Тогда я попрыгал. Лифт затрясся.
Прекратите! крикнула зебра. Шнур оборвется!
Я попрыгал сильнее.
Вы что, псих?! завизжала зебра.
Странный, странный день.
Лифт очнулся и поехал, остановился на пятом этаже. Я вышел, зебра осталась. Она поднялась на шестой, вышла и замерла, задержала дыхание и прислушалась, что делаю я.
Я спустился на площадку и спрятался за мусоропроводом.
Зебра тоже спустилась и, судя по шагам, приблизилась к двери Луценко.
Я выглянул из-за трубы. Она действительно звонила в дверь. Через минуту Луценко открыл и обрадовался. Кажется, зебру звали Алексия. Это явно была знакомая Луценко зебра. Алексия, зебра его судьбы.
Я спускался по лестнице и думал, может, мне самому завести канал? Назову «Белемнит и гвоздь». Хорошее название. Буду рассказывать Про что? Про конференции, съезды и ивент. Ха-ха. Зебра Алексия. Луценко никогда про нее не рассказывал. Интересно, где они познакомились? Я представил, что Луценко переодевается, не в зебру, а в какого-нибудь Тянитолкая, и они вместе с Алексией пристают к прохожим на Набережной зачем я про это думаю? Голова засрана, пустые мысли свиваются в пучки пустых мыслей, лучше смотреть, чем думать, я давно не думаю, в моей голове воет свою волчью песнь тушканчик Хо.
Дикий день. Не первый дикий день. Я пошагал вниз по лестнице.
На втором этаже стоял мешок со строительным мусором, почему-то я остановился и сел на него.
В подъезде было тихо и прохладно, я устроился в нише между стеной и мусоропроводом, достал телефон. Здесь почему-то не ловился ни 4G, ни 3G, связь представлялась паршивая, сука эта Катя. Зачем она так? Куда она делась вчера? Если бы я встретил ее вчера, сейчас я был бы уже в горах. Горная форель хороша. Я давно мечтал о форели, ее можно запечь в глине, в тесте, на крайний случай в фольге. О зелени, о хлебе, ненайденной двери там много по списку, но почему-то хотелось хлеба, кинзы, может, соленого сыра, обязательно печеных помидор. Может, Луценко прав, может, в хашную? Я еще не был в здешней хашной, хотя слышал, там неплохо. Пока неплохо, но скоро все испортится. Сама «Вердана» потихоньку сдает, надо признаться в конце мая, безусловно, у нее лучшая кухня, но к октябрю я сильно сомневаюсь. Это закономерно, к исходу сезона скисают все, подают откровенные синенькие, а не аджапсандал, но сейчас сезона начало. В горы, мог быть там. Испортить форель не сможет ни одна криворукая сволочь, ее не испортить ни пшеном, ни картошкой, ни макаронами.
Отчасти позавидовал Луценко, вчера у него застрявшая в дольмене, пусть Альбина, сегодня зебра Алексия, а я наметил Катю, но она удрала в неизвестном направлении
Звонок. Незнакомый номер. Я ответил.
Послушай, Треуглов, а тебе не кажется, что это слишком? Мы же договорились, что ты как сука-то?!
В трубке молчали.
Я думаю, надо обсудить сложившуюся ситуацию? Может, пора встретиться?
Здравствуй, Виктор, это я.
Сказал Хазин.
События склонны объединяться в группы. Единичные события редки, каждое событие вечера вторника притягивает событие утра среды. Есть подозрение, что гравитация влияет не только на вещество. Если случается А, наверняка случится и В. При реализации А и В, С практически неизбежен. Вселенная имеет форму круассана, плотные скопления по краям и огромные пустоты внутри. Бездна Эридана.
Хазин, ты?
Я, Виктор, я.
Тесей взял в карьер. Понеслось.
Рад тебя слышать, сказал я.
Забавно, но это было отчасти правдой.
Я тоже рад, сказал Хазин.
А Хазин не рад.
Ты можешь разговаривать? спросил Хазин. Свободен?
Да вроде
Есть вопрос, который нужно обсудить, Виктор.
Ну давай обсудим.
Хазин замолчал. Я ждал.
Это серьезный вопрос, сказал Хазин.
Слушаю, сказал я.
Хазин высморкался. И продолжал молчать.
Хазин? позвал я.
Не надо в это лезть, сказал Хазин.
Что?
Не лезь в это дело, повторил Хазин.
В какое дело, Хазин?
В трубку запыхтели. Интересно, Хазин сейчас кто?
Слушай, Витенька, хочу тебе дать серьезный совет, сказал Хазин. По старой дружбе, Витенька, понимаешь меня?
Где-то я уже слышал этот голос. Сегодня я слышал этот голос. Этим же голосом говорил старый утренний урка.
Совет на пятьсот тысяч, сказал Хазин. Рекомендую его выслушать.
Хазин, а ты где?
Виктор
Ты в Геленджике? продолжал я. Ты прилетел?
Я не в Геленджике! рявкнул Хазин. Я с тобой поговорить хочу!
Говори, ответил я спокойно.
Я откинулся к стене.
Это серьезно, Виктор, Хазин говорил в нос. Это весьма серьезно
Ты вырезал «Калевалу» на рисовом зерне? спросил я.
Хазин замолчал. Мне показалось, он подавился. Я был бы рад, если бы он подавился.
Виктор, я должен тебя предупредить это не лучший выбор.
Чего выбор?
Я начинал несколько злиться.
Я твой старый друг
Мой друг Гандрочер Кох, сказал я. Мой друг Гандрочер Хекклер.
Вижу, ты мало изменился, с сожалением вздохнул Хазин. Такой же тотальный мудозвон. Пожалуй, пора повзрослеть.
Пошел на хрен, сказал я.
Чуть позже. Послушай все-таки мой совет это не лучший выбор!
Какой выбор-то?!
Хазин молчал. Нет, действительно интересно, кем он работает?
Ты все еще фотографируешь? спросил я.
Что значит фотографируешь?
Ты же фотограф. Раньше был во всяком случае. Чем занимаешься сейчас?
Я не фотографирую. А почему ты спросил?
Хазин явно заволновался сильнее.
Ну, ты же раньше фотографировал. Каждый шаг, каждый пук. Запечатлевал, так сказать.
Виктор, послушай внимательно, голос Хазина стал вкрадчивым. Я ничего нигде не фотографировал, ты понял?
Нет, не понял
Не суйся в это дело, Витя. Держись подальше от Чагинска!
С чего ты взял, что я куда-то собираюсь? спросил я.
Витя, ты со мной в эти игры не играй, сказал Хазин. Ты не представляешь
Так объясни, перебил я.
Не лезь в это дело! зашептал Хазин. Не вмешивайся, Витя! Добром не кончится!
Хазин, ты мне до сих пор не объяснил, во что именно я не должен вмешиваться?
Хазин закашлялся.
Ты сам знаешь, Витя, во что не надо вмешиваться, сказал он. Ты же не дурак, понимаешь
Не понимаю. И я не собираюсь
Короче, Витя, Хазин сделал вид, что утратил терпение. Я тебя предупредил.
И о чем ты меня предупредил?
О том, что, если ты предпримешь определенные шаги, я не смогу гарантировать твою безопасность.
Хазин замолчал. Он не отключался, слушал, как я отреагирую на эту нелепую угрозу.
Хазин?
Я не смогу гарантировать твою безопасность, повторил Хазин.
Он смог добавить в голос еще угрозы. Я представил, как Хазин стоит перед зеркалом и упражняется с голосом: вот умеренно, вот страшно, вот ледяное спокойствие, вот нервы, официоз. Поэст Уланов так же читает стихи про Дросю.
Послушай, Хазин, сказал я. Я вот что хочу тебе сказать, Хазин. Пошел ты, Хазин, на хрен!
Я отключился.
Во рту до сих пор мерзкая кислятина от сырников, зуболомная кизиловая приторность, насколько же я был опрометчив, что заказал их на завтрак. Скверный завтрак предупреждает скверный день
Это Крыков! Я позвонил Крыкову. Крыков насторожился. Крыков связался с Хазиным, старые друзья, красные носки, а вот Хазин не насторожился, Хазин перепугался. Перепугался, сделал стойку и несколько истерических движений, настолько перепугался, что позвонил мне и явил удивительную игру голосами зачем я взял эти сырники, Катя, зачем ты кинула меня, мы могли бы быть счастливы на марциальных водах
Звонок.
Захотелось выкинуть телефон в мусоропровод. Еще не полдень, а телефон не радовал.
Снова Хазин. Настойчивый, сука, апрельский юркий свиристель, неизбежный, как Смерть.
Что тебе, Хазин? Еще раз тебя послать? Пошел на хер, Хазин.
Погоди, Виктор!
На этот раз в голосе Хазина чувствовался страх. За жирными самоуверенными оборотами, за въевшейся наглостью, за привычкой, кажется, командовать, Хазин явно начальник, хранитель тайны квадратной печати, держатель секрета стола.
Виктор, не отключайся, требовательным голосом произнес Хазин. У меня к тебе определенное предложение.
Слушаю, мой друг.
Хранитель печали, мастер ствола.
Я могу предложить тебе некоторые условия, сказал Хазин.
В этот раз деловым серьезным голосом.
Слушаю, мой друг.
Если ты откажешься от своих планов, то мы сможем компенсировать тебе причиненное беспокойство.
Баснословный день. Спросонья ретро-косплей, затем семинар «Как отказаться от планов, про которые ты еще не знаешь».
Кто это «мы»? поинтересовался я.
Это не важно, предсказуемо ответил Хазин. Мы можем предложить достойную компенсацию твоих усилий. Поверь, Виктор.
Моих усилий. Ладно, посмотрим.
Хазин, ты же понимаешь, что все не так случайно, да? Возможно, мы несколько по-разному представляем актуальность ситуации.
Актуальность ситуации это гениально, похвалил самого себя. Сейчас Хазин пытается понять, что я имел в виду.
Я имею представление, сказал Хазин. И могу тебя заверить компенсация будет более чем достойной.
Вероятно, под планами Хазин понимал поездку в Чагинск.
Вероятно, к посылке кепки Хазин отношения не имеет.
Вероятно, Хазин знает, что ко мне приезжал Роман.
И почему-то Хазин очень этим обеспокоен.
Наша компенсация позволит разрешить множество проблем, сказал Хазин.
Настолько обеспокоен, что сначала угрожает, а потом предлагает деньги. Это было так необычно и странно, что я почти позабыл про косолапый визит вооруженных граждан. Имеет ли к этому визиту отношение Хазин?
Виктор?
Да, слушаю.
Как тебе предложение?
Предложение интересное, сказал я. Но я должен подумать.
Почему? вкрадчиво спросил Хазин.
Как почему? Это не то предложение, на которое соглашаются сразу. И ты не ответил, чем занимаешься. Ты кто, Хазин?
Это совершенно не важно. Но если тебе интересно, я занимаюсь консультациями. В области социальной динамики.
Консультант в области социальной динамики. Специалист широкого профиля. Решала. Врет, конечно, какой из Хазина решала.
И как консультант по широкому кругу вопросов, ты не рекомендуешь мне ехать в Чагинск? спросил я. Почему же?
Тебе нужны ответы или деньги? спросил Хазин грубо.
Я подумаю, сказал я и отключился.
Третий раз Хазин перезванивать не стал. Но позвонит, я в этом не сомневался. Дрянные все-таки сырники с утра, отрыжка уже началась, изжога, похоже, неминуема. Возможно, стоит заказать что-нибудь съедобное. Кашу, возможно, сейчас пошла бы суздальская каша; к сожалению, доставка в термосе убивает суздальскую кашу, а ехать в «Усть-Ям» неохота. Горячее. Пусть банальная гречка с грибами, в «Усть-Яме» она хороша. Раклет. В округе ни одной приличной раклетной. Горячий багет с плавленым сыром на крайний случай.
Хазин не перезвонил.
Тогда я сам набрал. Луценко.
Все нормально, всхлипнул Луценко. Чего звонишь? Ты дома? Они тебя ждали?
Миш, ты говорил, что у тебя еще одна машина есть?
Брякнуло стекло. Наливает.
Да какая машина, Вить, так, ведро ржавое не на ходу давно.
Мне машина нужна.
Зачем тебе машина? плаксиво спросил Луценко.
Обстоятельства улыбнулись.
Луценко явно хлебнул из горлышка. Значит, третья бутылка имелась. Правильно, кто же хранит дома две?
Витя, ты что, оторваться решил? Мне кажется, лучше не надо, ты правильно говорил, нечего бежать
Да не решил я валить, не решил, успокойся.
А зачем тебе тогда машина?
Деньги. Можно достать деньги. Быстро достать. Надо съездить кое-куда, а на поезде не могу
Сколько денег?
Хватит.
Бутылка упала.
Это правильно, сказал Луценко. Это так и надо. С этими живодерами Лучше им отдать Слушай, а может, и я впишусь, а? Если говоришь, что там по баблу все ровно
Нет, оборвал я. Я сам. Так дашь машину?
Без вопросов, Витя, бери. Но лучше, наверное, поторопиться, а то вдруг вернутся
Луценко говорил, что они непременно вернутся. И деньги лучше иметь. От денег грех отказываться, особенно в наши дни. Сегодня ты откажешься от денег, завтра они откажутся от тебя. Но я не думал про деньги, нет. Впервые за последние годы я чувствовал пугающий интерес.
Глава 5
Вдовы Блефуску
Фур в начале лета обычно немного, поток двигался в основном к морю, дорога на север была почти свободна.
От Краснодара до Кинешмы успел за двое суток. Реэкспортная финская «восьмерка» Луценко на трассе оказалась хороша, легко держала сто двадцать на ровных участках и сотню на обычных, рулилась точно, да и выглядела неплохо, хотя и в красном. Отсутствие кондиционера, впрочем, слегка раздражало, особенно в первый день, на второй в районе проскочил через дождь, на второй день стало холоднее, или привык. Ныла спина, от сцепления сводило отвыкшую левую ногу я не водил давно и, похоже, слегка разучился. Однако мне нравилось. Дорога. Пока сидел за рулем, ни о чем, кроме дороги, не думал.
Переночевал в кемпинге под Воронежем, выехал с утра и остановился уже за Кинешмой, проголодавшись. Кафе «Калинка», выпечка, шашлык, окрошка. «Калинка» оказалась ошибкой, в тот день я рассчитывал попасть в Чагинск до сумерек, но осетинский пирог готовили сорок минут. Я дожидался сахараджина за столом и смотрел на Волгу.
Над рекой прозрачными парусами переливался перегретый воздух, играли радужные фантомы, со стороны Костромы к мосту подтягивалась баржа с песком, со стороны Нижнего выгребал высокий круизный лайнер, в этом году много воды и мутная, в верховьях дожди.
Семнадцать лет назад мы с Хазиным сидели здесь же, правда, кафе называлось «Бурлаки» и подавали в нем другое: уху трех видов, в том числе из сушеного карася, жареного леща с гречневой кашей «Аксаков», тех самых пошлых порционных судачков, печенных в томате пескарей, щучьи котлеты «Емеля», пельмени «Сабанеев», я запомнил. Моста тогда не было, и мы с Хазиным переправлялись на пароме, ждали пять часов, купались, пили пиво. «Бурлаки» не выжили, «Калинка» предлагала стандартный придорожный набор, с лагом в пару лет, разумеется.
Осетинский пирог не оправдал времени приготовления, собственно, от сахараджина в нем не осталось ничего ни тонкого эластичного теста, ни сочной ароматной начинки, ни правильной маслянистости, не пирог, а тоскливый чебурек с рубленой кинзой и укропом, и теста не пожалели. Доесть его я так и не смог, а забирать с собой не стал.
Хороший мост.
У Волги автомобильное движение исчезло, я пересек мост в одиночестве и на скорости, как всегда казалось, что сейчас по нему ударят крылатой ракетой, я не сомневался, что координаты наших мостов внесены в мозги их нынешних «минитменов».
За Волгой сменился лес: вместо лиственных массивов начались темные мрачные ельники, а за ними синие и прозрачные сосновые рощи, стало светлее, постепенно исчезли деревни, сошли на нет поля, окончательно наступил север.
Заправки стали редкими, на одной из них я купил две двадцатилитровые канистры и залил их бензином, не зря следующая заправка оказалась нерабочей, а на послеследующей сливали топливо, и насосы оказались засорены.
Дороги тоже испортились, скорость упала до ста, впрочем, быстрее ехать не хотелось; чем дальше я удалялся от Волги, тем медленнее становилось время и тем скорее я его пересекал.
На вторую ночь пути я остановился в гостинице «У пасеки».
Навигатор «У пасеки» не показывал, но оставалось семьдесят километров до отворота и примерно сто пятьдесят до Чагинска, рисковать я не хотел, решил переночевать здесь и въехать в Чагинск с утра, на свежую голову.
Раньше на месте гостиницы был лес, я это неожиданно вспомнил выразительное место на пригорке над ручьем. Здание гостиницы было выкрашено в озорной полосатый цвет, над входом, свесив лапки, сидели две веселые железные пчелы с кружками медовухи. К ручью спускался крутой заросший цветочный луг, из травы все так же выглядывали крыши зеленых ульев, а у воды крутила колесом аккуратная мельница. Вид буколический.