И давно? спросил я. Давно решил книгу писать?
Четыре года назад Роман работал в Доме культуры, небольшой город в Архангельской области, в основном химическая промышленность. Звукорежиссером, видеографом, аккомпаниатором, заведовал аппаратурой и светом. Жизнь не то чтобы, но и не шлак-шлак, постепенно привык. Роман пообтерся и раздумывал, не купить ли уж и мотоблок, не вступить ли в ипотеку, намеревался поставить новый забор и провести воду в дом, но тут произошло.
Пропала девчонка. Родители не затянули, обратились в полицию, обратились к волонтерам. Поисковый отряд приехал быстро, прочесали округу, через пять часов нашли, все в порядке, заблудилась в лесу, уснула.
После поисков в Доме культуры для жителей провели лекцию. Как действовать в таких условиях, куда обращаться и почему исчезают, на что обратить внимание и что должно насторожить. Роман записывал видео.
Лекция закончилась, народ разошелся, волонтеры собрались, но уехать у них не получилось начался сильный дождь, и поисковики решили переждать до утра. Роман устроил их в библиотеке клуба, возвращаться домой не хотелось, и он остался с поисковиками. Пили чай, ели бутерброды и лапшу, девушка, та, что вела встречу с жителями, захотела покурить. В библиотеке было нельзя, и Роман повел ее на пожарный пост, к ящику с песком.
Они сидели на ящике и курили, сразу за жестяной крышей гремела гроза. Девушка нервничала от жестяного грохота, тогда Роман решил с ней поговорить и спросил, что самое сложное в поиске. Девушка ответила, что привыкла уже и ничего особо сложного нет. И замолчала. Докурила, и сигареты у нее закончились, Роман угостил своими.
Девушка долго курила, покашливая, потом спросила, хочет ли он узнать самое страшное?
Люди пропадают, сказала девушка. Ведется статистика, разбивка по годам, по временам года, известно, сколько пропадают зимой, сколько летом. Известны основные причины исчезновений, сколько теряются в лесу и тонут, известно количество попавших в рабство, известна доля маньяков и число тех, кто теряет память. Из этого складывается некоторая сумма, которая мало меняется от года к году. Но реальное количество пропавших больше. И эта разница слишком велика, чтобы списать ее на погрешность или ошибку в подсчетах. Куда исчезают те, кто не попадает в эти причины, неизвестно. Люди выходят из дома на работу и не возвращаются. Бесследно. Навсегда.
Каждый год в России исчезают тысячи, сказал я.
В этом и дело. Люди пропадают. Словно растворяются
И что? спросил я. Этому наверняка есть объяснение.
Дело в том, что как раз нет. Объяснений нет.
Роман взболтал остатки пива, но пить не стал, отодвинул. Правильный официант незаметно поменял пустую кружку на новую, Роман отхлебнул и продолжил:
Есть нечто Я не могу это точно сформулировать
Роман потер лоб.
Это когда тебе кажется все предсказуемым, а потом вдруг ты осознаешь, что это не та предсказуемость. Точнее, не для тебя, ты с облаками ничего поделать не можешь, это все на уровне предчувствий
Я не очень понял, что он хотел сказать. Роман стал нервно мять пальцы. Раньше он с одного бокала пива не напивался. И раньше он ходил с шашкой.
С какими облаками? спросил я.
Ну, это давно было Я зверобой собирал для чая, гляжу облака. Белые и словно на булавки приколоты, ненастоящие, кусочки ваты. Я про такое потом читал это случается от перегрева или от удара по голове В мозгу образуются кратковременные нейронные связи, и видишь мир несколько иначе Но шапочка из фольги, говорят, помогает.
Мы снова посмеялись.
Я тоже читал про такое, заметил я. Кажется, «эффект матрицы» называется. Навязчивое ощущение искусственности мироздания.
Похоже, согласился Роман. Очень похоже. Так вот, облака висели как декорация. А потом вдруг быстро побежали, словно включился какой-то механизм, представляешь? Это было необычайно красиво, я смотрел, наверное
Роман отхлебнул из кружки.
Несколько минут смотрел, продолжил он. А потом облака вдруг остановились, замерли на секунду и побежали назад! Как?!
Я подобную восторженность не разделял и, если честно, не очень хорошо понимал, что Роман пытается рассказать. Или он заходил слишком издалека, или сам не очень понимал
Наверное, я почувствовал, что в этой каше, рассказанной Романом поверх холодного бельгийского пива и жареной баранины, действительно есть некоторый смысл. То, что можно превратить в настоящую книгу.
И я позавидовал.
У тебя есть красные носки? тупо спросил я.
Роман достал платок, вытер лоб.
Ты не понимаешь. Роман сложил платок вчетверо, снова расправил. Видимо, я слишком сумбурно рассказываю. Может, лучше ты посмотришь?
Роман подвинул мне блокнот.
Тут более-менее все последовательно изложено.
Нет, Роман, извини, я отодвинул блокнот обратно. У меня времени сейчас нет совершенно. Верхне-Вичугская сумочная компания, организую их выставку, работы по горло. Сам же видел завал.
Верхне-Вичугская сумчатая
Роман поглядел на красную сумку под ногами.
Но, если ты хочешь, я могу взять твои материалы, потом посмотрю. Обычно на Новый год у меня выпадает окно
Роман тут же убрал блокнот со стола. Я отметил, что он, похоже, на самом деле крепко вступил на сомнительную дорожку сочинительства и теперь, как всякий неофит, опасался, что его интеллектуальный продукт будет отчужден морально неразборчивыми братьями по перу.
Понимаешь, тот случай ну с той девушкой никак у меня из головы не выходил. Это ведь ненормальный случай, ты согласен, Витя? Жил человек вроде счастливо, работа, ребенок талантливый, все хорошо. А потом раз и кончилось! Отрезали и выбросили! Вот я и думал почему? Почему оно так? В чем причина?
Чего?
Того, что случилось с той девушкой, терпеливо повторил Роман. Того, что случилось с ее сыном. С другим мальчишкой. С нами что случилось.
С нами ничего не случилось, сказал я. И в этом нет никакой причины.
Нет, Роман покачал головой. Есть, ты просто не понял. Я тогда тоже не понял, но потом Это как с облаками! Облака шли в одну сторону, а потом раз что-то изменилось, и облака развернулись обратно!
Роман потряс блокнотом.
Все как обычно, потом раз и переключилось! Словно где-то за стеной шестеренки перевернулись. Это как заглянуть под крышку старого лампового телевизора, помнишь, как у Снаткиной?
Снаткина.
Это есть наказание мне, это за гордыню мне, за сытое презрение к малым сим, как несправедлив был я к суггестивному поэту Уланову, как высокомерен с доброй Милицей Сергеевной, как побрезговал я той, что невольно застряла в дольмене, как смеялся я над Остапом Вислой, и вот, Билли Бонс, тебе бандероль.
То есть если ты смотришь в телевизор с другой стороны, то видишь, как в колбах горят красноватые огни, трансформаторы трещат, гудит что-то, и все это абсолютно не похоже на то, что происходит на экране.
Замечательно заболела голова.
Ну-да, ну-да, зевнул я. Мир не такой, как нам кажется. У бытия есть и неприглядная изнанка. «Водопады Нибиру» поют и трепещут в моем сердце. Ты про это думаешь написать? Если так, то спешу тебя огорчить тема удручающе не нова, про это сорок раз написано.
Нет, я не про это, исправился Роман. Ну, то есть в общем смысле. Некоторые события имеют не те причины, что кажется нам, это я хочу передать. Но это
Роман поморщился.
Иногда мне кажется, это настолько неуловимо, что в словах нелегко объяснить Наверное, поэтому я решил написать книгу.
Я усмехнулся.
Тебе трудно объяснить это в словах, и ты решил написать книгу?
Да, Роман вернулся к пиву. Примерно так. В двух словах нельзя, в книге получится. Надеюсь. Ты же знаешь, книги показывают не словами.
На этом свежем замечании я подозвал официанта, заказал вертуту с малиновым конфитюром, Роману штрудель, обоим кофе по-гавански.
То есть твоя книга будет про некоторые общие ощущения? уточнил я. А не про конкретное исчезновение?
Все книги про ощущения, самоуверенно ответил Роман.
На это я не стал возражать.
Книги они должны общаться с читателем не с помощью слов, сказал Роман. В наши дни слова дискредитировали себя.
«История немецкой космонавтики». Отличный канал, я понял, что давно его не смотрел, он успокаивал не хуже «Берцев Империи». Или «Коньки Апокалипсиса 2020», достойно, достойно. Видимо, от мыслей про морскую фауну святых последних дней на моем лице образовался некий скептицизм, и Роман это заметил.
Разумеется, ты прав, я весьма плотно работаю и с фактурой, сообщил он. Я собрал некоторый материал, изучил историю Чагинска, изучил биографии, но не очень получается.
Такое часто бывает, успокоил я. Главное не отступать. Работай каждый день и количество перерастет в качество. Рано или поздно. Начни с рассказов, постепенно наращивая
Да-да, я так работаю, занервничал Роман. Рассказы, много читаю Но
Не взлетает.
Не взлетает, подтвердил Роман.
Взлетит, заверил я. Это далеко не с первой попытки удается. И не с первой книги. Понимаешь, я не зря тебя про тему расспрашивал, если у тебя в голове тема не сияет, если она не оформилась в деталях, то и текст не идет, ничего удивительного. Возможно, для дебюта стоит взять другую тему? Более линейную, открытую?
Роман открыл рот, чтобы возразить, но промолчал, задумался, поглаживая пальцем по коже блокнота.
Мы молчали. На Набережной заиграл джаз, хотя до вечера было далеко. В сторону музыки поспешила банда жирафов-вымогателей, за ней на тележке провезли странную композицию составленную из пластиковых пальм и кедров модель Райского сада, за Эдемом на электрокаре проехал патруль.
«Угар муниципий», «ЖКХ-арт как чучело красоты». В последнее время канал начал повторяться, но я бы сейчас с удовольствием посмотрел и его.
Нет, помотал головой Роман. Нет, я не могу другую, я уже отравился.
И тут же подали вертуту, штрудель и кофе в серебряном кофейнике.
ЖКХ-арт возник как чучело красоты, но его адепты искренностью души своей растрогали одряхлевшего Ильмаринена, и он придал ему подлинности и меры.
Вертуту здесь я еще не пробовал, она оказалась на высоте. Тесто в меру тянучее, пропеченное, с корицей и изюмом. Малиновый конфитюр порадовал отсутствием косточек, выраженным ароматом и салициловой кислинкой. Сливки густые, холодные, не очень сладкие создавали отличный ансамбль с вертутой и малиной. Определенно лучшая вертута в Геленджике, впредь буду брать ее исключительно здесь.
Я больше не могу про другое, повторил Роман.
Это тебе так кажется. Возьми тайм-аут, съезди в Якутию.
Нет! решительно возразил Роман. Про другое не получится. У меня такое чувство, что я должен про это написать. Я думал отпустило, а оно не отпустило, оно потянулось.
Ну, бывает, согласился я.
Роман взял вилку и уронил на стол.
Холодная потрогал вилку пальцем.
Это для штруделя, пояснил я. Теплый штрудель, холодная вилка, вместе хорошо.
Да-да, холодная вилка Роман взял вилку. Понимаешь, ты единственный настоящий писатель, с которым я знаком. К тому же ты сам все видел там, в Чагинске.
Роман неловко ковырялся в штруделе. Роман как чучело писателя. Хотя на чучело, скорее, похож я. Чучело это всегда бывшее. Впрочем, наверное, можно быть и грядущим чучелом.
Да я ничего особого не видел, сказал я. Да и забыл почти все мы же там редко трезвыми бывали, Хазин жрал как не в себя, помнишь?
Да, точно
Роман принялся разбирать вилкой штрудель, осматривал каждый ингредиент, словно пытался найти в содержимом лишнее. Продолжалось это долго, я наблюдал за процессом.
А ты про кого-нибудь знаешь? Роман наколол на вилку изюмину. Из тех? Ну, по Чагинску?
Про Федьку что-то слышал, ответил я. Подполковник, кажется. Все там же, в Чагинске. Про остальных не знаю. Да и неинтересно, если честно.
Неинтересно?
Ни разу. Мне тогдашнего дурдома хватило, чтоб я еще сейчас это вспоминал?! Увольте, херр обер-лейтенант, семнадцать лет прошло!
Ну да, понимаю. А я про многих узнал, кстати. Вот, например
Нет! остановил я Романа. Не хочу. Не желаю слушать!
Наверное, я сказал это чуть более энергично, Роман улыбнулся.
А ведь ты, Витя, тоже, сказал он, сощурившись.
Что я тоже?
Ты тоже почувствовал. Там, в Чагинске.
Я не ответил.
Не понял, но почувствовал, продолжал Роман. И Хазин почувствовал, теперь я не сомневаюсь. В Чагинске было страшно.
Конечно, страшно. Страшно, когда рядом кретины, в руках которых власть
Да нет, я про другое, Роман неприятно скрипнул вилкой по фарфору. Там по-другому страшно было, страшнее
Борзый ПИсец.
Однажды Борзый ПИсец, уж выбившись из сил Не то, ни при чем здесь он, посторонний. Предложили ему однажды зарезать свинью, он пришел, а свинья смотрит, смотрит, так и не смог, а вот отец его всех свиней в округе резал. А потом грибов набрал корзину, вроде маслята не отличишь, сопливые, гладкие, домой принес, хотел пожарить, да свет кончился, подумал не судьба. Утром проснулся, а это не маслята вовсе, а поганки особые, очень смертельные. Или про паразитов. Завелись однажды у БП такие комары, которые не кровь пьют, а электричество. Сначала-то он думал, что это сосед по батарее откачивает, но потом их подкараулил как ночь, так электрические комары собираются на проводах и пьют. БП хотел их наловить, но не получилось комары бились током или взрывались синими электрическими искрами. Рассказал приятелю, а у того похожее, но не комары, а цепни в «Фольксвагене», он однажды полез масло менять, а они там, в палец длиной, масло портят. А подруга у него работала сисадминшей, и к ней баптисты обратились чтобы она им лазерное шоу запрограммировала. Ну, подруга сделала и как-то потихоньку сама в баптисты подалась, стала ключницей северного предела. А племянница его в семь лет видела красную дверь. Куда не пойдет везде красная дверь. То в магазине, то в школе, то на секции, и эта дверь ее словно бы манила, хорошо бабушке одной рассказали, она отвадила, а так неизвестно чем закончилось бы.
Ты чего, Вить?! испуганно спросил Роман. Тебе плохо? Побледнел весь
Жарко, пояснил я.
А у нас холодно всегда. Погода такая прохладная. А у вас хорошо. И штрудель хороший. А у нас все штрудели дрянь, набьют прошлогодними сухофруктами и жри, как свинья
Я стал разливать кофе и себе, и Роману.
А ты, Рома, где живешь?
Да там Короче, Вить, я боюсь, что у меня ничего не выйдет.
Что? не понял я.
Я это не напишу, сказал Роман. Или испорчу, или дрянь получится.
Я не стал его разубеждать. Хотя сам он, наверное, хотел обратного. Но в этом году нашествие перламутровых тараканов со Ставрополья.
Давай вместе, сказал Роман.
Немного промазал кофейником, на скатерти развернулся причудливый коричневый архипелаг.
Не понял.
Вместе писать. Книгу. У меня собраны материалы. Ты умеешь писать. Вместе у нас получится, я и название придумал
Не-не, перебил я. Название нельзя говорить плохая примета.
Роман пожевал губу.
Да и вообще, это без меня. Я на этих скрипочках наигрался, Рома.
Может, все-таки
Нет, сказал я.
Почему?
Долго и интересно рассказывать, как-нибудь в другой раз. Если вкратце я из тех, кому книги противопоказаны. У нас с ними нет взаимности. Давно понял.
Роман пошевелил бровями.
Книги как крокодилы, пояснил я. Чуть зазевался и оттяпали ногу. Я знавал парочку писателей, которым не повезло еще больше им оттяпали голову.
Роман попробовал кофе. Кофе здесь действительно гаванский, я знаю поставщика. Сильная обжарка, сваренный в медной кастрюле, горький и бескомпромиссный, как «стечкин» Че. Вряд ли в нем присутствует ром и сигары, но я их слышу. Хороший восьмилетний ром, крепкая сладковатая «Вирджиния».