Иван Михайлович усмехнулся и пропустил Егора вперед, закрыл за ним калитку. Через четверть часа выпуск новостей расставил все по местам.
В связи с произошедшими массовыми беспорядками в целях обеспечения общественной безопасности, восстановления законности и правопорядка, защиты прав и свобод граждан и в соответствии с Федеральным законом ввести в границах города Москва чрезвычайное положение на срок тридцать дней. Также в Москве вводится комендантский час с двадцати трех часов до семи часов утра на все время действия чрезвычайного положения, вид у ведущей выпуска был такой, словно на нее смотрела не камера, а дуло автомата. Дальше пошли прямые включения с московских улиц перечисление сколько, чего и где сгорело, стрельба за кадром. Крупно показали избитых обезоруженных заморышей-срочников, труп офицера Росгвардии, начальника патруля, убитого двумя ударом ножа в спину. Дальше снова раздались выстрелы, сюжет закончился хаотичным метанием камеры по окнам верхних этажей домов и верхушкам деревьев.
Что творится, чуть не плача, произнесла Надежда Георгиевна и ушла на второй этаж дома. Дед хотел что-то сказать, но передумал, Егор, не отрываясь, смотрел на экран. Следующее прямое включение велось от гигантского торгового центра с выбитыми витринами, там оцепление полиции и солдат сдерживало напор толпы. За спинами людей показались на миг машины с пробитыми булыжниками лобовыми стеклами, рядом сновали, пригнувшись, как под обстрелом, смуглолицые горбоносые гости столицы.
Вон и бараны твои побежали, брякнул дед. Егор оторвал взгляд от экрана и подошел к окну.
Не мои, отозвался он. Старик умолк, из динамиков телевизора неслись крики вперемешку со стрельбой.
Петька звонил? просил Егор, чтобы не молчать.
Да, да, звонил, оживился Иван Михайлович, вчера и сегодня утром. Офис у них не работает, их за свой счет отпустили. Как ты думаешь, это надолго?
Откуда же я знаю? удивился Егор, может, на неделю, может на две. Ничего, отдохнет твой Петька.
Да я не про отпуск, перебил Егора дед, про все это.
Ответить было нечего, и Егор снова уставился на клумбу с роскошными розовыми и белыми астрами. Старик побегал по комнате и снова заговорил, обращаясь к спине собеседника:
Я в девяносто первом в Москве работал и двадцатого августа повез свою знакомую иностранку в Шереметьево. Она была в панике и все успокоительные пила так ей страшно у нас было. Едем, значит, а навстречу нам по Ленинградке танки идут, в «Шарике» давка, но улететь можно было. Специально подошел тогда к кассе, уточнил билеты продавались. Я к чему это говорю, с деланным, нездоровым воодушевлением продолжил дед:
Россия не Тунис и не Египет. Росгвардия, армия и менты размажут любителей пострелять в считанные дни, а значит, достаточно пересидеть самый максимум, неделю-другую, и стрельба прекратится. Я так думаю, выдохнул он и умолк.
Ну, да. Наверное, примерно так же рассуждал средний класс в России в феврале семнадцатого года, ответил Егор, а вообще на девяносто третий похоже. Очень. Словно на восемнадцать лет назад провалились. Только он не договорил, хозяин дома перебил его:
Точно, в девяносто третьем то же самое было, и ничего, обошлось все. Да ты, наверное, и не помнишь.
Почему, помню, Егор отвернулся от окна, посмотрел на взъерошенного деда, потом на экран телевизора, я тогда школу спецом прогулял, чтобы прямую трансляцию по CNN посмотреть, репортаж по всем каналам показывали. И в Москву поехать собирался, чтобы танки поближе рассмотреть. Хорошо, что не поехал, а то лежал бы уже под травкой с простреленной головой, как отец.
Снова стало тихо, на экране от неразделенной любви страдала блондинка с силиконовым бюстом, Егор взял пульт и принялся переключать каналы.
Серега тогда не в ненужном месте в ненужное время оказался, заговорил Иван Михайлович, его же у Белого дома тогда?
Да, у метро «Баррикадная». Я потом туда ездил, место это нашел, где их машина стояла, Егор, не отрываясь, смотрел сериал, а через полгода мать извещение получила, что командиру отдельно гвардейского разведывательного батальона мотострелковой дивизии полковнику Архипову посмертно присвоено звание «Герой Российской Федерации».
Смотреть на загримированные с неестественными гримасами рожи было невмоготу, и Егор выключил телевизор. В комнате стало тихо, так тихо, что слышался стук дождя по подоконникам.
Помню, Иван Михайлович забрал у Егора пульт и сел рядом за столом, его ведь одним выстрелом, вроде?
Да, он из машины выскочил, чтобы раненого до укрытия дотащить, тут их обоих и порешили. Мне потом сослуживцы отца рассказывали, что никто так ничего и не понял. Один говорит свои же, из-за несогласованности действий командования. О местах дислокации частей других ведомств их не уведомляли, не была связь между подразделениями организована, воспоминание не ранило, и Егор говорил о гибели отца спокойно, даже отстраненно. То ли времени много прошло, то ли все пережитое после взяло верх над старыми, полудетскими еще эмоциями, то ли то и другое сразу. Поэтому он легко вспомнил и поведал перепуганному и ошарашенному старику все подробности давней трагедии: