И пришлось мне надеть кепку Борькиного дедушки. Такую серую в клеточку. Большую, как морская черепаха. Ей всё не сиделось, и она ползала по моей голове, как живая.
Мы вышли на улицу. Из-за этой кепки я ничего вокруг себя не видел. Борька держал меня за руку, как маленького. И вёл, как слепого.
Ничего, Вовка, приговаривал он, не волнуйся. Ты только под ноги смотри, а уж я тебя доведу.
Не волнуйся, не волнуйся Парикмахер криволапый. Натворил, а теперь успокаивает
Дотащились. Стали входить в дверь, а она не открывается.
Мальчики, вы что хулиганите? Разве можно двери ломать? сказал какой-то прохожий.
Мы не хулиганим, отвечает Борька. Мы в парикмахерскую.
Так ведь сегодня парикмахерская не работает. Выходной у них сегодня.
Тут меня зашатало. Приподнимаю козырёк кепки.
Почему выходной?
Потому что парикмахеры сегодня отдыхают.
А я как же?
Подожди ты! перебил меня Борька. Скажите, пожалуйста, а на Гражданском проспекте парикмахерская сегодня работает?
А там, кажется, ремонт начался.
Спасибо, отвечает Борька.
Прохожий ушёл, а мы остались.
Борька, что делать будем?
Не знаю, говорит.
И я не знаю.
Придётся тебе, Вовка, потерпеть. До завтра. А завтра с утра в парикмахерскую. Тебе только ночь переночевать. Заснёшь, а во сне ведь тебе всё равно, какой ты
А что я дома скажу?
Скажешь, что парикмахерская закрыта на выходной.
Это я и без тебя знаю! А про голову?!
Скажи, скажи это
Борькины ноги затоптались на месте. Я даже подумал, что он сейчас убежит.
Ладно, говорю, веди меня домой.
Вовка, может, ты у меня переночуешь?
Думаешь, тебе не влетит?
А мне за что?
А за крахмальную простынь. Ты же её теперь так не сложишь, как она была.
Да, тяжело вздохнул Борька.
Привёл он меня домой. Звоним. Открывает папа. Я его по брюкам узнал и по тапочкам.
Папа долго стоял в открытых дверях.
Боря, спросил он, ты не знаешь, где Вовка? С ним ничего не случилось?
С ним? Он вот. С ним ничего
Папа снял с меня кепку.
Как же ничего, когда он так благоухает. От него пахнет, как от целого розария Ботанического сада.
Борька понюхал меня. Говорит:
Немножко пахнет. Цветами.
Это называется немножко? А кто его так немножко оболванил? Неужели это он сам себя умудрился?..
Борька молчит. Я тоже.
Та-ак
Тут папа хлопнул меня по шее и рассмеялся. А Борька от папиного смеха вдруг расхрабрился.
Это я, говорит, вашего Вовку так. Я под бокс старался. А парикмахерская оказалась закрытой.
Получай своё, мастер по причёскам! сказал папа и хлопнул Борьку. Только он его хлопнул так, будто у Борьки такая больная шея, что по ней нельзя треснуть как следует. А ведь мне ещё и от мамы что-то будет
В подвале
Дверь подвала была открыта.
Сразу за дверью горела лампочка. Мы чуть-чуть отошли от неё, и стало темно.
Кто боится пускай остаётся, сказал Вадька.
Остальные за мной! сказал Борька.
Никто не испугался, и мы все пошли.
Борька шёл впереди.
Держитесь за стенку, сказал он.
Стенка куда-то повернула, потом ещё раз повернула, а потом я нащупал рукой выключатель. Щёлкнул зажглась лампочка, и стало светло.
Это здорово! Теперь можно не бояться, сказал Вадька.
А чего бояться? сказал Борька. В темноте, может, интересней.
Так уж и интересней! сказал Толька. В темноте разве найдёшь что-нибудь дельное.
И он показал нам два больших и очень старых сапога. Он надел их прямо на свои ботинки и стал маршировать. Как солдат. Мы рассмеялись, потому что у одного сапога всё время отрывалась подмётка и получалось, что сапог просит каши.
Борька попросил у Тольки поносить сапоги, но Толька не дал.
Пошли дальше. Везде были лампочки, и мы в каждой комнате что-нибудь находили.
Я нашёл железную трубу. Стал смотреть в неё на лампочку, чтобы узнать, насквозь она или не насквозь. А Толька взял и дунул с другой стороны. Тут я чуть не задохнулся от пыли. А когда вытер рукой лицо, то и нос, и рот, и лоб, и щёки, и даже волосы всё было в саже.
Ха-ха-ха!
Ну и чумазый! Прямо трубочист! засмеялись ребята.
Зато Вадька в одном месте залез в такую паутину, что его почти не было видно из-за неё. Ну, будто он в сети попал! Как какая-нибудь муха. Прямо с носа у него свесилась длинная паутинина, и по ней быстро-быстро бежал паук. Здоровенный. Он бежал, будто торопился схватить Вадьку за нос. Вадька испугался и стал махать руками, чтобы смахнуть сердитого паука. Ну, тут уж мы посмеялись над Вадькой.
Борька нашёл хорошую железную кровать. Она стояла в углу и была с сеткой. Борька с разбега плюхнулся на сетку.
Чур моя!
Дай посидеть, сказал ему Толька. Но Борька разлёгся, как эгоист, и никому не дал.
Ему надоело лежать, он встал. И тут мы увидели, что весь Борька в квадратиках. Ну, весь разрисованный!
Мы нашли маленькую печку. Хотели её затопить, но в подвале не оказалось дров.
Наконец и Вадьке повезло. Он нашёл дырявую миску. Надел её на голову и стал ходить, как шахтёр в каске.
Когда мы шли обратно, я стукнул Вадьку той трубой по голове, а он сказал:
Вовка, ерунда полная! Лупи сильнее!
Я стукнул. И Вадька тоже стал чумазый. Оказалось, что в трубе ещё много было сажи.
Теперь мы оба с ним были чумазые. Борька в квадратиках, а Толька в сапогах. У него одна нога застряла в сапоге, и он никак не мог её вытащить. Потому что нога застряла как раз в дыре. Толька шёл и всё стонал, как больной.
Чего стонешь? говорю ему. Сними сапог, который снимается, сразу легче станет.
Толька послушался, снял. Идёт в одном сапоге. Как утка. С боку на бок переваливается.
Ну? Легче? спросил его Борька.
Тебе бы такое «легче»
Говорил: дай поносить. Не дал. Вот теперь и ковыляй.
Подошли к двери. Вадька толкнул рукой, но она не открылась.
Эх ты! Силач Бамбула сломал четыре стула! сказал Борька и толкнул дверь плечом.
Ну что? Открыл? сказал Вадька.
Стали толкать дверь по очереди, но скоро устали. Стали толкать все вместе. Толкали, толкали и повалились. Куча мала получилась.
Нас заперли, сказал Вадька.
Стали в дверь барабанить. Сначала руками, а потом ногами. Лучше всех бил Толька. От его сапога получался прекрасный стук. Но от такого стука сапог у Тольки свалился с ноги. Вадька схватил этот сапог, и у нас опять был прекрасный стук.
Толька радовался, что у него сапог снялся, но скоро перестал радоваться.
Что мы ломимся в закрытую дверь? сказал Борька. Ведь в подвале есть окна!
Ай да Борька! сказал Вадька. Без тебя мы бы пропали.
Окна мы нашли. Они были маленькие. Чтобы в такое пролезть, надо здорово похудеть. Да ещё оказалось, что они заколочены фанерой. Только в одном была дыра. Как раз для кошки.
Посмотрели мы в эту дырку
А на улице вечер. Далеко-далеко видна дорога. Над дорогой уже свет горит. По ней мчатся машины, идут люди. А мы здесь как в темнице.
Ну что ж, сказал Вадька, придётся нам тут пока оставаться. Печка есть. Вот жаль, ни дров нет, ни спичек.
Что нам печка, если варить нечего! говорю.
А мне мама говорила: доешь, Борька, пирог А я так побежал. Знал бы, доел. Пирог с мясом был
Сказал тоже. Я бы и без мяса доел, если б знал
Толька смотрел в окошко.
Вон машина хлебная поехала! закричал он.
Может, к нам?! закричали мы с Борькой и стали отталкивать Тольку от окна. И когда я оттолкнул их обоих, машина уже проехала.
В таких машинах булочки возят, сказал Вадька. Такие тёплые. С изюмом
А с маком, думаешь, плохие?
Они тоже тёплые и очень вкусные
Ребята! Знаете что? сказал Борька. Давайте в окно кричать.
Кто же услышит, когда дорога вон где!
Но Борька подошёл и крикнул:
Спаси-ите!
«Спасите» кричат, когда тонут, сказал Вадька и крикнул: Мы заперты!
Кричали мы долго. Даже устали и охрипли. И когда Вадька прокричал:
Спасите нас от голода! к нашему окну подошли чьи-то ноги. Рядом с ногами появилась продуктовая сумка.
Это кто же тут мяукает? спросила какая-то тётя.
Она нагнулась к окошку, и я сказал:
Это мы-ы!
Ой! вскрикнула тётя. Она зашаталась и чуть не упала. Наверно, это я её так напугал. Ведь я был ужасно чумазый.
Чище всех оказался Толька. Тётя слушала его спокойно. Он ей всё и объяснил. Потом Толька посмотрел на тётину сумку и говорит:
Тётечка, дайте, пожалуйста, нам всем один маленький кусочечек хлеба.
Господи! Бедненькие мои! Изголодались-то! жалобным голосом сказала она. Ну сейчас, сейчас
Она разворачивала какой-то пакет. Я слышал, как шуршала бумага.
Тётя дала Тольке четыре бублика. Он уже их начал есть, но она сказала:
Мальчик, это я дала на всех, и добавила: Горемыки мои. Потерпите уж. Пойду скажу, чтобы вам открыли.
Мы прямо с бубликами побежали к двери. Когда мы прибежали, ни у кого не осталось от бублика и крошки.
Тоже не мог попросить по два бублика, сердился Вадька на Тольку.
Он держался за ручку двери, чтобы быть первым.
Послышались шаги. Много шагов. Мы сразу поняли, что это наши папы и мамы. Но убегать нам не хотелось.
На минуточку. Только на минуточку открыла взять метлу, говорила дворничиха тётя Паня, вставляя ключ в замок, и пожалуйста вам! Проскочили!
Замок щёлкнул, и двери открылись.
«Маэстро, вы готовы?»
Толька потерял три рубля.
Мама велела ему купить в хозяйственном магазине пять лампочек по шестьдесят ватт. И рубль ещё должен был остаться. И вот ни ламп, ни сдачи
Мы сидели у меня на кухне, жевали соломку и обсуждали, как могут потеряться три рубля. Вот, скажем, как монета может затеряться это мы все себе хорошо представляем. Монета может укатиться, закатиться, провалиться. Хоть пятак, хоть рубль металлический. И даже юбилейный. А вот как трёшка? Ведь это всё-таки денежная бумажка. Мы решили, что трёшка может прилипнуть к чужой подмётке и уйти. Может прилепиться к прилавку и остаться. Может свернуться в трубочку, а потом ветром её затащит за какую-нибудь урну.
В конце концов решили мы ждать моего папу, чтобы посоветоваться, как быть. Потому что Тольке без трёшки лучше домой не приходить.
И вот, пока мы с Борькой спорили, может ли трёшка с полу залезть в урну, Толька смотрел в окно. Он молчал. Ведь он уже где только не искал свою трёшку.
А Вадька ходил по кухне и ворчал:
Потерялась и потерялась. Сколько можно об этом говорить. Может, завтра кто-нибудь из нас пятёрку найдёт. Отдадим Тольке и всё будет хорошо. Даже два лишних рубля получится
Вдруг он:
Ля-ля-ля-ля! Го! Го! прокашлялся в кулак и опять: Тира-тира-тира! Туру-руру-руру! Ра-ра-ра! Конечно, говорит, плохо, что Толька потерял трояк. Из-за этой потери мы все очень расстроенные. Так что давайте я вас немного отвлеку. Спою-ка я вам что-нибудь.
Дело в том, что Вадька уже восемь дней ходит в кружок пения. Говорит, что там в кружке из него вырастят солиста-вокалиста. Говорит, что там в кружке у него откопали и слух, и голос кой-какой. Понятное дело, можно откопать, если человек с утра до вечера мурлычет себе что-то под нос. Когда он узнал, что из него может получиться солист-вокалист, он перестал мурлыкать и стал во всё горло рурурукать и рараракать.
Ри-ра-ра-ра! протарахтел Вадька. Кажется, я сегодня в голосе. Ого-го-го!
Борька поморщился от Вадькиных звуков и сказал:
Давай уж что-нибудь повеселее.
Можно было бы спеть «Блоху» композитора Мусоргского, но это вам не понравится, говорит солист-вокалист. Ничего вы в ней не поймёте. Вадька вдруг заорал: Жила-была Блоха ха-ха-ха-ха!..
Он так страшно и неожиданно захохотал, что Борька подпрыгнул на стуле, у меня причёска дыбом встала, а бедный Толька икать начал.
Ты это Ты уж какую-нибудь песню давай, сказал Борька.
Ну, песню, скривился Вадька. Арию бы Жаль вот, ни одной не знаю от начала и до конца. Так, кусочки. Лучше я вам исполню романс.
Валяй. Спой романс.
И не «валяй», обиделся Вадька, и не «спой», а исполни.
Вадька просунул руку между пуговиц рубашки. Отставил одну ногу, топнул ею. Дёрнул головой. Хмуро на нас посмотрел. Мол, перед такими балбесами и растеряхами приходится сложнейшие романсы исполнять.
Кхэ! Кха! откашлялся и начал: Выхожу-у оди-ин я на подмогу, сквозь туман та-ра-ра-ра блестит
Мы с Борькой ничего, спокойно слушаем. А у Тольки почему-то потекли слёзы по щекам. Стоит, хлюпает носом.
Вадька как увидел, что Толька прослезился, так и уставился в его мокрое лицо. Поёт дальше. Здорово так. Голос его потащился куда-то высоко на гору и вдруг рухнул вниз, оборвался.
Он закашлялся. Говорит:
Высоко взял. Надо на октаву ниже. Го-го-го! вот так. Эх, кто бы мне сейчас камертоном ноту «ля» дал. Я бы подстроился.
Мне показалось, что щёлкнула дверь. Выхожу из кухни, смотрю: папа пришёл с работы. Стоит, уши руками зажал.
Это кто там колотится, как козёл об ясли? тихо спрашивает меня.
Вадька, говорю. Он теперь серьёзно занимается пением.
Во даёт! Ещё один Штоколов. От его вокала, того и гляди, цветы на подоконнике завянут. А по какому случаю сборище и этот концерт?
Я рассказал.
Понятно, сказал папа. Позови-ка мне Тольку, а сам оставайся на кухне с ребятами. Ясно?
Ясно.
Я вернулся на кухню.
Вадька исполнял романс. Борька смотрел ему в рот и слушал. Он так внимательно смотрел, будто считал у Вадьки зубы.
Я говорю Тольке шёпотом:
Папа пришёл. Иди, он тебя зовёт.
Толька застеснялся, засопел, замахал рукой.
Иди, говорю ему и подталкиваю в спину.
Вадька перестал петь. Набросился на меня:
Ты чего его выпроваживаешь? Он же слушает!
Никуда я его не выпроваживаю. Сейчас придёт, говорю.
Борька, похоже, понял, в чём дело.
Ну что ты завёлся, Вадька? говорит. Спой-ка лучше ещё разок свой романс.
Вадька так и остался стоять с открытым ртом.
Тебе нравится? спрашивает.
Тут в кухню вошли папа и Толька. Совсем недавно Толька был такой несчастный, а тут стоит, улыбается.
Вадик, сказал папа, а ты не мог бы спеть ещё раз? Для меня.
Для вас?.. Вадька замялся. У меня ещё плохо получается.
Ну, пожалуйста папа достал из пакета соломку. Откусил кончик. Внимание, лицо у папы стало серьёзным. Он посмотрел на Вадьку. Маэстро, вы готовы?
Вадька чуть покраснел. Но руку просунул между пуговиц рубашки ещё глубже. Отставил ногу, топнул и говорит:
Готов.
Попрошу с первого такта. И-и папа взмахнул дирижёрской палочкой из соломки.
Выхожу-у оди-ин я на природу-у-у заголосил Вадька.
Папа постучал соломкой по чайнику.
Стоп, стоп, стоп!.. Маэстро, про какую природу вы поёте? У поэта сказано: «Выхожу один я на дорогу» На дорогу. Понятно?
Вадька кивнул.
Начнём снова. И-и папа взмахнул соломкой.
Выхожу один я на доро-огу-у. Сквозь туман та-ра-ра-ра-ра-ра
Стоп! Маэстро, у поэта, между прочим, «сквозь туман кремнистый путь блестит», а не «та-ра-ра-ра».
Вадька замолчал. Стал красный, как пожарная машина. Насупился.
Я ещё не как следует выучил. А вообще, я домой пойду, и направился к двери.
Папа нам говорит:
Проводите его. Он сейчас очень расстроен и нуждается в дружеском сочувствии.
Догнали Вадьку. Спускаемся по лестнице. Он молчит.
Никакой из меня вокалист не получится, вздохнул наконец.
Это почему же? говорю. Главное желание и способности.
А ещё тренироваться надо всё время, сказал Борька.
Да какие способности, махнул рукой Вадька. Я ведь в хоре пою. И то только припевы. А Витька Кочерыжкин, солист наш, смеётся. Говорит: «Тебе, Вадька, медведь на ухо наступил».
Да не слушай ты своего Кочерыжкина! Врёт он! Вспомни: ты когда запел, так у Тольки даже слёзы потекли от твоего пения. А ведь ему не до того было.
Это он из-за трёшки.
Может, и из-за трёшки, говорит Толька. Да и романс ты пел грустный. До сих пор не очень-то весело, хоть и трёшка нашлась.
Как нашлась?! остановился Вадька. Пока я пел?
Ну да.
В кармане?
Нет, на улице. У хозяйственного магазина, на ступеньке.
Значит, нашлась! обрадовался Вадька. Как же она нашлась? Ничего не понимаю!
Вовкин папа нашёл. Он как раз мимо шёл. С автобуса. И увидел.
Вот это здорово! совсем повеселел Вадька.
Конечно! сказал Борька. Теперь Тольке дома не влетит.
Ещё бы! говорю. Теперь-то не за что.
И мы пошли в хозяйственный магазин. Купили лампочки и сложили их в Толькину сумку.