Со времен своего вступления в должность Дж. Байден успел сделать несколько шагов в сторону ослабления более 240 санкций, введенных во времена его предшественника, но начать полномасштабный возврат к политике нормализации не смог. Важнейшим препятствием стало то, что в июле 2021 г. на острове вспыхнули стихийные акции протеста, вызванные тяжелым положением в экономике, сбоями в энергетическом секторе, распространением коронавируса, ростом цен и в целом низким уровнем жизни в стране. На улицы вышли тысячи граждан, устраивались погромы, драки с полицией. В этих обстоятельствах пришли в движение отлаженные механизмы пропаганды, в СМИ и интернет-пространстве звучали призывы к вмешательству, вплоть до вооруженной интервенции27. В пользу жестких действий США высказывались даже некоторые сенаторы и конгрессмены, такие как Роберт «Боб» Менендес и Мария Эльвира Саласар. Разумеется, все ждали, какой будет реакция Белого дома.
Решение, принятое администрацией президента, вряд ли могло устроить «горячие головы», требовавшие жестких действий. Байден ограничился введением адресных санкций против высокопоставленных чиновников силовых ведомств Кубы (об этом писалось в параграфе 2 данной главы). Учитывая, что военные структуры страны еще при Трампе оказались под ограничениями, действия демократа выглядели малоэффективными. Похоже, что Белый дом не ставил перед собой задачу нанести дополнительный удар Кубе, а, скорее, хотел таким способом отделаться от журналистов, поднявших ажиотаж, видимо, помня о том, что, как говорил в свое время советник Джорджа Г. Буша-старшего Брент Скоукрофт, Куба является не только внешнеполитической, но и внутренней проблемой США.
В мае 2022 г. Байден, не поднимая особого шума (в отличие от Трампа), ослабил санкции, увеличив количество разрешенных авиарейсов на Кубу, возобновив работу программы по воссоединению семей, а также сняв запрет на денежные переводы. Это вызвало резкую критику со стороны противников политики нормализации (в частности, сенатор Менендес осудил действия президента28) и полностью нивелировало действие санкций, принятых несколько месяцев ранее.
Похожая ситуация все эти годы наблюдалась и в отношении Венесуэлы. В самом начале 2019 г. администрация Трампа резко активизировала дипломатическое наступление на Каракас. В этом также были заинтересованы все те же группы «ястребов», понимавшие, что действия против Венесуэлы напрямую скажутся и на состоянии кубинской экономики. С начала венесуэльского кризиса товарооборот двух стран снизился с 7,3 млрд конвертируемых песо в 2014 г. до 2,2 млрд в 2016-м29. Поставки венесуэльской нефти, доходившие до 100 тыс. баррелей в сутки и обеспечивавшие около 70% энергетических нужд острова, в 2018 г. упали до 49 тыс. баррелей30. Не секрет, что это негативно сказалось на кубинкой экономике, поэтому было решено «убить одним выстрелом двух зайцев».
В январе 2019 г. наступил пик кризиса в Венесуэле. Председатель Национальной ассамблеи Х. Гуайдо объявил себя временным исполняющим обязанности президента. Несколько недель спустя американский «ястреб» Эллиотт Абрамс, участвовавший в 1980-х гг. в незаконном финансировании никарагуанских «контрас», был назначен спецпредставителем США в Каракасе31. Вашингтон официально признал самопровозглашенную власть, в чем самое непосредственное участие принимал Дж. Болтон. Позже он посвятил этой теме отдельную главу в своих мемуарах32.
Хотя обострение отношений США с Венесуэлой началось еще в период правления Б. Обамы, дипломатический кризис вокруг страны «вырос» из результатов упомянутого выше саммита в Лиме. В октябре 2017 г. делегации 12 государств Латинской Америки (Аргентины, Бразилии, Канады, Чили, Колумбии, Коста-Рики, Гватемалы, Гондураса, Мексики, Панамы, Парагвая и Перу) назвали сомнительными итоги региональных выборов в Венесуэле, прошедших летом того же года. Впоследствии из числа этих стран сформировалась Группа Лимы, которая почти в полном составе (кроме Мексики) признала Гуайдо временным президентом.
Важной частью антивенесуэльской политики стали экономические санкции. Из страны вышли американские и европейские капиталы, в частности, в декабре 2020 г. правительство отменило лицензию на работу нефтедобывающей компании «Chevron», последней оставшейся в стране, которую в администрации Трампа назвали «спасательным кругом» для экономики Н. Мадуро33. Золотые активы Венесуэлы в США и некоторых странах Европы были заблокированы и формально переданы в управление оппозиционных сил, во главе которых стоял Х. Гуайдо.
Вступив в правление, Дж. Байден, вопреки оптимистическим ожиданиям Н. Мадуро, продолжил линию на прессинг «чавистского» режима, также заявив о том, что в Венесуэле нарушаются права человека и поддержав оппозицию. Некоторое время данная политика оставалась неизменной, но и не переходила в форсированную стадию. Однако в 2022 г., когда начался беспрецедентный энергетический кризис в США, цены на топливо стали расти, а поставки российской тяжелой нефти на американские нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ) критически упали, Вашингтон сам инициировал переговоры о послаблении санкций, причем мотивировав это для сохранения своего лица, разумеется тем, что об этом попросила сама венесуэльская оппозиция. «Chevron» снова получил разрешение на добычу нефти в стране, а в Венесуэле побывала делегация высокопоставленных чиновников, которая в итоге все равно не смогла договориться с Мадуро. Тем не менее, сам факт подобных попыток говорит о том, что в отношении Каракаса, равно как и в отношении Гаваны, Вашингтон преимущественно руководствуется принципами прагматики и реализма.
Что касается Никарагуа, США крайне жестко отреагировали на действия властей стран во время массовых демонстраций, вспыхнувших весной 2018 г. во многих ее городах. Эти акции грозили дестабилизацией политической обстановки, и властям пришлось действовать решительно, включая применение силовых методов. Никарагуа стала третьей в списке стран, которые Вашингтон считает «угрозой региональной стабильности». Тогда же и появилась известная концепция Болтона.
Вся ответственность за убийства и пытки, якобы применявшиеся властями против мирного населения, была возложена лично на президента Даниэля Ортегу и вице-президента (и первую леди) Росарио Мурильо. США заявили, что будут «поддерживать никарагуанский народ» и даже членов правящего Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО), «призывающих к демократическим реформам и прекращению насилия», и выделят дополнительные 1,5 млн долларов для «поддержания свободы и демократии» в этой стране. Единственным путем к демократизации были названы «честные и прозрачные выборы».
В отношении трех чиновников высшего уровня были введены санкции в соответствии с «законом Магнитского» (ограничения на въезд в США и замораживание активов в американских банках)34. В интервью телеканалу France 24 в сентябре 2018 г. Д. Ортега назвал инкриминируемое его правительству нарушение прав и свобод выдумкой американских СМИ. Он также отметил, что Вашингтон реализует враждебную и агрессивную политику в отношении его страны в течение всего последнего столетия. При этом президент еще раз подтвердил, что готов и считает правильным поддерживать двусторонний диалог, добавив, что главным условием для этого остается уважение к никарагуанской стороне и в целом к народам Латинской Америки35.
Белый дом проигнорировал призывы Д. Ортеги сесть за стол переговоров, и 27 ноября 2018 г. специальным указом президента Д. Трампа были введены санкции на имущество высших должностных лиц Никарагуа, замешанных, по мнению США, в коррупции и причастных к актам нарушения прав и свобод граждан. Среди тех, кого затронули эти меры, оказалась и Р. Мурильо36. Американским организациям и частным лицам было запрещено поддерживать деловые контакты с компаниями, связанными с никарагуанским руководством37. Ограничения 2018 г. были чувствительными президентской чете пришлось передать государству активы крупнейшей нефтяной дистрибьюторской компании «Distribuidora Nicaraguense de Petróleos» (DNP), ранее принадлежавшей сыну Д. Ортеги Рафаэлю Ортеге Мурильо38.
В дальнейшем давление со стороны Вашингтона ужесточалось. В марте 2020 г. были введены дополнительные санкции против высших должностных лиц никарагуанской полиции39. Вместе с тем Вашингтон не видел в Манагуа главного внешнеполитического врага. Хотя за два года двусторонние отношения значительно ухудшились, действия США по своей жесткости не шли ни в какое сравнение с теми мерами, которые в то же самое время принимались ими на других направлениях. В отношении Манагуа не оказывалось столь же комплексное и ожесточенное давление, как против Гаваны и Каракаса. До третьей «тирании» (используя терминологию Болтона) просто не доходили руки. Скорее всего, это было обусловлено особенностями все той же внутренней политики США, стремлением Д. Трампа укрепить свое положение.
В отношении Никарагуа Байден не стал идти на послабления, но и не предпринял решающих шагов по ужесточению политики. Если для команды его предшественника сандинисты все же имели какое-то, пусть сугубо символическое, значение и становились разменной монетой в гордиевом узле асимметричных конфликтов, то демократ просто-напросто ограничился коротким дежурным заявлением госдепартамента о том, что США будут и дальше «поддерживать» никарагуанский народ в его борьбе за свои права. Каких-либо более серьезных действий Белый дом так и не предпринял.
Примечательно было то, что на XIX саммит Америк в Лос-Анджелесе, прошедший летом 2022 г., делегации от всех трех стран не были приглашены. Вся подготовка и во многом ход этого всеполушарного мероприятия прошли под знаком этого демарша Соединенных Штатов. Целый ряд латиноамериканских лидеров высказали свой протест в связи с исключением Кубы, Венесуэлы и Никарагуа из числа приглашенных, А. М. Лопес Обрадор заранее объявил о своем бойкоте и, как и обещал, не явился на саммит. Не пришел и боливийский глава Луис Арсе, президент Гондураса Сиомара Кастро и некоторые другие. Короче говоря, эта проблема стала самым запоминающимся событием вокруг девятого саммита Америк, который по своему сущностному содержанию не оправдал ожиданий наблюдателей и не стал серьезным успехом дипломатии США. Зато противоположная сторона смогла получить определенный profit40, оказавшись в более выгодном положении пострадавших.
§4. Латиноамериканские подходы в региональной политике
В латиноамериканском политическом истеблишменте существует несколько противоречащих друг другу представлений о том, как должна выглядеть система международных отношений в Западном полушарии. Сторонники неолиберальной доктрины выступают за усиление роли ОАГ, экономическую и политическую интеграцию в межамериканском формате на основе «вашингтонского консенсуса»41 и провозглашают примат либерально-демократических ценностей над принципом неприкосновенности национального суверенитета. Представители левого проекта, напротив, требуют коренного пересмотра правил региональных международных отношений в пользу децентрализации процесса принятия решений и создания сугубо латиноамериканских объединений, минимизирующих участие США и предполагающих более широкое присутствие внерегиональных держав (Китая, России и т.д.). Они болезненно относятся к внешнему вмешательству во внутренние дела суверенных государств, вменяя, в частности, США в вину стремление к единоличной гегемонии в Западном полушарии. Наконец, адепты третьего пути выступают за сохранение status quo и либерально-рыночную модель развития при уважении права на самоопределение, признании национального суверенитета и невмешательстве во внутренние дела государств региона. Третий путь нельзя представить в виде целостной геополитической концепции, и включает в себя множество различных комбинированных доктрин.
Неолиберальный подход продвигается в регионе, главным образом, стараниями Соединенных Штатов и неизменно пользуется поддержкой правого крыла латиноамериканского истеблишмента. Его история уходит корнями в XIX в., когда получила свое оформление «Доктрина Монро» (1823 г.)42. Несмотря на то, что в изначальном виде эта доктрина просуществовала недолго, она способствовала возникновению и развитию к концу столетия феномена панамериканизма с господствующей ролью США43. Именно в этом обличии экспансионистская политика Вашингтона стала одиозным явлением, прямо повлиявшим на формирование лево националистических общественно-политических движений в регионе. В 1948 г. на основе Панамериканского союза была учреждена ОАГ, которая, будучи изначально инициирована самими латиноамериканскими странами для сдерживания военно-политического влияния США44, со временем в среде наиболее радикально настроенной левой интеллигенции стала восприниматься как практическое воплощение «Доктрины Монро». Тот факт, что в 2013 г. (в разгар «левого поворота» в регионе) по решению Б. Обамы США официально отказались от доктрины, говорит о том, что память о ней жива и ее воздействие ощущается по сегодняшний день.
ОАГ часто становилась проводником интересов США в Западном полушарии и на современном этапе продолжает демонстрировать лояльность проводимой Вашингтоном политике. То, что США являются основными экономическими спонсорами Организации, позволило Вашингтону пользоваться существенными привилегиями и продвигать в регионе свою повестку дня45. Однако механизм ОАГ мог служить лишь дополнительным инструментом при условии изначально позитивного настроя в отношении США со стороны большинства государств региона. В тех случаях, когда в Латинской Америке преобладают левые силы, эффективность этого инструмента снижалась. Это подтвердилось в 2009 г, когда на Саммите Америк в Тринидаде и Тобаго ряд латиноамериканских правительств потребовали вернуть Кубу, членство которой в ОАГ было приостановлено в 1962 г., вновь в ее состав. В итоге остров получил приглашение, в чем свою роль, кстати, сыграло и то, что в те годы должность генерального секретаря Организации занимал видный чилийский политолог Хосе Мигель Инсульса (20052015), симпатизировавший левым политическим силам. Несмотря на то, что Гавана отказалась возвращаться в «министерство колоний», обслуживающее, по выражению Р. Кастро, «только интересы, противоречащие интересам Америки»46, кубинский лидер с 2015 г. стал систематически появляться на Саммитах Америк.
Новый генеральный секретарь ОАГ с 2015 г. Л. Альмагро во всех вопросах поддерживал позицию Вашингтона, что по венесуэльскому, никарагуанскому или кубинскому кейсу, что по госперевороту в Боливии 2019 г., что по общерегиональным инициативам. Сразу после своего избрания он открыто заявил о возможности военной интервенции в Венесуэлу, из-за чего заслужил публичное порицание со стороны экс-президента Уругвая Хосе «Пепе» Мухики, в правительстве которого он ранее занимал должность министра иностранных дел47.