А ещё с Илоной был «Милый друг». Она сама против силы разума, едва ли не как его многочисленные пассии влюблялась в этого обаятельного проходимца и сочувствовала именно ему, а не его жертвам. «Ну ведь он такой милый», объясняла она Руфине, и та в ответ потягивала передние лапки, а потом, состроив умилённое личико, мяукала. «Вот видишь!»
Однако ближе к концу второго дня после коктейльного вечера, как его назвала для себя Илона, от мыслей о «милом друге» её оторвало знакомые переливы гудков. Опять Анжелка, и теперь не самочувствие Илоны её интересовало. Она зашла с неожиданной стороны:
Слушай, тут ребята собираются у одного на хате, родаки где-то на югах, вернутся нескоро, вот он и отрывается.
Илона вздохнула, воспоминание о вчерашней головной боли было ещё свежо.
Не так часто.
«Уже прогресс, отметила Анжела, не категорическое нет, а просто не так часто, сто̀ит ли упоминать о Никите? Пожалуй, не сто̀ит».
Родители вернутся, вот тогда нечасто и будет, а пока пользуйся случаем. Ты просто коктейли не пей, это они по башке бьют, шампанское, вино, и утром встанешь как огурчик! Там музон, танцы, песни под гитару, говорят, хозяин поёт хорошо. Соглашайся, пока время есть, тебе вообще лафа, один предмет готовить, да и тот английский.
Ты с Павликом будешь? Илона начала колебаться. Идти-не идти, идти-не идти мысли как маятник старинных часов.
Анжела тоже почувствовала, что подруга даёт слабину.
Ну а с кем же? Конечно, с Павликом. Слушай, я тут его вчера так приревновала, так приревновала: ну думала, уже всё, а у него, оказывается, просто
И Никита будет? перебила подругу Илона.
«Ух ты, запомнила, а я-то тайные плану строю», хихикнула про себя Анжела.
Должен, Анжела слегка изобразила удивление, хочешь, позвоню ему, уточню.
Нет-нет, не сто̀ит, это не имеет значения. Я ещё не знаю сама.
«Так я тебе и поверила, ну ты даёшь, он хоть из-за фотографии писает кипятком, а ты вообще только с моих слов, уже на самом деле удивлялась Анжела, ох уж эти отличницы, и вправду говорят: в тихом омуте черти водятся!»
Так придёшь?
Приду, скорее всего, приду, только скажи по сколько скидываться?
Анжелка в ответ заржала в трубку.
В таких ситуациях за всё платят парни. Девушки приходят это уже немало. Ну так придёшь?
Угу, если не получится, то перезвоню.
Правильно, молодец, давай, встречаемся в семь часов на «Кунцевской» в середине платформы.
Повесила трубку, желание повеселиться в компании огромно, но почему-то страшновато. А вдруг Там всё может случиться. Илона подошла к зеркалу, стянула футболку и в который раз принялась рассматривать своё тело. Талия хороша, покатые плечи в меру, бугорки грудей торчком и в меру. Пожалуй, даже лучше, чем у Анжелки, Руки потянулись к джинсам: хотелось полностью оценить себя, но внезапно, даже не закончив расстёгивать ремень, Илона остановилась. Напало какое-то оцепенение: «И вот так когда-нибудь придётся оголять себя перед чужим, совсем чужим человеком? Но это моё! Не его! И он войдёт в меня! Ф-ф-ф, страшно!» Илона так и стояла перед зеркалом, пока снова не затрезвонил телефон. Мама. Обычный, рутинный разговор. Но надо что-то придумать насчёт завтрашнего дня, что? А, всё просто, завтра день рождения одной одноклассницы. Она новенькая, ты её не знаешь, нет-нет, тихая такая, хорошая девочка, из хорошей семьи, папа инженер, в метро работает, мама учительница, и она сама по стопам мамы пойдёт, поступает в пединститут. Александра Евгеньевна благословила, но:
Оставь мне её телефон, чтобы я была спокойна.
Мам, ну ты что, Илона умела изображать обиженную дочь, мне не десять лет, или ты хочешь, чтобы над твоей дочкой все ржали как лошади?
Фу, какие выражения! Ладно, хорошо, только смотри, к одиннадцати будь дома.
Мама! Она живёт у кольцевой. Мне придётся уйти в десять, как ты это себе представляешь?
Хорошо, тогда обещай мне, что это приличная вечеринка приличных девочек.
Ну, конечно, мама, конечно!
Уф-ф. Общение с мамой даётся всё тяжелее. Илона положила трубку и застыла у телефонного столика. И сразу Руфина напомнила о себе, проголодалась. «Угу, моя хорошая, сейчас». Но после разговора с мамой необходимо встряхнуться. Да, покормить кошку, конечно, и выйти на воздух: жара уже спа̀ла, а в квартире ещё душно. А почему бы не искупаться? И точно, Москва-река рядом, мама далеко. Илона переоделась, сунула полотенце в холщовую авоську и, выскочив из дверей дома, вприпрыжку понеслась к речке.
Солнце садилось, его жёлтый диск уже почти свалился в заросший зеленью парк за излучиной Москвы-реки, и только самые верхние окна в ближайшей многоэтажке отливали золотым отражением лучей заходящего светила. Вместе с ним уходила и дневная духота, воздух стал свежее и казался чище. Несмотря на довольно поздний час, на пляже было полно народу. Покинули место дети и жаждущие обрести смуглый цвет кожи, зато прибавилось обычного праздного люда. Кто, наплевав, как и Илона, на заявленную вроде палочку, пришёл искупаться, кто отдыхал с волейбольным мячом, кто в кругу друзей с бутылочкой, а один полупьяный лейтенант в форменной рубашке с погонами, но без штанов приставал к девице в очень откровенном купальнике. Та принимала его приставания вполне спокойно, лишь купируя излишнюю вольность рук своего партнёра. Похоже, молодая супружеская пара просто выбралась подышать воздухом у реки, и подвыпивший офицер желал всем продемонстрировать завидные формы своей жены. А ведь действительно есть на что посмотреть: осиная талия логически завершалась красивыми, слегка сдавленными обрезками ткани грудями, из-под зауженного до неприличия низа раздельного купальника выпирали упругие ягодицы. «Спортсменка, наверное, предположила Илона, военные любят спортсменок». Только лицо, обычное, плоское, скуластенькое, азиатское и при этом с еврейскими глазами навыкате портило общую картину. «Ну на лицо он, наверное, не смотрит в такие минуты, там всё решает тело, заключила Илона и тут же спохватилась, какая ты умная! Всё-то ты знаешь!»
Она быстро сбросила с себя верхнюю одежду, заколола волосы в толстый пучок и с разбега сиганула в реку. Даже нагретая за день вода прошибла тело приятной прохладой. Десяток гребков вперёд, десяток назад, полежать, распластав руки и ноги, на воде. Она отнесёт в сторону, вернуться по ещё тёплому песку, снова проплыть десять-двадцать метров, снова «звёздочка». Здорово! Вода и бодрит, и расслабляет. На берегу вытащила заколку, тряхнула головой. Толстая шапка мокрых волос, переливающихся золотом на косых лучах солнца, окутала лицо. Илона сразу почувствовала на себе взгляды мужчин. Вот те двое мирно играли в карты, пока она рядом не нарисовалась со своим полотенцем, вон тот интеллигент с книжкой даже дряблый животик подобрал, разглядывая стройную длинноногую фигуру Илоны. Наверное, мужчин возбуждает, когда женщина вытирается. В этом, вероятно, что-то есть. То рука, то грудь, то нога исчезает за куском материи, и появляется снова, тоже своего рода стриптиз. И она нарочито долго, тщательно, стараясь высушить каждую капельку, тёрла своё белое, совершенно незагорелое тело: изгиб спины, покатые плечи, живот без единой капельки жира и особенно тщательно другой предмет своей гордости ноги. Она выставляла поочерёдно вперёд согнутые в колене ножки и, наклонившись, сушила их вплоть до последнего пальчика.
Даже лейтенант на минуту отвлёкся от своей пассии и стал разглядывать Илону: её плечики, венчающие правильные, вздёрнутые к верху бугорки грудей, при всяком наклоне норовивших выскочить из своего скромного укрытия; ровный животик с зовущей ямкой пупка посередине, округлые, в меру развитые бёдра со стреловидным куском материи между ними. Глаза офицерика, казалось, упёрлись в эту точку. Илоне стало неудобно, она повернулась к непрошеному зрителю спиной и стала натягивать джинсы прямо на мокрый купальник. За спиной послышался недовольной голос лейтенантовой пассии. «А вот и пойду, наконец твёрдо решила для себя Илона, пойду! Посмотрим, что там за Никита!» В том, что Никита будет там, она не сомневалась.
8
Анжела привела её в большую двухкомнатную квартиру. Дом сталинской постройки, поэтому не обычная башня-квадрат, как у них, а огромное строение с колоннами, гербами и орнаментами из звёздочек с серпами да колосьями. И сама квартира по площади не намного меньше, чем родительская: комнаты просторные, кухня, как полноценная гостиная, и прихожая на десять человек одновременно с диванчиком и торшером. «Наверное, здесь ночуют засидевшиеся допоздна гости», подумала Илона.
Хозяин представился Серёгой, он был под стать апартаментам плечистый, ширококостный парень с cильными, мускулистыми ручищами. Ну прям Илья Муромец наших дней. Он сгрёб Илону в свои объятия как старинную знакомую и чмокнул в щёчку. Илона и дёрнуться не успела:
А, золотая медалистка, глазастая какая! Ну прямо Мэрилин Монро. Парней штабелями ещё не укладываешь? пробасил он, почти не разжимая большой, по размеру всего остального, рот. Вот только глазки выпадали из общей картины, негабаритные оказались, татары явно прошлись по предкам. А богатырь, не дожидаясь ответа, продолжил. Павлуша рассказывал про тебя, значит теперь на дипломата учиться будешь! Александра Коллонтай наших дней!
Илоне сразу стало неловко, откуда этот совсем незнакомый человек столько о ней знает? Она инстинктивно поднесла ладони к лицу и, словно пытаясь прикрыться, взглянула на Павлика, который их перехватил у выхода из метро и довёл до нужного адреса. Но тот даже бровью не повёл: мол, всё в ажуре. Впрочем, и самого Павлика она встретила всего-то второй раз. Так что обижаться не на кого, разве что на Анжелку. Но та потащила её за рукав и отвела в сторонку:
Не нервничай, тут так принято, он меня тоже заборостроителем назвал, Павлик растрепал. Серёге просто, наверное, нравится собирать информацию. Ну, не про всех, конечно, но про тех, кто к нему приходит. Вот и про Павликовы дела он в курсе, хотя сам работяга. Зарабатывает, кстати, неплохо.
Я и смотрю, что на гнилую интеллигенцию он не тянет, улыбнулась Илона, как заграбастал своими ручищами, аж кости хрустнули.
Ага, он краснодеревщик, причём очень хороший, высококлассный специалист, с детства к деревяшкам тянулся, сейчас работает в каком-то НИИ. Говорят, его ценят.
Неужели и родители тоже из работяг? поинтересовалась Илона.
Не, работяги в таких домах не живут. Ты что? Родители в том же НИИ какие-то важные должности занимают, хотели сына в институт пропихнуть, а он заартачился: не пошёл, отслужил армию и занимается своими деревяшками.
Девчонки, хорош вам шушукаться, давайте по шампусику! подмигнул своими красивыми светло-карими глазами Павлик. Он уже держал два бокала в руках.
Девчонки не стали возражать, а хозяин тем временем взял в руки гитару и затянул «Кони привередливые». «Ишь ты, и поёт неплохо: выходит не хуже, чем у самого Высоцкого». Илона не очень любила советских бардов, но здесь, в компании, согласилась: лучше слушать хрипловатое Серёгино пение, чем подражать битлам на московско-английском. Второе явно получилось бы хуже.
Тем временем Анжелку куда-то утащил Павлик, а на Илону медленно, не сводя с неё глаз, надвигался рослый, атлетического сложения, брюнет с тёмными, почти чёрными глазами. «Никита», догадалась она. Примерно таким она его и представляла, правда, парня немного портили оттопыренные уши, которые он умело прятал в складках волос, но в остальном лицо безукоризненное: высокий лоб с густыми, но не сросшимися бровями, правильный нос, ярко-алые губы казались не слишком тонкими, но и не излишне вздутыми. Треугольный подбородок с ямочкой, такие в книжках называются волевыми, и всё же главное глаза. Яркие, сияющие и сверлящие Илону насквозь. И одет с иголочки. Фирменные джинсы и такого же материала рубашка новьё. Ни дать-ни взять голливудский киногерой. И этот парень втрескался в неё по фотографии?
А ты Илона! выпалил он, и, не давая времени на ответ, затарабанил. Я по фотокарточке узнал тебя. У Анжелы видел. Ты танцуешь?
К этому времени Серёга отложил гитару и включил магнитофон. Из него лилась мягкая, спокойная мелодия и такой же нежный, влекущий в незримые дали голос пел, нет, скорее проговаривал какие-то чётко различимые, но всё равно непонятные слова на французском. Что-то знакомое. Илона силилась вспомнить и никак не могла.
Да, почему нет, пробормотала она, и её руки сами собой легли на широкие плечи Никиты.
Кто это поёт? Что-то знакомое.
Это Джо Дассен, пояснил Никита, охватывая все больше талию Илоны, его уже стали забывать, он умер семь лет назад довольно молодым. Отказало сердце во время отдыха на тёплых островах.
А мне больше нравятся «Битлз». Правда, у них нет таких умиротворяющих мотивов.
А мне «Депеш мод», почему-то ожидаемо для Илоны признался Никита, битлов я любил в детстве, от них ещё родители тащились, я и наслушался тогда, а потом надоело.
Левой рукой Никита прижимала Илону к себе, а правая опустилась ниже уровня её талии. Ей стало несколько не по себе, вот уже пару раз она «чиркнула» грудями полурасстёгнутую джинсовую рубашку Никиты. Вот его рука совсем сползла. Илона чуть не ахнула: «Хорошо, догадалась в джинсах прийти, а ведь собиралась надеть ту юбку, что привезла из Парижа!» Она прошептала тихо: «Не надо!» и, чуть отстранившись, исправила положение. Но свои руки снова водрузила ему на плечи и не отводила взгляд. А он буквально пожирал её глазами.
Танец закончился. Илона специально отодвинулась в сторону, чтобы отдышаться, она запыхалась, как будто пробежала стометровку на физкультуре. На самом деле, последнюю минуту она едва дышала, утонув в обволакивающей глубине глаз партнёра: они почти как миндаль по форме. Она не обратила внимания на Анжелку, которая отозвала в сторонку Никиту и отчитывала его: «Ты куда сразу полез? Я же тебе говорила, она девочка! Вишь, как смутилась, покосилась она в направлении Илоны, раскраснелась да отдышаться не может. Дай человеку попривыкнуть. Она и в такой компашке первый раз, и нецелованная ещё даже, ну, или почти!» Для Илоны эта сцена осталась незамеченной, она опрокинула залпом второй бокал шампанского, который поднёс ей какой-то плюгавенький, мелкорослый типчик с неприятным, колющим взглядом и нечёсаными редкими волосами, плохо обрамляющими слишком длинное лицо. Маломерок не отстал сразу, он воспользовался случаем, чтобы травануть парочку смешных анекдотов. Илоне полагалось засмеяться, но у неё получилось лишь выдавить из себя кривую улыбку. Плюгавенький обернулся, просёк, куда направлялись взор и мысли Илоны, оскалился, обнажив ряд некрасивых зубов, похлопал её по плечу: мол, дерзай, и отошёл.
А потом снова появился Никита. Между тем, он прошёлся в медленном танце с новой партнёршей, с силой прижимая её к себе. Та не сопротивлялась. Такой парень, как Никита, не мог не иметь успех у девчонок, и некоторое время они зависли в настоящих объятиях прямо перед Илоной. И ей казалось, что Никита вот-вот расплющит монументальный, не чета Илониному, бюст партнёрши о собственный торс. Вдруг Илону почему-то пригласил Павлик, она не могла ему отказать и потеряла из виду Никиту с обладательницей мощных грудей. Павлик совсем не тёрся об Илону, он явно выполнял просьбу или приказание Анжелы («Развлеки подругу!») Сама Анжела в этот момент о чём-то болтала с хозяином квартиры, а тот опять держал в руках гитару. И снова Высоцкий: «Протопи ты мне баньку, хозяюшка». Песня длинная, и Илону, успевшую уже осушить третий бокал, но не шампанского, оно кончилось, а какой-то белой грузинской кислятины, Илону прошибла слеза. Она сама себе удивлялась: никогда с ней такого не случалось. Чтоб от Высоцкого, да мокрота на глазах? Кто бы сказал не поверила! Даже желание закусить кислое вино пропало.