Это будет справедливо!
Самир вздрогнул, осознал, что читается последнее «Отче наш», и сейчас начнется проповедь.
Огляделся, пытаясь понять, что чувствуют и думают другие.
На большинстве физиономий тупая покорность, никакого интереса, выражение тех, кто выполняет обычный ритуал, не вдумываясь в его смысл, не осознавая, что именно и зачем он делает. Шевелит губами, повторяя каждое слово, мать Азры. Рядом с ней сама Азра, истинный ангел во плоти.
У Самира потеплело на душе, но он поспешно повел взгляд дальше, дальше
Женщины в платках искоса смотрят друг на друга. Каждая ревниво следит, не запнется ли другая, не пропустит ли момент, когда надо перекреститься или сказать «аминь», кое-кто из мужчин откровенно думает не о высоком, о том, скорее всего, где достать чечевицы или риса, чтобы прокормить семью, как заработать денег на починку дома, пострадавшего от очередной бомбежки, на подношение в ту же церковь, ведь скоро, в первое воскресенье октября, праздник освящения храма.
Если не дашь, то прослывешь нечестивым скупцом на весь Крепостной квартал, и неважно, что дома дети от голода пищат.
И это все его братья по вере?
Да, они вроде бы сохранили огонь, зажженный некогда в этих краях Севиром Антиохийским, возрожденный Иаковом Барадеем и сохраненный Григорием Вар-Гебреусом Служба идет так же, как она шла до того, как Мухаммад записал Коран. Только ради чего? Чем еще они могут похвастаться?
Братья ли они ему на самом деле, если не хотят мстить за его родных, за единоверцев?
От этой мысли Самира затошнило, он поспешно ухватил крестик под майкой, сжал так, что острые края впились в пальцы. Попытался вслушаться в то, что говорит отец Григорий, уже начавший проповедь, разобрать смысл, но словно лбом уткнулся в путаные, сложные слова:
Во-вторых, Всевышний Творец принял решение о явлении Своего Слова, то есть Логоса, рожденного от Него прежде всех веков без приведения в бытие подобно тому, как солнечный диск порождает свет, ум слово и огонь тепло, без отделения и без разделения между Рождающим и Рождаемым. Но для того чтобы те, кто увидит или услышит о соединении Логоса с плотью, не сомневались и не пугались, Он Сам, предсказывая устами Своих пророков и апостолов в ниспосланном Им Писании, охарактеризовал свое божество атрибутами, подобающими тварным существам
Умм-Насиб слушала, склонив голову к плечу, на лбу ее залегли глубокие складки. Сапожник Бутрос жевал губами, дергал себя за бороду, ясно было, что он не понимает ничего. Старая Хава-кабила, всю жизнь бывшая повитухой, перешептывалась с соседкой.
Самир вздохнул: почему все так сложно?
Отказывающиеся именовать Всевышнего так, как Он Сам обозначил Свое божество, пытаются обосновать мнение о Его совершенной несоизмеримости со Своими атрибутами, продолжал священник. Мы же утверждаем, что выражаемое в атрибутах сходство между Всевышним Творцом и Его творением имеет место в действительности, но это есть соучастие только в именах, что же до содержания самих понятий, то нет подобия между Ним и ними
Самир нахмурился, вспомнил, как просто и однозначно звучало все в темной пустой мечети, под грохот разрывов: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад Пророк Его Он Аллах Единый, Аллах ни в чем не нуждающийся. Не родил он и не был рожден, и нет никого, равного Ему.
Зачем добавлять что-то еще? Чтобы отвлечь, затемнить разум?
То ли отец Григорий почувствовал, что его не очень внимательно слушают, то ли с самого начала так задумал, но он отложил толстую старинную книгу, из которой читал, и объявил громогласно:
Дети мои! Как сказал Господь: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Так что помните, что кротость есть добродетель великая
Самира будто ударили кнутом, он вздрогнул, разом заболели ушибы, полученные в последние дни, заныли ссадины, ожила боль в левой коленке, а ведь не вспоминал о ней с вечера.
Возлюбите? выдавил он. Тех гадов, которые маму? Которые бомбами? Как?!
Тихо! шикнула Умм-Насиб, а Ильяс ткнул брата локтем в бок, угодив прямо в пострадавшее ребро, но опоздал.
Возлюбить убийц?! крикнул Самир так, что услышали уже все. Ни за что! Помните вы же читали, что «Не думайте, что Я пришел установить мир на земле. Не мир Я принес, но меч рассекающий»? Как так!?
Отец Григорий посмотрел на него сочувственно.
Опомнись прошептал сзади сапожник Бутрос, и аромат ладана на миг перебила сигаретная вонь.
Слова Писания нужно в данном случае понимать иносказательно, проговорил священник. Если ты, чадо, позволишь мне довести проповедь до конца, то поймешь, что твой гнев напрасен, что его
Иносказательно?! Самира трясло, он понимал, что на нем скрестились десятки осуждающих взглядов, но ему было все равно: он скажет то, что думает, и наплевать, что решат по этому поводу остальные. Оставить наказание грешников богу! Я угадал?! Долготерпеливому к негодяям, забирающему только тех, кто в него верит, и оставляющему жить тех, кто убивает верующих! Мама ходила в церковь! И папа тоже! Помогло это им?!
Отец Григорий побагровел, ноздри его раздулись, рыжая борода стала дыбом.
Замолчи! рявкнул он. Как смеешь ты осквернять святое место непотребными речами? Богохульник! Понимаю, что горе помутило твой разум, но опомнись, сын мой!
Широкая ладонь сапожника легла на плечо Самира, но он стряхнул ее одним движением. Посмотрел в полные гнева глаза священника, не отвел, не опустил взгляда, а когда заговорил, то каждое слово отдавалось во рту, словно звон закаленного металла:
Это вы опомнитесь! Сколько можно молиться, звать о помощи с небес!? Бесполезно! Нужно взять оружие и отомстить! Самим! Не надоело вам быть овцами?
Гнев, раскаленный и яркий, почти заполнил ту пустоту, что поселилась внутри в тот день, когда погибли мама с сестрой. Он впервые за последнее время вновь почувствовал себя полностью живым, целым, настоящим.
Краем уха слышал изумленные возгласы, но не обращал внимания.
Вон! гаркнул отец Григорий, взлетела его ручища, плеснул рукав облачения. Анафема тому, кто смеет призывать к нечестию в Доме Господнем!
Самир крутнулся на месте, схватил Ильяса за руку и потащил за собой.
Тот в первый момент попытался вырваться, но почти сразу перестал сопротивляться.
Он одержим бесом! Бедняжка! воскликнул кто-то из женщин.
Нет, просто сошел с ума, возразил мужчина.
Дурак, молодой дурак, горько прошептал один из стариков.
Что удивительно, в этот момент Самир слышал все, что происходило вокруг, шепотки по углам, покашливание, то, как часто-часто бьется сердце Азры, прижавшей руки к груди, потрескивание свечи перед образом Святой Троицы, шуршание мыши под полом. Зато мало что видел размытые лица, очертания человеческих фигур, наполненный светом проем двери.
Ты более не один из нас! продолжал бушевать отец Григорий. Прочь! Покаешься, и только тогда сможешь вернуться в лоно церкви Христовой!
Самир остановился, через плечо глянул в ту сторону, где остался священник. Затопившая церковь тишина оказалась тяжелой, будто свинец, ее хотелось раздвинуть руками.
А вы уверены, что я хочу вернуться? бросил Самир, точно выплюнул, и решительно шагнул через порог.
Глава 7
На кладбище царила удушающая жара, знойный воздух окутывал кресты, размывал их очертания, а камни ограды нагрелись так, что положи ладонь заработаешь ожог.
Зачем мы сюда пришли? пробурчал Ильяс. Зверски печет, и вообще Я же Почему ты все это сказал? Он всхлипнул. Нас выгнали Теперь с кем мы? С кем?!
Вот тебе раз. Ты собрался реветь, словно девчонка? Самир обернулся, посмотрел сурово.
Его так же трясло от злости, но он сдерживался, старался говорить спокойно.
Нет! но глаза Ильяса блестели, в уголках набухали прозрачные капли.
Я рад, что мой брат мужчина. Самир улыбнулся. И я надеюсь, что он со мной. Ведь ты со мной?
Я не хочу, чтобы без никого сказал Ильяс. Мамы теперь нет, мы вдвоем Теперь еще и из церкви выгнали! Зачем ты такое говорил? Я не понимаю, брат!
Они все трусы! заявил Самир. Ты ведь хочешь отомстить убийцам мамы? Убийцам отца?
Ильяс замялся, принялся скрести подбородок, оттопыренные уши его покраснели.
Ну я не знаю протянул он. Если даже хочу, зачем кричать в церкви? Ругаться с отцом Григорием? Я хочу быть сильным чтобы никто не обижал
А что, безропотно слушать его сказки?! Ты Самир понял, что кричит, и осекся, сжал кулаки и потряс ими перед лицом. Они много лет талдычат одно и то же! Подумай, вот те, кто сбрасывает на нас бомбы они ведь тоже христиане? Так?
Когда-то давно спросил об этом папу, и тот объяснил, что да, хозяева бомб, ракет и самолетов тоже ходят в церкви, но крестятся иначе, а молитвы читают на собственных языках или на латыни. Самир тогда не совсем понял, в чем разница, и как одни христиане могут убивать других.
Много позже он выяснил, что это только у них в Машрике христианские общины, и марониты, и армяне, и греки-православные небольшие, разбросаны по разным городам и живут в мире, тогда как в соседнем Ливане все друг с другом спорят, и каждый считает свою веру истинной, а уж в Европе и Америке есть еще всякие католики с протестантами.
Ну, они Ильяс почесал макушку, губы сложил уточкой, как всегда в задумчивости. Я не знаю ну да
Но ведь они нам враги! Они убили маму и сестру!
На этот вопрос Ильяс ответил куда быстрее и с большей уверенностью:
Да!
Так выходит, что христиане враги нам с тобой? осведомился Самир.
Брови Ильяса поползли вверх, глаза, все еще влажные, наполнило недоумение.
Нет Они же но как?
Пойдем, Самир взял брата за руку, как в церкви, повел за собой, туда, где торчали два не так давно поставленных креста. Если это не доказательство, то что тогда?
Сам понял, что внутри помимо злости и обиды есть еще и боль, и горе, такие же слезы, как и у Ильяса, что он до сих пор как следует не оплакал ни мать, ни сестру, спрятал печаль очень глубоко, запер на замок
Но не время сейчас думать об этом!
На горе будет время потом. Сначала другое, важное!
Их убили христиане, да, сказал Ильяс, глядя на могилы так, словно видел их впервые. Но мы ничего не можем им сделать! Давай уедем отсюда! Давай уедем! Далеко, туда, где христиане не убивают друг друга!
А есть ли такое место на земле? спросил Самир с горечью. Куда нам ехать? Кафр Касем?
Нет, в другую страну!
За те пять лет, что их Машрик бомбили, многие из Крепостного квартала уехали. Некоторые в Ливан, где сейчас тихо, другие в Турцию, третьи и вовсе в разные государства Европы. Тот же Кошачий переулок опустел целиком, там остались лишь двое стариков, и те умерли в прошлом году, один сам, а другой не успел спрятаться и его срубило осколком.
Уехать? Убежать? Самир стиснул кулаки так, что захрустели костяшки пальцев. Не отомстив за отца? Его-то убийца здесь, в Машрике, или даже в городе! У нас долг!
Горячая волна накрыла его с головой, захотелось кинуться на врага, на какого угодно, лишь бы он только оказался рядом пилот самолета, сбросившего бомбу на их квартал, или тот негодяй, что выстрелил в отца стиснуть горло, бить до тех пор, пока не останется ничего, кроме кровавой каши!
Понял, что дышит тяжело, по лицу текут горячие капли, волосы слиплись от пота.
Ильяс смотрел на брата испуганно.
Мы должны узнать, кто это сделал, и убить его, Самир старался говорить спокойно, но слова вырывались изо рта, точно искры из пламени, раскаленные, злобные. А для этого остаться здесь. Ведь никто из тех, кто уехал, не возвращается. Вспомни! Ну!
Многие клялись, что покидают родину ненадолго, тот же Юнус-часовщик, старый друг отца. Но от него не было ни слуха, ни духа вот уже два года, хотя перебрался он не так далеко, в Иорданию.
И для того, чтобы отомстить, я пойду на все, продолжил Самир чуть спокойнее. Приму ислам, стану одним из «Детей Аллаха». Он хотел пошутить, но понял, что шутка вышла несмешной, поскольку Ильяс вздрогнул и отшатнулся. И я надеюсь, ты со мной? Брат ты мне или нет?
Лицо Ильяса исказилось, он отступил, бросил отчаянный взгляд туда, где над домами поднимался крест церкви.
Самир требовательно вытянул руку:
Ты со мной? Если нет, то ты мне больше не брат!
Я не Оно само Тут Ильяс глубоко вздохнул и заговорил много решительнее: С тобой. Мы одна семья.
И положил свою ладонь на ладонь брата.
От этого прикосновения Самир ощутил себя невероятно сильным, поверил в то, что теперь они одолеют все препятствия, даже самые тяжелые, победят кого угодно, всех людей не только Крепостного квартала, но и целой столицы, и, в конце концов, добьются своего!
Глава 8
Паук ждал Самира там, где они расстались три дня назад, около ларька, и рядом с ним топтались двое мальчишек из своры.
Мелькнула мысль, что он зря пошел сегодня в город, что можно было остаться. Отправиться вместе с Ильясом в мектеб, изобразить покорность, пусть на несколько дней, все равно им не надо беспокоиться о еде, поскольку всех, кто поселился в старой трапезной, пусть два раза в день и невкусно, но кормят.
Братьям достался угол, отгороженный двумя занавесками, с парой соломенных тюфяков на полу. На стене обнаружился портрет толстого усатого человека в пиджаке, над головой которого красовалась надпись «Арабская нация едина, а миссия ее бессмертна».
Но Самир отогнал трусливые мысли, расправил плечи и даже не замедлил шага.
Лицо Паука украсила гаденькая ухмылочка, один из его приятелей недоуменно заморгал, другой наморщил лоб, силясь понять, чего это христианин-свиноед сам идет к ним в руки.
Вот и он, сказал Паук. Старые синяки зажили, хочешь новых, придурок?
А ты хочешь снова встретиться с «Детьми Аллаха»? поинтересовался в ответ Самир и испытал приступ острого наслаждения, увидев, как лицо его врага исказилось, а глаза забегали.
Нет, Паук не забыл, как Наджиб парой пинков разогнал его свору.
Самир шагал вперед, как ни в чем не бывало, словно сам держал автомат, а спину ему прикрывали вооруженные соратники, смелые, никого и ничего не боящиеся, даже самолетов с ракетами, не то что какой-то там мелкой швали из двунадесятников.
И Паук не выдержал.
Уходим, бросил он, срываясь с места. Но мы еще поквитаемся с тобой! Проваливай, собака христианская!
Но сам понесся прочь так, что пятки засверкали.
А Самир миновал контору махзуна, куда, как обычно, стояла очередь, и зашел в лавку под вывеской «Табак».
Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха! воскликнул горбатый торговец, услышав приветствие. Мир изменчив, один день приносит медовую сладость, а следующий луковую горечь! Рахим больше не ждал увидеть тебя в своей лавке, юноша!
Самир полагал, что его отправят на улицу, заманивать покупателей, но торговец поманил мальчишку за собой. Они обогнули прилавок, щелкнул выключатель, и вспыхнувшая под потолком пыльная лампочка осветила крохотную комнатушку, заваленную коробками и ящиками.
Тут властвовал сладкий аромат табака.
Иншалла, юноша, проговорил Рахим. Все просят у Рахима гаванских сигар. Только где взять их, если последняя партия пришла в хранимый Аллахом Машрик пять лет назад? Рахиму приходится кое-что придумывать Защелкали зернышки тасбиха. Пусть простит меня Великодушный, Обогащающий, Вседарящий Владыка Царства. Рахиму приходится делать сигары самому
И вскоре Самир узнал, как из пластиковых трубочек, колпачков и табачных листьев, выращенных совсем не на Кубе, делать «настоящие гаванские сигары».