День рождения Микки-Мауса восемнадцатое ноября, объявила ты, когда папа помог тебе выбраться из инвалидного кресла. Амелия выиграла у меня в «камень-ножницы-бумагу».
Потому что ты всегда выбираешь ножницы, сказал папа.
Мама нахмурилась, в последний раз глядя на список:
Шон, ты взял с собой мотрин?
Два пузырька.
А фотоаппарат?
Вот же! Я вынул его и оставил наверху на комоде Он повернулся ко мне. Милая, ты не принесешь его, пока я посажу Уиллоу в машину?
Я кивнула и побежала наверх. Когда я спустилась с фотоаппаратом, то нашла маму на кухне одну. Она кружилась на месте, будто не знала, что ей делать без Уиллоу. Мама выключила свет и заперла входную дверь, а я направилась к фургону. Отдала фотоаппарат папе и пристегнулась рядом с твоим креслом, отдавая себе отчет, как странно двенадцатилетней девочке радоваться поездке в «Дисней уорлд», однако я ликовала. Я думала о солнце, песнях «Дисней» и монорельсовых вагончиках, а не о справке от доктора Розенблада.
И значит, все произошедшее было моей ошибкой.
Мы даже не дошли до глупых «Чашек». Когда наш самолет приземлился и мы доехали до отеля, уже смеркалось. Добрались до парка аттракционов и только ступили на Мейн-стрит США замок Золушки показался во всей своей красе, когда грянула буря. Ты сказала, что проголодалась, и мы повернулись к оформленному под старину кафе-мороженому. Папа стоял в очереди, держа тебя за руку, а мама принесла салфетки к столику, где сидела я.
Смотри, сказала я, указывая на Гуфи, который пожимал ладошку орущему малышу.
В тот самый момент, когда мамина салфетка полетела на землю, а папа отпустил твою руку, чтобы достать бумажник, ты заторопилась к окну, посмотреть, что я показываю тебе, и поскользнулась на крохотном бумажном квадратике.
Мы все следили за происходящим, как в замедленной съемке: у тебя из-под ног ушла земля, и ты с силой плюхнулась на пятую точку. Посмотрела на нас, и белки твоих глаз вспыхнули голубизной, как и всегда при переломе.
Сотрудники «Дисней уорлд» словно ожидали подобного. Как только мама сказала продавцу мороженого, что ты сломала ногу, как появились двое мужчин из медперсонала с носилками. Мама, как всегда в таких случаях, давала распоряжения, и тебя уложили на носилки. Ты не плакала, ты никогда не плакала, когда случался перелом. Один раз у меня была трещина в мизинце, когда мы в школе играли в тетербол, и я не могла сдержать крика, когда палец покраснел и раздулся как шарик, но ты не заплакала, даже когда сломала руку, а кость прошла сквозь кожу.
Разве не больно? шепнула я, когда носилки подняли и выставили колесики.
Ты кивнула, закусив губу.
На выходе из «Дисней уорлд» нас ждала машина «скорой помощи». Я бросила прощальный взгляд на Мейн-стрит, на верхушку металлического конуса «Спейс-Маунтин», на детей, которые бежали внутрь, а не обратно, а потом забралась в автомобиль, приготовленный для нас с папой, чтобы мы последовали за вами с мамой в больницу.
Было непривычно заходить в приемное отделение неотложной помощи вдали от нашего родного города. Все в больнице Бэнктона знали тебя, а врачи слушали указания мамы. Однако здесь никто не обращал на нее внимания. Нам сообщили, что переломов бедренной кости, скорее всего, два, а значит, есть вероятность внутреннего кровотечения. Мама ушла вместе с тобой на рентген, а мы с папой остались сидеть на зеленых пластиковых стульях в приемном отделении.
Мне жаль, Мели, сказал он, и я пожала плечами. Может, все обойдется и мы сможем завтра съездить в парк.
Мужчина в черном костюме из «Дисней уорлд» сказал папе, что, если мы пожелаем вернуться в другой день, нас пустят бесплатно.
Этим субботним вечером люди, заходившие в приемное отделение неотложной помощи, привлекали больше внимания, чем передача по телевизору. Появились двое подростков, на вид старшеклассники, у которых в одинаковых местах кровоточил лоб. Они смеялись каждый раз, когда смотрели друг на друга. А еще был старик в блестящих штанах, который держался за правый бок, девушка, говорившая по-испански и нянчившая на руках двух орущих близнецов.
Из дверей с правой стороны вылетела мама, за ней бежала медсестра и еще одна женщина в узкой полосатой юбке и в красных туфлях на высоком каблуке.
Справка! выкрикнула мама. Шон, что ты с ней сделал?
Какая справка? спросил папа, но я уже знала, о чем она.
Меня чуть не стошнило.
Миссис ОКиф, сказала женщина, прошу вас, давайте поговорим обо всем в уединенном месте.
Она коснулась маминой руки, но мама будто сложилась пополам, иначе и не скажешь. Нас отвели в комнату с потрепанным красным диваном и маленьким овальным столиком, на котором в вазе стояли искусственные цветы. Я пристально смотрела на изображение двух панд на стене, пока с родителями говорила женщина в узкой юбке, которая представилась Донной Роман, сотрудником отдела по делам несовершеннолетних.
Доктор Райс связался с нами, потому что переживает из-за травм Уиллоу, сказала она. Ее вывернутая рука и рентген показали, что это не первый перелом, так?
У Уиллоу несовершенный остеогенез, сказал папа.
Я уже ей это говорила, отозвалась мама. Но она не хочет слушать.
Не имея заключения терапевта, нам нужно изучить этот вопрос. Мы всего лишь следуем протоколу, чтобы защитить детей
Я тоже хочу защитить своего ребенка, резким, словно бритва, голосом сказала мама. Поэтому прошу отпустить меня туда, где я смогу это сделать.
Доктор Райс профессионал
Будь он профессионалом, то знал бы, что я говорю правду, огрызнулась мама.
Насколько я поняла, доктор Райс пытается связаться с лечащим врачом вашей дочери, сказала Донна Роман. Но вечером в субботу это довольно проблематично. Тем временем я бы попросила вас подписать разрешение и позволить нам провести полное обследование Уиллоу рентген костей и нейрологическое обследование. Давайте это обговорим.
Уиллоу вовсе не нуждается в очередных обследованиях, заявила мама.
Послушайте, мисс Роман, вмешался в разговор отец. Я полицейский. Вы же не думаете, что я стал бы вас обманывать?
Я уже поговорила с вашей женой, мистер ОКиф, и, конечно, мне нужно будет побеседовать с вами но сперва я бы хотела пообщаться с сестрой Уиллоу.
Я открыла было рот, но была не в силах ничего сказать. Мама смотрела на меня так, будто пыталась пообщаться со мной телепатически, а я уставилась в пол, глядя, как ко мне приближаются красные туфли.
Должно быть, ты Амелия, сказала женщина, и я кивнула. Почему бы нам не пройтись?
Когда мы вышли в коридор, в дверном проеме появился офицер полиции, похожий на моего отца при исполнении.
Разведи их по комнатам, проговорила Донна Роман, и тот кивнул, потом она подвела меня к автомату с конфетами в дальнем конце коридора. Что бы ты хотела? Я обожаю шоколад, но, может, ты больше любишь картофельные чипсы?
В отсутствие родителей она разговаривала со мной очень дружелюбно, и я немедленно показала на батончик «Сникерс», решив, что нельзя упускать случай.
Могу поспорить, не о таком отдыхе ты мечтала, да? сказала женщина, и я покачала головой. Такое раньше случалось с Уиллоу?
Да. У нее все время что-то ломается.
Как же так?
Сначала женщина показалась мне умнее. Разве она не знает, как ломаются кости?
От падения. Или удара.
Что за удар? проговорила Донна Роман. Кто ее ударил?
Как-то в садике на детской площадке в тебя врезался ребенок. Ты научилась уклоняться, но в тот день не успела.
Ну сказала я, всякое случается.
Амелия, кто был с Уиллоу, когда она пострадала в этот раз?
Я вспомнила фургон с мороженым, папу, который держал тебя за руку.
Мой папа.
Женщина поджала губы и бросила в автомат монеты. Оттуда выпрыгнула бутылка воды. Донна Роман открутила крышку. Я хотела пить, но попросить не решилась.
Он был расстроен?
Я вспомнила папино лицо, когда мы мчались к больнице, следуя за машиной «скорой помощи». Как он сжимал кулаки, пока мы ждали новостей о переломе Уиллоу.
Да, очень расстроен.
Как думаешь, он сделал это, потому что разозлился на Уиллоу?
Что сделал?
Донна Роман опустилась на колени, глядя мне в глаза:
Амелия, ты можешь поделиться со мной, что произошло на самом деле. Я сделаю так, что он не обидит тебя.
Наконец я поняла смысл ее слов.
Мой папа не злился на Уиллоу, сказала я. Он не бил ее. Это несчастный случай!
Такое не должно происходить.
Нет, вы не понимаете, это все из-за Уиллоу.
Ни один поступок ребенка не оправдывает насилия, выдохнула Донна Роман, но ее слова звучали приглушенно.
Женщина направилась к комнате, где держали родителей, и хотя я умоляла послушать меня, она не реагировала.
Мистер и миссис ОКиф, мы помещаем ваших детей под защиту органов опеки.
Почему бы нам не пройти в участок и не поговорить? сказал полицейский папе.
Мама обхватила меня руками:
Органы опеки? О чем вы говорите?
Твердой рукой, не без помощи полицейского, Донна Роман пыталась оторвать меня от мамы.
Мы поместим детей в безопасное место, пока все не прояснится. Уиллоу проведет ночь здесь.
Женщина попыталась вывести меня из комнаты, но я ухватилась за дверной косяк.
Амелия? разъяренно спросила мама. Что ты сказала?
Я говорила правду!
Куда вы забираете мою дочь?
Мам! завизжала я, потянувшись к ней.
Идем, милая, потянув меня за руки, проговорила Донна Роман.
Пришлось отпустить косяк, и меня, визжащую и отбивающуюся, вывели из больницы. Я буйствовала пять минут, пока не пришло отупение. Пока я не поняла, почему ты не плакала, пусть и было больно: есть такая боль, от которой не будешь кричать.
Я и раньше встречала слово «детский дом» в книгах и по телевизору. Тогда я думала, что он нужен для сирот и бродяг, для детей, чьи родители были наркоманами, но не для таких девочек, как я, которые жили в уютном доме, получали кучу подарков на Рождество и не ложились спать голодными. Миссис Уорд, руководившая моим временным приютом, могла оказаться и сама матерью. Судя по фотографиям, покрывавшим каждый сантиметр стен, она и была такой. Женщина встретила нас у двери в красном халате и тапочках, похожих на розовых поросят.
Должно быть, ты Амелия, сказала она, распахивая дверь шире.
Я ожидала увидеть ватагу детей, но оказалось, что здесь только я. Она провела меня на кухню, где стоял запах порошка для посуды и вареных макарон. Миссис Уорд поставила передо мной стакан молока и положила на тарелку несколько печений «Орео».
Возможно, ты голодна, сказала она.
Хотя так и было, я покачала головой. Взять у нее что-то словно сдаться.
В моей спальне стояла тумбочка и небольшая кровать, покрытая одеялом с изображением вишенок. А еще телевизор и пульт. Родители не разрешали мне иметь в комнате телевизор. Мама говорила, что это «корень всех бед». Когда я сказала об этом миссис Уорд, она рассмеялась:
Возможно, и так, но иногда «Симпсоны» это лучшее лекарство.
Женщина открыла ящик и достала чистое полотенце и ночную сорочку, вдвое больше меня. Интересно, откуда она у нее? Сколько времени провела тут предыдущая девочка?
Если понадоблюсь, найдешь меня дальше по коридору, сказала миссис Уорд. Могу я еще чем-нибудь помочь?
Мне нужна мама.
И папа.
И ты.
Дом.
Сколько выдавила я первые слова, которые произнесла в этом доме. Насколько я тут останусь?
Миссис Уорд печально улыбнулась:
Я не могу сказать этого, Амелия.
А мои родители они тоже в приюте?
Она замешкалась:
Что-то вроде того.
Я хочу увидеть Уиллоу.
Утром поедем сразу же к ней, сказала миссис Уорд. Мы заглянем в больницу. Хорошо?
Я кивнула. Мне так хотелось ей верить. С этим обещанием, вложенным в мои руки наподобие моего любимого мягкого лосенка, я смогла бы проспать всю ночь. Могла убедить себя, что все обязательно улучшится.
Я легла, вспоминая чепуху, о которой ты бормотала перед сном, когда я просила тебя замолчать: «Лягушки глотают с закрытыми глазами. Одним карандашом можно нарисовать линию в тридцать пять миль. Если произнести слово Cleveland наоборот, получится ДНК уровня С».
Не сразу, но я поняла, почему ты цеплялась за эти глупые факты, как другие дети не выпускали из рук любимое одеяло: если повторять их снова и снова, на душе становится легче. Может, все дело в том, что я узнавала новое, когда вся остальная жизнь превратилась в сплошной вопросительный знак, а может, эти факты напоминали о тебе.
Я все еще испытывала голод или же странную пустоту внутри. Когда миссис Уорд ушла в спальню, я выбралась из кровати. На цыпочках прокралась в коридор, включила свет и направилась на кухню. Открыла холодильник, позволяя свету и холоду коснуться моих голых ног. Посмотрела на мясо, запечатанное в целлофановый пакет, на сваленные в кучу яблоки и персики в корзине, на упаковки апельсинового сока и молока, выстроившиеся в ряд, как солдаты. Наверху скрипнуло, и я схватила первое попавшееся под руку: буханку хлеба, контейнер со спагетти, горсть печенья «Орео». Я побежала к себе в комнату и закрыла дверь, потом разложила сокровища перед собой.
Сперва я уничтожила печенье. В животе заурчало, и я руками стала заталкивать в рот спагетти, потому что не было вилки. Съела кусок хлеба, потом еще, а вскоре осталась одна лишь целлофановая упаковка. «Да что со мной не так? подумала я, поймав в зеркале свое отражение. Кто станет есть буханку хлеба зараз?» Внешне я вызывала отвращение: тусклые коричневые волосы, которые пушились от влажной погоды, широко расставленные глаза, кривой передний зуб, свисающие над джинсами пельмени по бокам, но внутри я была еще хуже. Мне виделась огромная черная дыра вроде тех, о которых нам рассказывали на естествознании в прошлом году. Она поглощает все на своем пути. «Вакуум пустоты», называл ее учитель.
Все доброе и хорошее, что видели во мне окружающие, омрачалось темной стороной моей души, жаждущей иметь другую семью. Настоящая я была омерзительным человеком, мечтавшим о жизни, в которой ты бы не родилась. Настоящая я видела, как тебя погружают в машину «скорой помощи», и мечтала остаться в «Дисней уорлд». Настоящая я не знала меры, могла проглотить буханку хлеба за десять минут и хотеть еще.
Я определенно ненавидела себя.
Не знаю, что заставило меня пойти в ванную, смежную с моей спальней, на стенах там красовались розочки, на раковине лежало фигурное мыло и сунуть в рот два пальца. По моим венам словно растекался яд, от которого я хотела избавиться. Может, так я наказывала себя. Или пыталась вернуть себе контроль, чтобы порядок был везде. «Крысу не может стошнить», как-то раз сказала мне ты, и это засело мне в голову. Придерживая волосы рукой, я выплеснула содержимое желудка в унитаз. Кожа покрылась испариной, я тяжело дышала, испытывая опустошенность и странное чувство облегчения от осознания, что да, я смогла хоть что-то сделать правильно, пусть мне и будет хуже, чем раньше. Живот скрутило, на языке осталась горечь, но в этот раз боль была физическая.
На меня накатила слабость. На шатающихся ногах я поплелась в предложенную мне кровать и потянулась за пультом от телевизора. В глазах резало, горло пересохло, но заснуть я не могла. Вместо этого я щелкала по каналам, просматривая передачи об интерьерах, мультики, поздние ток-шоу и кулинарное соревнование «Железного повара». На канале «Ник эт Найт», на двадцать второй минуте шоу Дика Ван Дайка, появилась старая реклама «Дисней уорлд», будто насмешка, злая шутка, предупреждение. Меня словно пнули в солнечное сплетение: я увидела фею Динь-Динь, счастливых людей и семью на аттракционе «Чашки», которой могли бы оказаться мы.