Зато я никогда за годы пребывания в Китае не ел таких груш, таких дынь и винограда, которые имели по-настоящему присущий им запах и таяли во рту. Про баранину я даже говорить не буду, такой душистой и вкусной баранины, да еще в таких количествах я вообще в жизни никогда и нигде не ел.
Фото из личного архива автора
На следующий же день посреди города организовали митинг, посвященный началу съемок, с приглашением общественности, которую оторвали от работы минимум на полдня, а вечером, как только стемнело, прямо в гостиничной столовой устроили неимоверный загул, который помог всем хоть немного перезнакомиться между собой. Одна часть съемочной группы состояла из местных национальностей (уйгуры, казахи, таджики), другая из китайцев (ханьцев), ну и двое приблудных русских мы с Олей (русская девушка из Благовещенска, игравшая в этом фильме роль главной героини). Было и пиво, и китайская водка, и даже местная брага из винограда и прочих фруктов, которую в большой канистре привез ответственный за тыловое обеспечение помощник режиссера (зам по тылу). Было много блюд из баранины, говядины, курятины, рыбы, разных других овощей, поэтому все отрывались по полной. Дело дошло даже до плясок, что присуще в Китае именно Синьцзяну. От жутких последствий пьянства и алкоголизма меня спасло то, что сидел среди артистов, часть из которых не пила вообще. За нашим столом по молодости лет набрались только два молодых артиста ханьской национальности.
Но что за дела? После столь обильного накануне вечером застолья и вдруг такой аскетизм на следующий день. Хоть я и не был избалован питанием на всех предыдущих съемках, здесь было что-то невероятное: днем во время обеда кормили одним рисом и овощами, а вот вечером на столах появлялось и мясо и мясной или рыбный суп. Мое удивление развеял мой помощник на этот раз мне выделили в ординарцы джигита, уйгура по национальности, который объяснил, что сейчас время поста перед праздником Рамадан. Днем правоверные вообще не должны есть и даже пить, а вот после заката солнца можно есть все. Так вот невольно и православные стали вдруг правоверными. 入乡随俗 «Жу сян суй су», как говорят китайцы, что означает, «явился в чужую деревню, так и живи по чужим правилам».
Зато через неделю начался собственно праздник Рамадан. Он совпал со временем отдыха по случаю Дня образования КНР, поэтому никто не работал, а все местные жители очень нарядные на разных видах транспорта от автомашин и мотоповозок, до, что еще лучше, обычных двуколок, в которые впряжены либо низкорослые лошадки, либо ослики, целыми семьями ехали куда-то в гости. Обойти этот праздник наша съемочная группа тоже не могла, поскольку большая часть состояла из мусульман. Вечером в столовой опять приготовили обильно накрытые столы, зелье, и были пляски до упаду. Но, как оказалось, это только благодаря присутствию в группе именно китайцев, ну и примкнувших к ним русских. Уйгуры-то, особенно верующие, могут веселиться, петь и танцевать, даже без спиртного.
Было заметно, что местные относились ко мне явно лучше, чем к китайцам (один казах вообще постоянно называл меня по-русски «брат»), и были сильно удивлены тем, что я пользуюсь многими словами, по их разумению, уйгурского языка (эти слова мною выделены в тексте специально). Например, что я аксакал, люблю есть шурпу, плов, изюм и булки, играть на дутаре, ездить на ишаке, фотографировать мечети, любоваться арыками, носить штаны и жупаны, пользоваться шарфом и кушаком. Названия всех городов я называю не по-китайски, а по-уйгурски, ведь в китайском языке нет букв, поэтому очень трудно передавать в транскрипции какие-то названия из других языков, так, например, Урумчи превращается в Улумуци, и это не самый худший вариант, бывают и более запутанные названия. А уж когда я спокойно благодарил за угощение словом «Рахмет!», восторг всегда вообще был выше крыши. Пришлось объяснить, что мы в Советском Союзе выросли в дружной семье разных народов, а я даже любил читать произведения авторов из среднеазиатских республик, поэтому и усвоил некоторые слова, присущие языкам этих народов. Мало того, сразу же стал называть их всех не так, как искаженно называют их китайцы, а собственно уйгурскими именами, что для меня было совершенно привычным делом: Абдукерим, Исламджан, Курбанджан, Адиш, Махмуд, Айбек, Айгюзель, Зульфия, Гюли (сразу вспоминается: «Зульфия мой халат гладит у доски, шьет Гюли, а Фатьма штопает носки») и т.д., что сразу же сделало меня лучшим другом всего уйгурского народа, во всяком случае нашей съемочной группы.
Как мало, оказывается, надо для этого! Что же спит наша пропаганда? Ведь Китай постоянно вещает телепередачи и на русском и на азиатских языках на прилегающие территории, а по радио так и на весь мир. И совсем не нужно заниматься какими-то подстрекательскими делами, достаточно просто рассказывать элементарные вещи о жизни в нашей стране на протяжение последних пятидесяти лет и все. Ведь они даже этого не знают и слушают, открыв рот о самых простых вещах из жизни Советского Союза, России, Казахстана и других стран. Наши съемки проходили как раз в то время, когда китайский тайконавт впервые вышел в космос из космического корабля, но в китайских СМИ все подавалось так, что можно было подумать, что это вообще происходит впервые в мире. И как же были удивлены некоторые мои молодые собеседники, когда я вынужден был разочаровать их, заявив, что такую фигуру впервые в мире проделал советский летчик Леонов уже пятьдесят лет назад, а китайские тайконавты успешно используют не только опыт, но и советскую технику.
Но надо помнить и о том, что всевидящее око и всеслышащее ухо бдит в Китае, а особенно в неспокойном Синьцзяне постоянно. Стоило нам с Олей пару раз сходить в местное интернет-кафе, ведь в гостинице интернета не было, как нас тут же засекли и передали строжайшую директиву по всем точкам города, запретив пользоваться интернетом тем, кто не имеет специальной регистрации, по которой можно выловить любого нарушителя спокойствия. А что делать тем, кому нужно воспользоваться интернетом временно? Это никого не волнует. Все очень просто. Если полиция не понимает, что они там читают, принимают и посылают, значит: «За-пре-тить!» и «в Багдаде все спокойно».
На следующий день праздника один из известных артистов Синьцзяна по имени Абдукерим, жена которого была родом из этих мест, пригласил руководителей киностудии, некоторых артистов и нас с Олей в гости к своему тестю.
Предварительно закупив крупного барана, мы всей толпой вошли в ворота одного из домов на обычной улице среди протянувшихся вдоль улицы глухих дувалов, и попали на широкий двор. Привезенного барана сразу потащили куда-то на задний дворик на заклание, а нас пригласили в дом. Курбан-байрам ведь и является праздником жертвоприношения.
Фото из личного архива автора
У порога все сняли обувь и стали приветствовать хозяев поклонами и пожатиями рук двумя руками. Те с улыбками проводили нас в гостиную, посреди которой стоял низкий длинный столик дастархан, богато уставленный разными сладостями и традиционной самзой (жареная в масле печенье-соломка, связанная жгутами), и усадили нас на пол, покрытый большим шикарным ковром. Меня как аксакала (оказался самым старшим по возрасту) при этом усадили во главе стола. Уйгуры, сидя на полу, чувствовали себя замечательно, китайцы тоже нормально, а вот нам с Олей пришлось несладко сидеть на полу трудновато. Через некоторое время хозяева выделили мне какой-то валик, на который я попытался усесться. Но через полчаса такого сидения ноги затекли намертво. Пришлось изрядно повертеться.
Пока где-то там разделывали барашка, хозяева пригласили отпробовать разные сладости и чай, потом стали подавать лагман, затем плов, от которых исходил завораживающий запах. Я было попытался отказаться от лагмана, понимая, что мне хватит и шашлыков, но все мусульмане тут же на меня дружно зашикали:
Можешь много не есть, но попробовать лагман должен обязательно. Таков обычай.
Пришлось извиниться за свою неосведомленность и, незаметно даже для себя, слопать полную пиалу лагмана. Я ж не подозревал, что будет так вкусно.
Наконец, появились шампуры с настоящим шашлыком из свежей баранины. И мне пришлось, пузо лопнет наплевать, под рубахой не видать, туда же умять и палочки три отнюдь не хилого шашлычка. Все это запивали постоянно подливаемым душистым несладким чаем и ничем больше.
Мы с Олей переглянулись и перекинулись парой фраз на русском, благо нас никто не понимал. Я, с сожалением:
Оля, пропадает такой закусон.
Да, накормили, конечно, до отвала, а вот веселья не получилось. Чуть-чуть бы, всего по пятнадцать капель для поднятия настроения, но не положено.
Немного посидели, поговорили и отправились в гостиницу, на прощание раскланявшись с гостеприимными хозяевами, которые все-таки наложили нам с Олей как иностранцам по пакету этого хрустящего хвороста с собой. Я его ел на завтрак с чаем еще почти целую неделю. Короче, все, как и у нас: с добрым словом придешь от души угостим, спрячешь камень за пазухой горе случится.
Я, правда, кроме разве что этой статьи, в которой одна правда и ничего кроме правды, никаких камней за пазухой точно не держал, однако ночью то ли от обилия пищи, тем более, мяса, съеденного на ночь, то ли от большого количества выпитого чая, то ли от неудобного сидения на коленях постоянно снились какие-то кошмары, вплоть до того, что на меня бросались тигры в стиле художника Дали. Чего только не приснится в далеком гостеприимном Синьцзяне?! Хорошо хоть не змеи или скорпионы. Хотя что там сравнивать, ведь результат при реальной встрече был бы примерно одинаковым.
На следующий день, проникшийся ко мне особым доверием, Абдукерим, который является очень известным в Синьцзяне и очень уважаемым артистом, опять пригласил теперь уже только меня и еще двух актеров-уйгуров в гости к своему другу.
Фото из личного архива автора
Мы проехали по какой-то страшно грязной улице с высокими. пыльными глиняными дувалами, а потом остановились у красивых резных, деревянных ворот, где нас уже ждал хозяин.
Прием проходил по той же программе, что и вчера, но только дом у друга был немного богаче и отделан внутри очень красиво. Старый актер Махмуд объяснил мне, что в Синьцзяне всегда так: снаружи дом, спрятанный за высоким дувалом, выглядит неказисто, даже бедно и грязно, потому что постоянно дуют ветры, поднимающие песок и пыль, которые покрывают пылью все и вся, зато внутри всегда очень чисто и красиво. Но вскоре я выяснил, что хозяин этого двора работает в местном управлении животноводства, так что удивляться богатому убранству не стоило.
Стол тоже был еще богаче, чем вчера, и за столом на этот раз сидели только мужчины, а женщины, жена, дочка и какие-то женщины, пришедшие в гости, доходили только до двери гостиной и передавали все блюда хозяину, который уже сам угощал гостей-мужчин. Я сразу понял, почему Абдукерим на этот раз не пригласил Олю в этом доме ей нельзя было бы сидеть вместе с нами.
Фото из личного архива автора
Перед обедом хозяин принес медный таз и старинный, высокий бронзовый кувшин с изогнутым носиком, полный воды, и сам полил на руки каждому гостю. Это тоже входит в ритуал приема гостей. Затем на двух больших блюдах подали плов. Настоящий среднеазиатский жирный плов с кусками баранины, изюмом и курагой. Но без ложек. Уйгуры деловито стали руками сминать маленькие комочки плова и отправлять в рот, показывая мне, чтобы я поступал так же. Я честно попытался проделать то же самое, но руки тут же стали жирными, что было не очень приятно. Заметив мое напряжение, Абдукерим попросил хозяина принести этому кафиру (неверному) ложку. Дело пошло значительно быстрее.
Потом принесли целую ногу теленка, от которой старший отрезал по куску и раздавал всем гостям. Объедение, конечно, но опять только под чудесный чай. Ни капли спиртного, даже пива. Кстати, уже в другой день, когда я пришел пообедать в чайхану с банкой пива, меня вежливо предупредила официантка, что пить спиртное в чайхане нельзя, и налила мне пиалу чая. Правда, чай в этих местах оказался весьма специфическим. Почти нигде не продают, а значит и не покупают китайский чай, а пьют свой, приготовленный из каких-то трав (а может быть с добавлением и травки) с примесью молотой корицы и имбиря. И несмотря на отсутствие спиртного, они активно разговаривали, что-то вспоминали, над чем-то шутили. Мне этого уже не дано было понять. На китайском еще можно было бы что-то уловить, а вот на уйгурском слабо. Но я не скучал, потому что внимательно разглядывал богатое убранство комнаты и двух очаровательных ребятишек, сына и дочку хозяев, причем, сынок спокойно входил в комнату к мужской компании, а дочка нет, ее можно было увидеть только за порогом.
Фото из личного архива автора
Потом из угла достали дутар, и Абдукерим стал услаждать присутствующих своим артистическим пением. Пришлось спросить у Исламджана, о чем он поет. Тот поведал мне, что песня, конечно, о любви, о красивой девушке, которую любит этот парень, и о неизвестном сопернике, который пытается помешать этой любви. Все, как и везде.
Вскоре к нам в съемочную группу приехал странный мужчина ранне-пенсионного возраста совершенно европейской наружности: нос картошкой, русые волосы и небольшие залысины. Я, зная по сценарию, что с нами в двух эпизодах должен быть еще один русский, посчитал, что как раз и нашли для массовки какого-то русского чуть ли не на улице, как это обычно делают в Китае, и поэтому сразу заговорил с ним на русском языке. Мужчина ответил мне тоже на чистом русском языке без какого-либо акцента, а потом вдруг подчеркнул, что он по национальности уйгур. По его внешности, которая даже и рядом с черноволосыми, смуглыми, цыганистыми уйгурами и рядом не стояла, а также по разговору я понял, что тут что-то не так, и усомнился в его словах, спросив:
Откуда же вы так хорошо говорите на русском?
Но он, не моргнув глазом, меня уел:
Наверно, оттуда же, откуда вы хорошо говорите на китайском.
Мне стало как-то не по себе, а вдруг и правда оттуда же, в смысле из подобной организации. При этом он категорически отрицал наличие в его крови чего-то европейского, не желая признавать себя даже полукровкой. По его разговорам с уйгурами было понятно, что и уйгурский язык для него является родным.
Такой вот уйгур
Фото из личного архива автора
Но чтобы он ни говорил, он был больше похож на немецкого бюргера, чешского пивовара или дебелого русского запорожца с картины Репина, и я знаю точно, что любой человек, изучавший русский или китайский язык, как иностранный, не может говорить так чисто и так хорошо понимать некоторые идиоматические выражения, если его в детстве не учила говорить на этом языке его мама. Причину своей скрытности он так и не открыл. Вероятно, во время «культурной революции» на эти смешанные семьи нагнали столько страху, что он сохранился даже на генном уровне и на следующие поколения.
Почти по всему Синьцзяну телевизоры в гостиницах настроены в основном на показ телепрограмм местного телецентра на своих языках в зависимости от места обитания: уйгурском, казахском, таджикском. И по разговорам с местными людьми я убедился, что они почти не смотрят телеканалы центрального телевидения. Так что и наш будущий кинофильм, снимаемый Синьцзянской киностудией, как я понял, предназначен был для показа именно в Синьцзяне, чтобы показать, какую трогательную заботу проявляли о местных жителях хозяйничающие здесь китайцы, и наоборот, какими негодяями оказались русские, якобы пытавшиеся когда-то обидеть и обмануть местное население.