфере».
Любовь не подчиняется благородным мотивам, она не слава и не самообладание, она похожа на «опасное море», как говорила об этом мадемуазель де Скюдери в романе «Клелия», и лучше с любовью не связываться. Сдержанная мадам де Лафайет называла любовь «неудобной». Любовная страсть это жестокий тиран, блаженство любовников опасно для общества. Брак же, осмеянный кое-кем из аристократов, носитель новой культуры, основанной на воспитании страстей и возрастающей роли нежной интимности: во многих буржуазных домах взаимная зависимость рождает ответственность и становится общим делом, и дружба и нежность оказываются сильнее непостоянства и расставания.
Галантность: искусство жить вместе
XVII век и придворная жизнь изобрели галантность, предназначение которой подчинить любовь социальным нормам и пространству. Мужчины воспитываются на взаимоотношениях с дамами; искусство разговора, строгий кодекс благопристойности держат на расстоянии эмоции и создают эстетический и моральный идеал, который обеспечивает женщинам почтительное и уважительное отношение к себе, не требуя затрат душевных сил. Остроумные слова, игра, легкая насмешка, изящные письма мирно разрешают конфликты между представителями разных полов; галантность может привести к возникновению желания и эротизму в отношениях, а в других случаях оказывается вежливым средством уклониться от них, так что разрыв отношений будет лишь легким уколом кокетству или тщеславию.
На помощь любовнику, пускающемуся в плавание по «опасному морю», приходит любовное письмо, неизменный спутник галантности. Что трудно сказать, то легко написать: «Не писать писем значит крутить любовь на манер прислуги», шутливо говаривала мадам де Роган, дальняя родственница Франсуазы. С периода Средневековья из любовных писем составлялись сборники, в эпоху Возрождения эти сборники пользовались во Франции большим успехом. Мода на них приходит из Италии; как «Любовные письма» Джироламо Парабоско, французские сборники представляют собой резервуар тем и выражений, чтобы рассказать о «тайне своего сердца», чтобы сломить сопротивление дамы или же незаметно исчезнуть; когда чувства встречают препятствия, у влюбленного есть длинный перечень сетований, способных разжалобить любимую. Нередко письма содержат стихи, вставляются в романы, где иногда пробивают брешь в добродетели, которой фанатично требует репутация дам.
В XVII веке и вплоть до революции сборники любовных писем настоящие учебники эпистолярного жанра. Историк Морис Дома проверил около пятнадцати дидактических сборников, написанных в конце XVI начале XVIII века и адресованных буржуазной публике, стремящейся подражать царедворцам: «Пособие для любовников», «Книга для дам», «Словник для пишущих письма» и т. п. Роли закреплены раз и навсегда: мужчины должны быть предприимчивыми, женщинам надлежит сопротивляться. Приглашения и ответы на них следуют одно за другим. В некоторых «учебных пособиях» материал излагается в алфавитном порядке: absence (отсутствие), adieux (прощание), faute (ошибка, вина), feintise (обман) и т. п., неоднородно роль женщины проработана слабо, подчеркивается ее пассивность и необходимость беречь ее от безудержных страстей и ложных влюбленностей; женщину книги учат избегать признаний в любви и не принимать ничьих ухаживаний. Разрыв отношений стоит в конце списка, и статья на эту тему касается только мужчин, только они получают инструкции, как надо расставаться: «Как расстаться с любовницей, как ставить ей в упрек замужество, как перестать быть любовником и остаться другом».
Эти учебные пособия не меняются вплоть до XIX века, однако стиль любовных писем оттачивается. В последней трети XVII века они становятся более личными: теперь мы видим письма, написанные женщинами, которые с волнующей прямотой говорят о расставании как о трагическом финале любовных отношений. Мораль, правила композиции письма никуда не исчезли, но видно, что написаны они искренне; Анна Ферран переписывает письма, которые адресует своему любовнику маркизу де Бретейлю, немного позднее, в 1691 году, эти письма будут опубликованы; родившись «с самым чувствительным и самым нежным из созданных любовью сердец», она не питает иллюзий и знает, что близится расставание: «Приношу вам в жертву свой покой и репутацию, до безумия любя человека, который, как мне кажется, едва любит меня». Именно в ту эпоху, в 1680 году, Бюсси Рабютен, а вслед за ним Жак Аллюис очень вольно переводят письма Элоизы и Абеляра.
Несмотря на требуемую галантностью симметрию, если забыть об эфемерных преимуществах слабого пола в деле соблазнения, приходится признать, что любовный пожар разгорается не между равными. Галантность это маска, за которой скрывается лицемерие, в некотором роде спасительное перемирие полов. Искусство любви заменяет любовь как таковую. В конечном счете, такое общение всего лишь «фантики», обман, первыми жертвами которого становятся женщины; некоторые из них, стремясь к искренности, пишут мемуары, что прежде считалось прерогативой мужчин; Гортензия Манчини, Мария Манчини, Сидония де Курсель и другие желают быть хозяйками своей жизни и в несчастливом супружестве винят подавляющее доминирование мужей. Писание мемуаров для них счастье быть собой.
Возобновляемый брак
Придворные не особенно обременяют себя любовью, которая дорого бы им далась, и, как правило, довольствуются развлечением. При дворе все является театральным представлением, даже горе и слезы: Ларошфуко полагает, что люди «плачут, чтобы иметь репутацию нежного человека». Но молодые люди, и Ларошфуко в их числе, воспринимают свои первые любовные волнения всерьез и по-своему участвуют в эволюции эмоциональных норм. В 1658 году, когда Людовику XIV было двадцать лет, он безумно влюбился в Марию Манчини, племянницу кардинала Мазарини. Рядом с барышней он учится галантности; с ней он постигает красоту рыцарских романов; их любовь, взращенная на книгах о героических приключениях, могла бы завершиться свадьбой, как это бывает в волшебных сказках, если бы Мазарини и королева-мать не напомнили королю о его долге: полный горечи, Людовик отправляется в Испанию, чтобы жениться на испанской инфанте. Несмотря на нежные письма, разлука влюбленных омыта слезами; говорят, что душераздирающая сцена прощания из трагедии Расина «Береника» написана под воздействием слов покинутой Марии: «Сир, вы король, вы плачете, и я ухожу».
Против лицемерия нравов и светских скандалов восстают альковы, где царствуют женщины. После Фронды в словесные баталии проникают тонкости любовной психологии. Жеманницам хочется «дебрутализировать любовь» и добиться свободы, которой постоянно угрожает сила эмоций, в том числе их собственные желания; с этой целью они изобретают препятствия или испытания. Их мишенями становится неволя супружеской любви и цинизм мужчин. В своем длинном романе с ключом23 «Жеманница, или Альковная тайна» (1658) аббат де Пюр описывает некоторые идеи, выдвинутые жеманницами для борьбы с порабощением женщин. Самые отважные предлагают «арендный» брак: каждый год его можно будет продлевать: «Если ожидание окажется обмануто ошибочными чувствами, пресыщенностью или странностью вкуса, по истечении года никто никого не принуждает, оба возвращают друг другу данные обещания и, получив свободу, могут искать счастья где-нибудь в другом, более приятном месте». Арисия считает нужным ограничить длительность брака рождением первого ребенка, Софронисбея предлагает пробный брак, с запасом времени на то, чтобы понравиться друг другу или же расстаться друзьями при первых признаках охлаждения отношений. Подобные оговоренные заранее расставания помогут браку стать безвредной связью без последствий.
У жеманниц есть своя любовная этика. Они не впускают в свои альковы ни ложных скромников, ни вольнодумцев, ни кокеток; они требуют, чтобы женщины имели возможность приобретать знания, которые помогут им избежать любовных страданий. Их цель это любовь чистая, над которой не властно время. Мадемуазель де Скюдери хочет удержать любовника, не теряя при этом независимости. «Карта Страны Нежности», которую она вставила в роман «Клелия» (1653), предлагает, чтобы узы не разрывались, принять новую манеру любить, невозможную без воспитания чувств как мужчин, так и женщин. Ее требования не имеют границ: «Я хочу любовника, а не мужа, любовника, который, довольствуясь обладанием моим сердцем, будет любить меня до самой смерти» («Кир Великий»24). Сексуальность не отрицается, но «интимные знаки любви» раздаются в тайне и в молчании. Жеманница хочет быть любимой «душой и телом»; в противном случае «любовь скоро обернется безразличием, а безразличие ненавистью и презрением», и дело кончится разрывом; жеманнице нужна любовь серьезная, галантная и уважительная.
Их противники-мужчины немедленно увидели в воле жеманниц к независимости прямую дорогу к разврату и атеизму, опасность для семьи, угрозу мужественности, а также стратегические планы на отказ мужчинам в сексе. Домыслы? Представительницы прециозной литературы в массе своей имеют буржуазное происхождение и, не выделяясь чем-то особенным по рождению, гордятся своей речью и образованием, как другие фамильным гербом; они мечтают создать контракт между полами на основе искренности, стоит только лучшим из них добиться торжества нравственной добродетели. При этом, желая изменить мир, они не смогли избежать кривляния и наигранного, неестественного языка, что их дискредитировало, а некоторых сделало смешными.
Насмешка
Героическую и рыцарскую модель сменяет образ искушенной разочарованности в любовных неудачах. Эрос это не какой-то галантный пакт, возникший в разреженном воздухе салонов; иррациональный, по словам Лабрюйера25, он «рождается внезапно, без размышлений, благодаря темпераменту или слабости», и «люди не в большей мере в состоянии продолжать любить, чем были в состоянии не любить». Жизненный опыт и литературное творчество женщин в XVII веке отмечают крах старого придворного идеала: женский роман показывает развитие человеческих страстей вплоть до развязки. Ведя домашний образ жизни и не имея других приключений, кроме любви, соблюдая все правила благопристойности, они с блеском исследуют неизвестные глубины своей души. Лабрюйер отмечает их особенную чувствительность: «Мужчина устраивает сцену разлюбившей его женщине; безутешная покинутая женщина ведет себя тише».
Любовь именно такова, какой ее считают, она опасна. В последней трети XVII века появляются две категории критиков, которые лишают любовь ее магической власти: одни при помощи насмешки, другие отрицанием. Мадам де Вильдье, чтобы разрушить иллюзии, в своих произведениях пародирует героическую любовь; мадам де Лафайет, сохраняя наследие деликатной прециозности в виде кодов благопристойности, показывает любовный крах. Обе они знают, что любовь кончается плохо, при этом первая выбирает не принимать ее всерьез и смеяться над ней, вторая предпочитает вовсе отказаться от любви из боязни ее яда.
Бросая вызов правилам и шокирующе шутя, мадемуазель Дежарден, более известная под именем мадам де Вильдье, бесстыдным сонетом под названием «Наслаждение» вызвала скандал в салонах: «Сегодня, дорогой Тирсис, твой любовный пыл / Безнаказанно побеждает мою чистоту» (1658). Ей двадцать шесть лет, она пишет пьесы для театра; ее добродетель не бескомпромиссна, и «дорогой Тирсис» это господин де Вильдье, который пообещал на ней жениться и публично объявил об этом но тем и ограничился. Тем не менее молодая женщина стала подписывать свои произведения «Катрин де Вильдье» и, похоже, смирилась с разрывом отношений: «Когда возникает желание сменить любовника или любовницу, / Об этом говорят в течение месяца, / Потом меняют / Без обвинений в ошибке или слабости». Слезы это не для нее.
Мстить она начнет позже, в шутливом псевдоавтобиографическом романе, полном подлинных фактов и смачного сарказма. Роман называется «Мемуары Анриетты-Сильви де Мольер», шесть его частей были опубликованы в 16711674 годах. В предисловии автор пишет, что это не роман, а фрагменты мемуаров, а неверный любовник, оказавшийся несостоятельным в первую брачную ночь, очень похож на грустного господина де Вильдье. Героиня выворачивает наизнанку штампы из героических романов: любовники-мужчины в романе нерешительные, трусливые, тщеславные, неверные; они боятся рисковать и падают в обморок от волнения; зато женщины сохраняют хладнокровие; именно они выступают инициаторами расставания. Анриетта-Сильви незаконнорожденный ребенок; двусмысленность, которая сквозит во всем повествовании, начинается с подозрения, брошенного на ее предполагаемых благодетелей, на сомнительную роль аббатисы монастыря, в котором она скрывается, на ее собственный характер, когда она переодевается в мужскую одежду и начинает себя вести как мужчина, и, шире, на поведение влюбленных воздыхателей. Любовь всего лишь комедия: так, например, в знаменитой сцене пародируется библия рыцарских романов «Амадис Галльский». Когда Анриетта-Сильви на охоте ранит своего приемного отца, господина де Мольера, который попытался лишить ее невинности, прибежавшая на звук выстрела супруга прижимает умирающего к груди, и непонятно, отчего он умер от выстрела или от объятий мадам де Мольер, что это было избыток любви или убийство. Этот эпизод вызывает в памяти героя романа «Амадис Галльский», обнаружившего лежащего на земле раненого рыцаря, стонущего от боли; на нем лежала женщина, которая «давила на него так сильно, что у него чуть не остановилось сердце».