Но Оруэлл и так ведь Мастер? Да, автора «1984» и «Скотного двора» автоматически относят к мастерам как создателя культовых, как их называют, произведений. А остался бы в истории литературы автор «Дней в Бирме»? Большой вопрос. Пока же я отмечу выявленную проблему: я «выудил» прекрасный отрывок и при этом не решаюсь назвать прекрасным произведение в целом.
Итак, суммируем то, к чему мы пока что пришли: мы можем взять текст и успешно работать с какими-то отрывками из этого текста, разбирая и устанавливая сильные это отрывки или нет. Это мы можем. Но если это так, то у нас в руках несомненно находится вполне действенное «орудие» для оценки текста в целом.
Часть вторая. Работа с текстом по методу КНТ
КНТ что это такое?
Итак, взамен самых разнообразных разговоров на тему: «Что такое хорошо и плохо в литературе» и споров относительно достоинств и недостатков конкретных литературных произведений, настало время предложить новый метод оценки текста. И я сразу сформулирую, в чем именно будет состоять суть этого метода: в поиске соотношения между общим массивом текста и его «особенной» частью. Общий массив текста это просто сам текст, с начала и до конца. А вот что такое «особенная часть текста»? В общем, это всё то, что мы сами выделяем в тексте как особенное. А ведь согласитесь, что в каждом тексте есть какие-то особенные места, которые мы запоминаем, в противовес другим местам, которые оставляют нас более или менее равнодушными. Следовательно, синонимом особенности является выделяемость текста. Так вот, суть предлагаемого здесь метода, повторюсь, и состоит в том, чтобы выделить из текста всю его особенную часть (сделав соответствующие выписки-выдержки из текста) и посмотреть, в каком соотношении данная часть находится к тексту в целом. Получаемое в результате сопоставления число названо мной Коэффициентом Насыщенности Текста, или КНТ. Например, если текст в целом состоит из ста знаков, и мы выделяем из него фрагмент в 30 знаков (или 300 из 1000, или 3000 из 10000), то КНТ текста будет равен 30 (и в целом этот коэффициент варьируется от ноля до 100 процентов соотношения). Несложная арифметика.
Да, арифметика, конечно, несложная, однако сам метод будет посложнее. Прежде всего может быть задан вопрос: о чем будет говорить полученная цифра? Ну, тут можно ответить достаточно четко она будет говорить о насыщенности текста, как и предполагает обозначение коэффициента. Пустые тексты с очевидностью будут иметь невысокий КНТ; тексты содержательные четко заявят о своей содержательности. И мы сможем не просто рассуждать об этой содержательности, но четко указать, насколько один текст содержательнее, насыщеннее другого. Мы просто скажем: здесь ноль, а здесь единица, а здесь 10, а здесь, может быть, и все сто (хотя это и невероятный случай).
Но ведь подсчет ведет конкретный человек, укажут нам. Один человек посчитает так, а другой иначе, разве нет? И насколько точной можно считать полученную цифру? Сегодня я считаю так, а завтра по-другому разве можно исключить такую ситуацию? И вообще, можно ли вот так арифметически подходить к шедеврам мировой литературы?
Но так можно рассуждать до бесконечности, и всё равно очень многие вопросы либо останутся без ответа, либо ответы будут слишком расплывчатыми. Я предлагаю поступить по-другому: просто посмотреть, как предложенный метод будет работать на практике. И я думаю, что из такого рассмотрения многое станет ясно само собой. А если нет то, во всяком случае, мы столкнемся с вполне практическими затруднениями и посмотрим, возможно ли их преодолеть. Важный момент: сразу же прошу вас набраться терпения. Да, в этом исследовании и так много текста, но теперь его станет еще больше. Это неудивительно, раз предложенный метод и ориентирован на тщательнейшую проработку текста. А прорабатывать текст, не обращаясь к тексту, невозможно.
С какого же текста я начну предложенное практическое исследовательское путешествие? С «Мертвых душ» Гоголя. Почему именно с «Мертвых душ»? Ну, имею же я право на выбор, а «Мертвые души» одно из моих любимейших произведений. Поэтому на вопрос «Почему?» я отвечу так потому что я так решил. В общем, берем в руки «Мертвые души» и начинаем разбор этого произведения, удерживая в уме предложенную КНТ-концепцию.
Начинаем же мы, естественно, с самого начала, то есть с главы первой:
Разбор главы первой «Мертвых душ»
«В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. Вишь ты, сказал один другому, вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет? Доедет, отвечал другой. А в Казань-то, я думаю, не доедет? В Казань не доедет, отвечал другой. Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой». (Н. В. Гоголь. «Мертвые души». Т.1. Гл. 1).
Итак, вот перед нами первый абзац «Мертвых душ». А задача наша, напомню, состоит в том, чтобы посчитать коэффициент насыщенности этого текста (КНТ). Насыщенность же определяется посредством выделения той части текста, которую читатель считает совершенно особенной, то есть, собственно, достойной того, чтобы быть выделенной и остаться в памяти. Поэтому вопрос, с которым мы теперь сталкиваемся, заключается в следующем: есть ли в этом первом абзаце такая совершенно особенная часть? Точнее будет сказать, что я сталкиваюсь, потому что коэффициент всегда рассчитывает только конкретный читатель, но об этом нам еще предстоит поговорить отдельно. Итак, есть ли для меня в этом первом абзаце некая совершенно особенная часть? Да, есть:
«В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным».
Теперь можно и нужно подумать над следующим вопросом: а что такого особенного в этих строчках? Ну, очевидно, что они важны для повествования в целом, так как характеризуют главного героя и его прибытие на место действия. Однако я тут же отмечу один момент то, что некая часть текста имеет важное значение для построения сюжета, не имеет, в свою очередь, решающего значения в плане того, чтобы выделить эту часть при подсчете Коэффициента Насыщенности Текста. Подсчет КНТ очень сильно отличается от классического разбора произведения. В расчет, повторюсь, должно браться только одно непреодолимое желание оставить прочитанные строки в памяти, пусть с точки зрения развития сюжета они бы и вообще казались совершенно второстепенными и пустяковыми. При этом ясно, что ключевые моменты текста с большой вероятностью будут и запоминающимися, но никакого закона тут нет. Итак, не принимая во внимание то, что выбранные строчки имеют значение для развития сюжета, оставляю я их или нет? Да, всё равно оставляю. Описание приезда Чичикова ценно и само по себе оно очень удачно характеризует его, так сказать, «умеренность», «срединность» (господин средней руки). Также прекрасно акцентирован и момент «бесшумности». Приехал Чичиков событие самое обыденное, никто, что называется, и не чихнул. Хотя нет, вот два мужика а далее следует известный всякому любителю литературы диалог о «колесе». Что же, конечно, мы выделяем и этот диалог? Но тут нет никакого «мы», речь идет обо мне, а я нет, этот диалог выделять не стану. Я бы и вряд ли обратил внимание на этот диалог, если бы он не был таким известным. А уж запоминать его нет, увольте. Зато вот мне чрезвычайно запомнился молодой человек «во фраке с покушениями на моду», и строчки, касающиеся этого человека, как раз-таки будут мною выделены:
«встретился молодой человек во фраке с покушеньями на моду Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой».
Обратите внимание на следующий момент данный отрывочек совершенно «выдернут» из контекста повествования. Иначе говоря, сам по себе он ничего не значит. То же самое, кстати, можно сказать и про первый выделенный отрывок. Так и должно быть. Связным является текст, а выдержки являются выдержками, не более и не менее. Цель выдержек вовсе не в том, чтобы дать связное представление о тексте. Повторюсь и буду повторяться выдержки просто указывают на запоминаемость, особость текста.
Обратите внимание и на другой момент: я не стал приводить отрывок про молодого человека целиком. Мне всё равно, что он был «в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких» мне всё равно, что на нем «была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом». Объяснюсь с читателем: я довольно равнодушен к описаниям одежды, как и к самой одежде, впрочем. Так уж сложилась моя жизнь. А когда к чему-то равнодушен, то, естественно, не станешь запоминать детали. Но, скажут мне, а как же другие люди, которые к одежде вовсе не равнодушны? Может им в память как раз-таки западут эти самые «белые канифасовые панталоны»? Вполне возможно, не могу судить за других. И не сужу. При этом отмечу момент действительно существенный метод подсчета КНТ помогает определиться с пристрастиями подсчитывающего, можно сказать, конкретизировать их. Но, если уж я равнодушен к описаниям одежды, то почему тогда я оставил фрак? Из-за «покушений на моду», только из-за этой фразы. Она характеризует человека в целом. Забавно и точно характеризует, и эта характеристика запоминается люди вообще «покушаются» на многое, но им не всегда удается быть хотя бы даже всего лишь модными.
Но далее я все-таки еще не совсем объяснил, в чем принципиально состоит причина выделения мною текстового куска о молодом человеке. А должен ли я объясняться? Просто он мне запомнился, и всё Э, нет, так не пойдет. Так мы вернемся к тому самому беспросветному субъективизму (мне нравится то, а другому другое), с которого всё у нас и начиналось. Здесь мы подходим к формулировке правила выделения текста, которое можно назвать правилом аргументации. А прозвучит это правило так: каждый человек, выделяя определенную часть текста, должен аргументировать причину этого выделения (требование достаточно очевидное в теории, но совсем непросто осуществимое на практике с этим вынужден будет согласиться любой практикующий). Только так, я думаю, мы сможем защититься от потока непонятно по каким причинам выделяемого или не выделяемого текста.
Итак, хотя речь всегда идет просто о запоминающихся моментах текста, мы при этом должны отдать себе (а при исследовании и другим) отчет в том, почему тот или иной отрывок достоин того, чтобы остаться в памяти. Почему же вдруг этого оказался достоин молодой человек? ведь он не играет в повествовании никакой роли. Он ничего не сделал, а только «придержал рукой картуз». Он больше не объявится на страницах «Мертвых душ», исчезнув, едва появившись. Посмотрел на экипаж, придержал рукой картуз и исчез. Так вот это-то и крайне любопытно, ведь в жизни много такого, что вызывает у нас интерес, никак, вроде бы, существенно не влияя на нашу жизнь. Гоголь большой мастер по указанию на все эти «мелочи», он выводит их на первый план, и они становятся значимыми или, скажем так, они обращают на себя внимание. Два мужика, обсуждающие колесо, молодой человек, посмотревший вслед бричке для них проехавшая бричка стала «событием», не сказать чтобы существенным, но достойным некоторого внимания. А для нас, в свою очередь, они сами стали достойными внимания. Они стали для нас именно тем, чем для них стала бричка поводом, чтобы обратить на них внимание. Но почему тогда я предпочел молодого человека разговору о колесе? На этот вопрос мне ответить не так легко вполне возможно, просто потому, что один отрывок по сравнению с другим менее «избит». Все (преувеличение!) помнят про колесо, и мало кто помнит о молодом человеке. Ну а я запомню молодого человека, от «колеса» то всё равно никуда не денешься.
Итак, будем считать, что с первым абзацем мы разобрались. Идем дальше:
«Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно, с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галерее показывать ниспосланный ему богом покой. Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно-красных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою». (Н. В. Гоголь. «Мертвые души». Т.1. Гл. 1.).
Из всего этого отрывка я оставляю только сбитенщика:
«в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою».
Причина, чтобы оставить этот маленький отрывочек, достаточно очевидна человека не так часто сравнивают с самоваром, а самовары не так часто бывают с бородой. Трудно не признать данную метафору оригинальной. Вопросы могут возникнуть скорее относительно того, почему не «оставлено» всё остальное. Но аргументация «за» естественным образом должна превалировать над аргументацией «против». Могу, правда, сказать, что и описания помещений (будь то дом, гостиница или дворец) также не слишком «вдохновляют» меня, вне зависимости оттого, насколько хорошо они сделаны. Я думаю и даже не сомневаюсь, что описание гостиницы, сделанное Гоголем, хорошо, но то, что должно быть выделено, несколько отличается и от «хорошо», хотя и имеет к этой категории несомненное отношение. Я бы сказал так всё, что, по-вашему, может быть не «выделено особо», так вот, всё это и должно быть не выделено. В конечном счете оставлено должно быть только то, что никак не может не быть оставлено; нечто, кажущееся вам не просто существенным, но самой-самой солью повествования. Так что, неужели я так уж не могу обойтись без сбитенщика, похожего на самовар? А вот я еще подумаю. Может, и обойдусь. Пока я его оставлю, а там посмотрим.
Переходим к третьему абзацу Но я уже вижу недоумевающего читателя, который недоумевает неужели здесь будет выложен весь текст «Мертвых душ», да еще и с дальнейшими выемками-повторениями? Нет, всё же до такого я не дойду, тем более, что третий абзац, как бы он ни был хорош, ровным счетом ничего не оставил с точки зрения «особой запоминаемости». Правда, там упоминается особенный запах, который носит с собой лакей Петрушка в целом, деталь запоминающаяся, но не настолько, чтобы оставить ее. Кто так решил? Тот, кто и решает в конкретном случае исследования, а исследованием в настоящий момент занимаюсь я; следовательно, так решил я.