«Ну чего это я. Просто завидую его молодости. Ведь ты сам был таким. Прекрати сантименты! Наверное, действительно, пора в отставку, подумал про себя».
Подтвердите готовность служб базы, ответил Клиновой.
Готовность служб базы подтверждаю!
Стартуйте, курсант!
Быков надавил зелёную клавишу со словом «Старт» и откинулся в кресле. Выдвинулись из подлокотников и спинки захваты, которые мягко, но надёжно обхватили его грудь, ноги, голову. Руки при этом оставались свободны; он мог дотянуться ими до любой точки пульта управления.
Корабль завибрировал в шахте катапульты. Затем слабым взрывом та толкнула его в пространство.
Удаление от базы десять тысяч метров, доложил Быков, запускаю двигатель.
Почувствовалась небольшая перегрузка.
Приступаю к ориентации корабля.
Автоматика могла бы сориентировать корабль точнее человека, но ручное управление кораблём входило в программу обучения пилотов. Клиновой не вмешивался в действия курсанта. Он следил за показаниями приборов, чувствуя удовлетворение от уверенных и чётких действий своего ученика.
Корабль сориентирован, угловое отклонение от курса двадцать пять десятитысячных секунды. Линейное отклонение плюс-минус двести сорок метров. Даю двадцать процентов мощности, доложил Быков и медленно потянул на себя ползунок на пульте.
«Не плохая точность ориентации даже для опытного пилота, отметил про себя Клиновой, но надо было бы начать с пятнадцати процентов. Он не понимает, что мне не двадцать два, а девяносто лет».
Но не мог он так сказать курсанту. Ученик всегда должен быть уверен в силах своего учителя.
«Ведь я сам был таким же нетерпеливым, оправдал для себя Клиновой своего ученика. Я часто стал думать о себе в прошедшем времени», вдруг спохватился он.
И, как будто разозлясь на свою старость и уже наступающую телесную немощь, твёрдо отдал приказ:
Дать мощность двадцать пять процентов!
Но, Николай Антонович, возразил Быков, для вас это слишком резкая перегрузка.
Обращайтесь по уставу, курсант! веско сказал Клиновой.
«Старик не хочет признаваться в своей старости даже самому себе», понял Быков.
Есть дать мощность двадцать пять процентов, товарищ инструктор, по-уставному ответил он.
Сильное тело Клинового привычно приняло резко возросшую перегрузку, однако он вдруг почувствовал, как сердце сделало судорожное усилие, чтобы протолкнуть очередную порцию крови. Он заставил себя делать глубокие размеренные вдохи, пока сердце не забилось вновь ритмично. «А такого ещё не было со мной, слегка панически подумал он, неужели это первый звоночек ОТТУДА»? Старик был рад, что его и Быкова головы удерживают захваты кресел, и они не могут смотреть друг другу в лицо. Он боялся прочесть в глазах курсанта сочувствие. Ведь тот, по выражению лица инструктора мог бы понять, что старику ох, как нелегко.
Даю возрастание мощности два процента в минуту, доложил Быков.
Согласен, курсант!
Постепенное увеличение перегрузки Клиновой перенёс легче, чем тот двадцатипятипроцентный скачок. Наконец, двигатель набрал сто процентов своей мощности. Корабль подготовки курсантов КПК-8 достиг пятой космической скорости, необходимой для выхода в надпространство.
Скорость выхода достигнута, инструктор, как будто издалека услышал Клиновой доклад курсанта, разрешите выход.
Выход в надпространство разрешаю.
Быков не услышал в голосе Клинового привычной уверенности. Сейчас это был тихий голос уставшего старого человека. Он нажал тяжелой от перегрузки рукой крупную синюю кнопку с надписью «Выход», установленную на подлокотнике кресла. Почувствовалась сильная вибрация, которая отозвалась в каждом позвонке, суставе, клетке тела и без того угнетённого перегрузкой.
Стрелки приборов на пульте беспорядочно заметались, световые индикаторы погасли. Внезапно вибрации прекратились, стало легко и спокойно. Все приборы, регистрирующие параметры трёхмерного пространства за бортом корабля показывали «ноль». Светился только индикатор надпространства мягким розовым светом.
Есть выход в надпространство, доложил Быков.
Вас понял курсант, ответил инструктор тем же уставным тоном.
Он встал с кресла, моментально убравшее свои захваты.
За точную ориентацию корабля ставлю вам «отлично», и добавил брюзгливо, за фамильярность при служебном общении получите выговор.
Виноват, товарищ инструктор, бодро принял порицание курсант и засиял своей белозубой улыбкой до ушей, исправлюсь.
Пойдём, Андрюша, на камбуз, чайку попьём, продолжил наставник уже будничным, не уставным тоном, да и отдохнуть не мешало бы.
2.
«Странный сегодня старик, думал Быков, переживает, что увольняют его. Пока чай пили, ни слова не проронил, да и глаза какие-то отсутствующие, ни разу не видел его таким».
Клиновой заперся в своей каюте, а Быкову только и оставалось, что сидеть в рубке, и, следуя инструкции следить за показаниями приборов.
Группа приборов двигателя и систем корабля показывала, что всё в порядке. Иначе быть не могло каждая система имеет тройной запас надёжности и дублирующую систему. Так что вероятность выхода из строя ничтожно мала. А там, в левой части пульта, беспросветный мрак стрелки на «нулях», индикаторы погасли, обзорный экран пуст. За бортом ни радиации, ни полей, ни видимых объектов. Светится только маленький розовый квадратик индикатор надпространства до смешного примитивный прибор. Однако до сих пор лучшие умы человечества не знают, какая сила заставляет его работать.
«Парадокс, подумал Быков, прибор построили, а почему он работает, никто не знает. Но пользуемся им уже давно».
Вспомнились лекции профессора Храповникова. Интересный такой старикашка за сотню лет ему уже, но всё ещё живчик. Выступал с лекциями и в их школе космопилотов. Это он, будучи молодым и настырным стал главным создателем теории надпространства. Были ещё соавторы Борисова и Лиенг.
Теория странная и мало кому понятная. Впрочем, Теорию Относительности Эйнштейна тоже мало кто реально понимает. Курсанты иронично посмеивались: «А сам-то дедуля понимает свою теорию? Из которого пальца он её высосал?». Но, как бы то ни было, двигатель, созданный этой троицей чудаков (или пока ещё не понятых гениев?) работал и перебрасывал космические корабли землян по всей нашей Галактике и даже в соседние.
Храповников говорил на лекциях, что нет ничего странного в том, что ещё не понят механизм взаимодействия ХБЛ-двигателя и надпространства, а двигатель построен и функционирует. Ведь в двадцатом веке были созданы множество электрических приборов и машин, хотя тогда никто толком не знал механизма взаимодействия электрических зарядов. Знали факт, что заряды притягиваются или отталкиваются. Могли точно измерять силу притяжения или отталкивания. Но, почему они взаимодействуют, могли только догадываться. Однако это не помешало создавать мощнейшие электростанции и точнейшие приборы. Почему взаимодействуют заряды, поняли потом, когда электрическая индустрия была уже создана.
Точно так же обстоит дело и с надпространством. Люди научились выходить в него, регистрировать факт присутствия корабля в надпространстве. Точно наводя корабль на цель перебрасывать сквозь него грузы, экспедиции, пассажиров, достигая отдалённых уголков Вселенной. Но физической сути его ещё не понимают.
Разве понимали наши предки мореплаватели, что молекула воды состоит из двух атомов водорода и одного кислорода? Да они и о молекулах понятия не имели. Однако открыли все материки планеты, используя водный транспорт, вещал профессор Храповников. Также и вы, молодое поколение землян (или ваши внуки), используя ХБЛ-двигатели, исследуя Вселенную, поймёте сущность надпространства. Мы дали вам двигатель! Вперёд, дерзайте! патетически заканчивал он свои лекции.
Согласно теории Храповникова-Борисовой-Лиенга (ХБЛ-теория), если бы некий Наблюдатель смотрел бы из надпространства на наш трёхмерный мир, он увидел бы нечто похожее на огромный лист бумаги с толщиной, стремящейся к нулю. Причём не известно, какое из трёх измерений сжимается в «нуль». Этот бумажный лист сложен во много слоёв и самым варварским образом смят в комок и кое-где надорван. Если бы он, тот Наблюдатель, вырезал бы из этого комка небольшой фрагмент, то увидел бы поверхность с чрезвычайно сложным рельефом. Которое из трёх измерений нашего пространства стремится к нулю относительно надпространства, он смог бы определить, проведя в надпространстве четыре оси координат (а не три, как в нашем пространстве!), и, рассматривая каждый отдельно взятый фрагмент относительно этих осей. Он пришёл бы к выводу, что это можно определить точно только для бесконечно малого фрагмента. Рассматривая всё большие и большие фрагменты, он увидел бы, что точность измерения всё уменьшается, ввиду усложнения рельефа фрагментов.
Возможно, наш мир имеет бесконечную протяжённость в пространстве. Если это не так, то в надпространстве должны существовать другие трёхмерные миры, которые плавают в нём, как пылинки в воздухе. И, которые, в принципе, можно достичь, надо только знать, где они находятся.
Теория эта имеет только один недостаток: человеческому воображению нелегко понять то, что трёхмерный мир втиснут в плёнку (или бумажный лист, если хотите) с бесконечно малой толщиной, которая внутри себя трёхмерна, объёмна. В какую сторону ни двигайся, даже со скоростью света, нет нигде конца пространству. Но ведь когда-то человеческому воображению тоже было недоступно понимание двойственной природы излучения, хотя факты говорили за такую природу.
Как бы ни захлёбывались в критиканском угаре оппоненты, назло им, вот уже много лет, ХБЛ-двигатели выводят в надпространство космические корабли.
**********
Кораблю КПК-8 надо было сделать один двухсуточных перелёт от Земли на Фэсту, где Быкова ожидала вся их группа. Его, как самого сильного курсанта руководство назначило лететь последним подобно тому, как в эстафете последним бежит самый сильный спортсмен, чтобы наверстать всё, упущенное командой.
Клиновой спал в своей каюте, а может быть, не спал в одиночку переживал неотвратимость скорой своей отставки.
Быков сидел в рубке. Смотрел и без того уже вызубренную стереокарту известной части пространства. Испещрённые бороздами и морщинами складки пространства на мониторе напоминали извилины человеческого мозга. На морщинах, складках и между ними красными точками были изображены системы, где есть базы и поселения людей.
Вот Фэста не самая близкая, но и не самая дальняя база один двухсуточный перелёт, минуя пик Криксона.
«Странно, подумал Быков, пик Криксона ближе к Земле, но там ещё никто не был. Да и на карте он обозначен с пометой см. прим. 241».
Набрал на пульте номер примечания и на мониторе появилась справка.
Пик Криксона был открыт автоматическим кораблём в 2.431 году. Организованная в 2.433 году экспедиция пик на этих координатах не обнаружила. Сделав вынужденный манёвр, при возвращении на Землю экспедиция обнаружила систему типа Солнечной в полусутках полёта от предполагаемого пика. В 2.450 году на трассе Земля Фэста (Фэста планета во вновь открытой системе) грузовой корабль с экипажем из трёх человек неожиданно вошёл в пространство в месте искомого пика. Вторая экспедиция, направленная к загадочному пику в том же году, пик не обнаружила. Этот исчезающий пик следует считать загадкой природы.
«Вот так вот, загадка природы. И это под носом у Земли, размышлял курсант. Почему же ограничились только двумя экспедициями? Так, что же было после 2.450 года? Открытие складчатой системы Храповникова. Увековечили имя старикашки при жизни. Ну что же, заслужил. Итак, складчатая система Храповникова это два десятка симпатичных звёздочек вроде нашего Солнца и больше сотни планет. Да, конечно, после такого бьющего по воображению открытия не мудрено забыть про какой-то там невзрачный пик Криксона. С тех пор чисто автоматически переносят его из карты в карту, из атласа в атлас, под примечанием 241. Всеми забытый, ничем о себе не напоминающий. Интересно, этот пик, он пульсирует, меняет размеры или как бы вырастает, а потом исчезает, чтобы потом опять возникнуть? Чёрт возьми, это действительно загадка природы. Может быть, исследуя этот пик Криксона люди откроют, наконец, все свойства надпространства? Ведь, часто бывало в науке, что, исследуя аномальные явления, открывали общие свойства каких-нибудь систем. И аномалия часто оказывалась нормой, законом данной системы, без которой система существовать просто не могла».
От этих мыслей захватило дух. Захотелось прямо сейчас лететь к этому пику. Жаль, что изменить направление полёта он не мог.
«Надо бы поднять всю информацию той поры. Не может быть, чтобы возле такой оживлённой трассы не было других встреч с пиком Криксона. Как-то он должен себя проявлять. Я докажу, что надо исследовать эту аномалию. Если существует один исчезающий пик, значит должны быть где-то другие такие пики. Быть может, на них заброшены ключи от надпространства?! Человечество станет в сто раз могущественнее, если познает надпространство по-настоящему. Ведь сейчас мы передвигаемся в нём как слепые котята наощупь, ползком».
3.
До Фэсты оставалось лететь сутки. Последние сутки, когда Клиновой оставался космонавтом. С Фэсты домой, на Землю он полетит, будучи уже пассажиром. А потом неизбежное одряхление на какой-нибудь даче посреди пышных садов в обществе таких же отставников. Скучно и грустно. Только и останется, что вспоминать прошедшее.
Клиновой вдруг остро позавидовал тем, у кого на Земле есть семья. Наверное, провести последние годы жизни среди внуков и правнуков это настоящее счастье для старика. У него не было семьи. Были друзья, но не было семьи. Друзья хорошо, но семью они не заменят.
«В молодости у тебя были женщины, говорил он себе, почему ты не завёл семью? Не хотел семейных проблем, отвечал себе же. А ради чего? Ради желания быть одним из тех, кто первым встретит братьев по разуму. Тогда это было модно искать братьев по разуму. Ты не признавал отпуска. Напрашивался в экспедиции, доказывал, что только ты лучше других и точнее выведешь корабль в нужную точку. Тебя считали эгоистом, но тебя брали. Ты был действительно лучшим пилотом Земли. Но молодость прошла. Твои рекорды сейчас кажутся смехотворными. Ты носился по Вселенной от звезды к звезде, истоптал «пыльные тропинки множества далёких планет». И пыль с этих инопланетных троп навсегда въелась в подошвы твоих сапог. Ну и что из того? Братьев по разуму ты так и не нашёл. Ты был восторженным мальчиком, как вот этот курсант Андрюша. Тебе только и остаётся, что прожить последние годы в одиночестве. Ты презрел древние, истинные ценности жизни расплатой будет одиночество».
Возникло неприятное ощущение возле сердца. Старик стал растирать левую сторону груди.
«Врачи правы, отлетался ты. Раньше такого не было, а за этот полёт уже второй раз. Не надо расстраивать себя нехорошими мыслями».
Раздался стук в дверь, которая сразу отворилась.
Антонович, идите завтракать, я уже приготовил, пригласил его Быков.
Иду, Андрей, ответил он, встал с дивана и подумал: «Не подождал, когда отвечу на стук, сразу вошёл. Этот Быков парень не плохой, и пилот из него будет хороший, но фамильярен и развинчен. А, да ладно тебе брюзжать».