От автовокзала решили дойти пешком. Моросил мелкий тоскливый дождик. По дороге за ними увязалась дворняга с обрубленным хвостом. Забегал́ а вперед, опускала голову и, глядя исподлобья, скулила. Виктор не выдержал и наподдал ей. Дворняга, повизгивая, перебежала на другую сторону улицы и какое-то время неотрывно смотрела им вслед.
Корниловы уже заждались. Стол был накрыт на шестерых. Кроме Виктора с Тамарой позвали еще сестру именинницы, Ирину, и ее мужа Игоря. Варвара постаралась на славу: три вида салатов, отбивные с картошкой, соленые грибы, селедка и фирменные мясные рулетики. Павел уже разлил самогон. С тех пор как он купил аппарат и подписался на пару тематических каналов в ютубе, покупное в их доме не пили.
Варь, налей мне компота. Тамара отодвинула стопку с самогоном. Мне сегодня на работу в ночь, через три часа уже выходить.
Тома, ну пару стопок-то можно! Павел развел руки, словно приглашая ее на танец. Витёк, ты же из охраны, скажи!
Да можно, можно. С твоим весом сто граммов как раз за три часа выйдут. Если что, мне позвонишь. Я решу вопрос.
Ну, если можно Тамара пожала плечами и вернула стопку на место.
Виктор никак не мог включиться в общий разговор. Чтобы быстрее развеселиться, он налегал на самогон, но тот разливался по телу тягучей, вязкой смолой, давил свинцом на виски и затылок. Его накрыло прозрачным колпаком, толщина которого увеличивалась с каждой опрокинутой рюмкой.
Тамара, а это не ты выиграла в прошлом году заводской конкурс среди станочников? Я помню, что мы тогда репортаж снимали, но мы с тобой еще вроде не были знакомы? Игорь прищурил глаза, прятавшиеся за толстыми линзами очков.
Да она, она. Кто же еще. Раскрасневшаяся Варя не дала Тамаре самой ответить на вопрос. Она уже три года подряд его выигрывает. Говорят, что мужики уже отказываются участвовать, потому что позора боятся. У нас на доске почета только одна фотография не меняется. Догадайтесь: чья? А мастер вообще с нее пылинки сдувает, потому что она одна сразу на трех станках шарашит.
Тома, да тебя за это муж должен каждый день на руках носить! А, Вить, ну скажи, носишь ведь, носишь? Ирина подперла отяжелевшую голову рукой и ухмылялась осоловелыми глазами.
Да она сама куда хочешь быстрее меня домчится. Виктор ковырял вилкой остатки еды. На работу вон пешком добежала из деревни, когда с бензином проблемы были и маршруты обрезали.
А что же вы в город никак не переберетесь? Варя остановилась на полпути к плите. Сами оба на заводе работаете. Лерка три раза в неделю в художку мотается.
Косая ухмылка слизнем сползала с Витиного лица. Павел что-то сосредоточенно рассматривал у себя на тарелке. Игорь с Ириной отложили приборы. Тамара убрала в сумку надоедливый телефон.
Хозяйство бросать не хочется. Вся еда, считай, в хлеву и в огороде. Да и квартиры сейчас больно дорого стоят. Нам не по карману. Тамара сложила брови домиком. Вите вот с начальством не повезло все в старших контролерах маринуют, хотя по стажу уже давно должны были начальником караула поставить. Вместо него всё каких-то желторотых назначают.
Виктор вполоборота развернулся к жене.
Чё ты меня защищаешь? А? Чё защищаешь? Нашлась тоже защитница! Отличница из ПТУ номер три! Если бы не ты, я бы уже давно в Москве работал. Меня Андрюха тогда звал. А сейчас у него уже там фирма своя. Коттеджи строит олигархам. А ты все причитала: «Что мы там будем де-елать? Где будем жи-ить?» Ну и продолжай теперь себе варикоз зарабатывать у своих станков!
Тамара закрыла руками лицо. Варя кинулась к ней. Игорь с Ириной молча переглядывались. Павел застыл с полуоткрытым ртом. Виктор достал сигареты, протиснулся в прихожую, по пути задевая всю мебель, вышел на улицу и не вернулся.
На работу Тамара успела вовремя. В проходной приветливо улыбнулась Витиному сменщику.
Переход через железнодорожные пути. Бытовой корпус. Раздевалка. Цех. Станок. Три станка. Быстро просмотрела чертеж. Установила болванку. Запустила станок. Три станка. Через сорок минут из трех несуразных заготовок выйдет на белый свет их блестящая отполированная сущность с идеальной геометрией, повергающей микрометр в экстаз.
По пролету в ее сторону идет мастер. С ним еще двое в камуфляже.
Тамара, здравствуй! Тут это э-э-э недоразумение какое-то. На горячую линию сообщили, что ты м-м-м что ты, в общем, выпившая на работу пришла. Вот сотрудники из ЧОПа. Им надо тебя проверить.
За воротник к Тамаре пробрался большой противный паук и полез туда вниз, к пояснице. Затылком она чувствовала, как вокруг нарастает, густеет и начинает искриться злорадное любопытство.
Сергей Петрович, я я не понимаю ничего! Проходную прошла никто ничего не спрашивал.
А это уже после позвонили. Добро-же-ла-тели, прищурившись, процедил один из охранников. У нас с собой есть прибор. Вот, ознакомьтесь. Поверенный. Вам надо в него дыхнуть.
А если если я откажусь?
Тогда мы отвезем вас на освидетельствование в наркологию. Если и от этого откажетесь составим акт и направим в дисциплинарную комиссию. Как правило, при отказе от освидетельствования выносится решение об увольнении сотрудника с предприятия. Как, впрочем, и при нахождении на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения. Ну что, будем дышать или в наркушку сразу поедем?
Телефон Виктора был недоступен. Охранники с мастером что-то заполняли на мятых, пожелтевших бланках.
Виктор с трудом разлепил глаза. Где он? Не видно ни хрена. На полу лежит где-то. А-а-а, так это он у себя на кухне. Сил, видно, до спальни дойти не хватило. Вот и телефон рядом валяется. Блин! Весь экран разбит. Новый покупать не на что. Получка только через две недели. Темно, как в склепе. Точно «склеп»! «Семейное кладбище» из пяти букв. Четвертая «е». Тогда то, которое по горизонтали, начинается на «п». «Удар, которого не ждешь». Тринадцать букв. Пятая «а», девятая «мягкий знак», последняя «о». Что же это все-таки? Что?
Константин Комаров
Константин Комаров родился в 1988 году в Свердловске. Поэт, литературный критик, литературовед. Кандидат филологических наук. Специалист по творчеству Владимира Маяковского, поэзии Серебряного века, современной литературе. Публикуется в российских «толстых» литературных журналах: «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь», «Урал», «Нева», «Звезда», «Дети Ра», «Традиции & Авангард» и других изданиях. Автор нескольких книг стихов и сборника литературно-критических статей «Быть при тексте». Лауреат и финалист ряда литературных премий («Лицей», «Дебют», «Белла», «Критерии свободы»). Участник форумов молодых писателей России. Член Союза российских писателей. В последнее время живет в Липецке.
Я и муза разум и я
Палиндромоконструкция
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Анна Шмакотина
Анна Шмакотина родилась и живёт в Новосибирске. С отличием окончила филологический факультет Новосибирского государственного технического университета. Работает преподавателем русского языка в Новосибирской консерватории.
Участник Второго регионального совещания сибирских авторов (2018, семинар поэзии), Всероссийского совещания молодых литераторов в Химках (2021 и 2022, семинар прозы), Всероссийского литературного фестиваля имени Михаила Анищенко (2021, семинар прозы).
Последняя капля
Маша Глинина проснулась. Некоторое время она лежала на кровати, блаженно свободная от мыслей. Потом Маша вспомнила, что сегодня суббота и она наконец-то сможет заняться любимым делом. А это у неё получалось нечасто.
Учёба на нелюбимом экономическом факультете отнимала много времени и сил: задания по математическому анализу, бухучёту и финансовому менеджменту Глинина выполняла крайне старательно, потому что за плохие оценки было бы очень стыдно перед родителями. А тут ещё папин друг предложил ей поработать в его фирме на полставки. На семейном совете решили, что надо соглашаться, ведь со всех сторон в этом виделись одни плюсы: Маша получала опыт работы, близкий к специальности, платили деньги, которые были так нужны, да и офис находился недалеко от универа. А минус был только один: работа Маше совершенно не нравилась.
Примерно месяц назад она возвращалась пешком из офиса в унылом настроении. На улице было серо и скучно. Листья облетели, и осень замерла в ожидании снега. И вдруг в сознании Глининой возникла грустная, но светлая, очень приятная, как ей показалось, мелодия. Было так волшебно среди старого, надоевшего хлама в голове найти что-то новое, трепетное, из ниоткуда появившееся. Мелодия, только одной Маше известная, кажется, будто на самом деле её и нет. А напевать начнёшь, даже если негромко, себе под нос, и оказывается, что точно, есть, и не поспоришь с этим. Всё-таки звук физическое явление.
И Глинина напевала, может быть, даже чуть громче, чем это прилично делать, когда идёшь по улице одна. Маша раз за разом повторяла эту последовательность звуков, всегда добавляя что-то новое, варьируя её, бросая её из жара в холод, из бури в покой, из одной тональности в другую. Мелодия крепла, развивалась, жила, росла и выросла, стала такой огромной, что не могла больше умещаться в тесном сознании Глининой. Когда Маша пыталась проиграть композицию мысленно, голова начинала болеть, будто разламывалась. Рождающуюся музыку нужно было скорее освободить, отделить от себя. Но она вернулась домой, и что-то, как всегда, отвлекло записать мелодию не получилось. Не вышло сделать это и на следующий день.
И вот настала очередная суббота. Целый день наконец-то можно было посвятить музыке! Улыбка появилась на лице Маши Глининой, но быстро исчезла. Она вспомнила, что вчера вечером, как теперь часто бывало, задержалась в офисе, вернулась домой поздно сил хватило только на то, чтобы поужинать и завалиться спать. Она не помыла посуду.
Она не помыла посуду вчера. Она не мыла её и позавчера тоже. Это значило, что сейчас в раковине стояло изрядное количество тарелок и, чтобы сделать их чистыми, требовалось около получаса.
Глининой стало как-то тревожно, неуютно. Ей так хотелось взяться за работу беззаботной, свободной, ни на что не отвлекаться, не думать ни о чём, кроме музыки. Конечно, поднявшись с постели, она сначала позавтракала бы, провела бы немного времени в ванной, но потом бы сразу принялась за дело. Она ведь ждала этого так долго! А теперь придётся отсрочить чудесный момент встречи с музыкой ещё на полчаса. Ведь не может она спокойно работать и творить, зная, что в раковине зловонной горой, чёртовой пирамидой возвышаются грязные тарелки, что кислый запах, идущий от них, заполнил уже, вероятно, всю кухню.
Хорошо, она встанет и помоет посуду. Это не так уж и долго. Всего-то полчаса. Потом начнёт трудиться над мелодией. Не нужно огорчаться решила Маша. Да, ещё немного времени уйдёт на завтрак.
«А что там есть, в холодильнике?» спросила она себя. Маша мысленно открыла дверцу холодильника и увидела внутри только светящуюся пустоту. Вчера вечером она доела остатки овощного рагу с гречкой. Значит, придётся ещё и бежать в магазин за продуктами, потом готовить завтрак. Хорошо бы, конечно, купить молока и сварить какую-нибудь кашу, например овсянку, такую полезную, ведь в рабочие дни она завтракает как попало, желудок уже даёт понять, что так нельзя Хотя бы в выходной можно и нужно нормально поесть утром. Ладно-ладно, она сейчас встанет, пойдёт в ванную, потом отправится в магазин, сварит геркулес, позавтракает, помоет посуду. И наконец-то, наконец-то сядет и запишет мелодию, которую так устала носить в голове!
Может быть, она потратит час или два на все эти необходимые дела Не так уж страшно, когда впереди есть ещё целый день, который она посвятит творчеству. Глинина успокаивала себя, но настроение было подпорчено и тревога пробудилась.
Господи, но ведь обеда тоже нет! Вот она сварит кашу, позавтракает, помоет посуду и сядет писать. Но после снова захочется есть! Сначала слегка засосёт под ложечкой, потом заурчит, забулькает в животе, всё сильнее и сильнее Из самых глубин тела голод, как маленький ребёнок, будет кричать и плакать, требуя пищи. И если не накормить его вовремя, может появиться тошнота или заболит голова Как писать музыку в таком состоянии? Придётся идти на кухню. Готовить. Снова, только она погрузится в музыку, надо будет себя выдёргивать из неё, как недозревшую морковку из грядки! Сколько у неё получится поработать? Часа два-три, может быть, четыре Так мало! Когда столько нот носишь в голове, они сплетаются, спутываются, сворачиваются в клубок, и это тревожит, раздражает. Мысленно ищешь конец нити, чтобы его распутать, чувствуешь, что почти нашла, и успокаиваешься. Но вот садишься писать и оказывается, что конец нити не найден, и на поиски его уходит время, иногда много-много времени Только отыскала, зацепилась и опять надо вставать, отвлекаться!
Нет, боже мой, так нельзя. Вообще-то, можно просто сварить пельмени на обед, это не так долго. Когда она уже начнёт правильно питаться? Жизнь идёт, а она всё ест и ест эти неполезные пельмени. Что ж, Глинина решила, что начнёт правильно питаться позже
Утренняя беззаботность ушла. Волны тревоги мрачно колыхались внутри. Подниматься с постели не хотелось. Пролежав ещё минут тридцать в подобных мыслях, Маша всё-таки заставила себя встать. Она подошла к комоду, открыла верхний ящик, чтобы взять оттуда чистое бельё, но его там не оказалось. Сегодня нужно было ещё и стирать! Конечно, это совсем не долго и не трудно просто положить грязное бельё в стиральную машину, отмерить, насыпать порошок, нажать на кнопку Потом ещё всё развесить Минут пять, не больше, и всё-таки это тоже мешает, не даёт сосредоточиться на главном.
Маша снова села на кровать. Она почувствовала, как поднимающаяся волна тревоги становится волной отчаяния, и можно захлебнуться ею. Прогулка до комода напомнила Глининой, что неплохо было бы сделать уборку в углах комнаты слежавшимися пушистыми клочками лежала пыль, пыль серым слоем покрывала мебель, босые ступни Маши чувствовали каждую пылинку, каждую соринку на не мытом в течение двух недель полу. В прошлые выходные Глинина готовилась к семинару по истории экономических учений, решала домашнюю контрольную, а ещё брала работу из офиса на дом наводить порядок в квартире было некогда. Обязательно нужно было убраться на этой неделе. Правда, оставалось ещё воскресенье почему бы не сделать это завтра? Или всё-таки сегодня? Закончить все бытовые дела и со спокойной душой взяться за главное, любимое, желанное творить музыку. Хотя, наверное, уборка подождёт и до завтра. Или нет? А вдруг завтра появится ещё что-нибудь срочное? Дышать пылью так вредно Если она не успеет сделать уборку в эти выходные, придётся отложить её до следующих! Но если она в ближайшие два дня не найдёт времени для музыки будет носить вызревшую в голове мелодию ещё целую неделю! Маше Глининой казалось, что эти мысли, как вороны, почуявшие запах её боли, кружат над ней, в любой момент готовые наброситься и растерзать. Господи! В мире, где всё мимолётно, невечно, где люди однажды умирают, она вынуждена думать о грязной посуде, о мусоре, о пыли, о тряпках Невыносимо!
А ведь было время, далёкое, чудесное, когда Маша могла заниматься музыкой сколько хотела. Она училась в музыкальной школе по классу фортепиано, была отличницей, на школьных концертах играла пьесы собственного сочинения, от которых все были в восторге, и готовилась к поступлению на композиторский факультет. Родители полностью освободили дочь от домашних дел, прочно заслонили её от быта. А потом Маша уехала из своего маленького городка в Н***, стала жить одна, и заботиться о себе пришлось самой.
Вспоминая счастливые дни, Глинина просидела на кровати ещё минут пятнадцать, а потом пошла в ванную. Медитативное намыливание в душе мало-помалу успокоило её, шум воды, соединившийся с урчанием стиральной машины, заглушил суетливые голоса мыслей, и в сознании Глининой, сначала тихо и едва слышно, потом всё настойчивее и громче, всё более явственно и властно, зазвучала её мелодия. Как она рвалась на свободу! Как хотела отделиться от невечной, смертной Маши, не погибнуть когда-нибудь вместе с ней, обрести бесконечную жизнь в чёрных бусинках нот! И вот Маша уже представляла себе, как из этой мелодии родится прекрасное, достойнейшее произведение, которое она отшлифует до мелочей, в котором будет всё просто идеально. И тогда она принесёт его Петру Петровичу, заведующему кафедрой композиции в консерватории.