Пошли, найдем тебе чистую одежду.
По пути нам не встретилось ни единой души, весь внутренний дворец казался пустой могилой. Тела убрали, но остались сломанные экраны и ограждения, многие двери превратились просто в проемы, заваленные обломками и бумагой.
Зайдя в какую-то дверь, Сетт поводил перед собой фонарем, осветив вместо опрятной комнаты кучи сложенного по видам оружия в море одежды, кожаных доспехов и кольчуг.
В основном тут все слишком маленькое, но несколько разрезов в нужных местах это исправят. Сетт поставил лампу на выпотрошенный сундук и взял нечто из зеленого шелка. Мундиры у имперской армии были неплохие, но от них почти ничего не осталось.
Я не желал носить кисианские вещи, но моя кожаная одежда видела столько грязи, что не хотелось даже об этом думать. Я много раз в ней сражался, и по коленям стекала кровь множества отрезанных голов. А здесь, несмотря на беспорядок, все выглядело свежим и чистым.
Сетт бросил мне шелковое одеяние. Оно скользнуло у меня между пальцами, цепляясь тонкими нитями за огрубевшую кожу. Я позволил ему упасть и разлиться по полу, как мерцающие зеленые воды залива Хемет.
И снова Сетт стоял молча, пока я обходил комнату, роясь в россыпях одежды. Штаны, которые я выбрал, были слишком тесные, рубаха слишком длинная, кожаная поддевка слишком тонкая, а плащ слишком тяжелый. Одежда была мне нужна, но врезалась в тело, от нее чесалась кожа, а чересчур тесный воротник душил как удавка. Под левантийским солнцем в таком одеянии можно свариться заживо, но, если кисианские дожди хоть наполовину настолько ужасны, как считали чилтейцы, я буду ему рад. Кошмарные дожди. Если бы чилтейцы не так сильно боялись воды, то, возможно, почуяли бы зреющий под самым носом мятеж. Или нет. Я же не почуял.
Я раскинул руки, приглашая Сетта оценить мой вид.
Ну, как я выгляжу?
Смехотворно. Но чисто. Пойдем, скоро рассвет.
Взяв на замену кисианский меч и сунув вещи в сумку, я снова последовал за Сеттом в тишину дворцовых теней.
Где все? спросил я, стараясь поспевать за его быстрым шагом.
Где им, по-твоему, быть посреди ночи?
Он вошел в зал. Сетт был высоким человеком, но казался крошечным по сравнению с возвышавшимся над ним дворцовым шпилем. Последние слова Сетта поднялись в залитую лунным светом высь, шаги отдавались эхом, когда он пошел к открытым дверям. Нет, не открытым. Сломанным. Чилтейцы разбили главные двери так же, как и многие другие, предоставив Лео пройти сквозь них, будто их открыла рука его бога.
Укол вины вынудил меня воздержаться от дальнейших расспросов. Я поклялся защищать Лео и не сдержал клятву. Так же, как клялся защищать своих Клинков. И свой гурт.
Сетт прошел через разбитые двери. За ними нас встретили пологие ступени и, если бы не душная ночь, я будто бы вновь шел по колоннаде вслед за Лео.
Что стало с телом Лео?
Не знаю, ответил Сетт, не оборачиваясь.
Как ты можешь не знать?
Я не спрашивал.
Он еще быстрее зашагал по колоннаде, заполненной удушающим запахом гниющих цветов, раздавленных нашими ногами. За зарослями винограда раскинулся сад. Ночное небо над внешним дворцом осветил удар молнии. Внутри было душно, но здесь оказалось еще хуже. Жара давила тяжелой рукой, от ее влажного прикосновения со лба капал пот.
К тому времени, как Сетт дошел до внешнего дворца, мне пришлось гнаться за ним вприпрыжку. Колени обжигала боль.
Сетт
Просто иди, Рах. У меня больше нет для тебя ответов.
Он поспешил под огромную арку. Прогремел гром.
Где Первые Клинки?
Сетт с каждым шагом обгонял меня еще сильнее, предоставив хромать за ним по темным коридорам и извилистым дворикам. От спешки его фонарь тошнотворно раскачивался, ручка скрипела, свет метался по стенам туда-сюда. Непохоже, что фонарь был нужен Сетту. Он знал дорогу. Лео тоже ее знал.
Я покрепче схватил мешок с грязной одеждой и догнал Сетта.
Сетт, скажи правду, что происходит?
Ничего. Смотри, как я и обещал, указал он, когда мы снова вышли в ночь, и его шаги камнепадом застучали по внешней лестнице.
Во дворе ждал Дзиньзо, которого держал под уздцы Тор эТорин. После смерти коммандера Брутуса юноша стал свободен, как любой из нас, но темные круги под глазами остались, и держался он напряженно.
Ты должен был передать приказ, а не оставаться, сказал Сетт, подходя к нему. Ты нужен мне внутри, помочь с письмами. Тот писец не понимает и половины того, что я говорю.
Прости, капитан, сказал Тор, складывая кулаки. Не хотел оставлять коня капитана Раха одного в такую погоду. Он мог забеспокоиться.
Он больше не «капитан» Рах, рыкнул Сетт.
Я прижался лбом к шее Дзиньзо, зарылся пальцами в ухоженную гриву, притворяясь, что не слышал этих режущих душу слов. Не капитан. Чужая еда в желудке забурлила, вернулась тошнота.
В молчании я осмотрел Дзиньзо, скорее по привычке, чем из опасения, что за ним плохо ухаживали. Лицо Сетта оставалось все таким же хмурым каждый раз, когда я отваживался бросить на него взгляд. Тор тоже остался и переминался с ноги на ногу неподалеку. Он облизал губы и улыбнулся, когда заметил, что я смотрю на него, но улыбка вышла неубедительная.
Снова прогремел раскат грома, далекий, но грозный. При взгляде на закрывавшие звезды тучи я начал понимать страхи чилтейцев.
Мои сабля и ножи торчали из седельной сумки кисианской, как я заметил, но не посмел спросить, что случилось с моими собственными. Вопрос будто застрял у меня во рту, приклеенный жутковатым чувством, что здесь что-то совсем не так.
Ну, так ты скажешь мне, что происходит? спросил я, засовывая мешок с оружием в сумку и похлопывая Дзиньзо по шее.
Сетт рассмеялся, и от этого безрадостного звука по мне побежали мурашки.
Садись на коня, парень.
Я рискнул бросить еще один взгляд на Тора, но мальчишка уставился на камни. Молния осветила его длинные и растрепанные черные волосы.
Ладно, сказал я и отсалютовал Сетту, как Гидеону. Пусть Нассус ведет тебя и хранит твою душу.
Он будто меня не слышал.
Когда я карабкался на спину Дзиньзо, ноги пронзила боль. Но все слабости моего тела в тот момент превратились в ничто я снова стал всадником. Сила Дзиньзо наполняла мою душу. С поводьями в руках я мог сидеть гордо и прямо, невзирая на вину, страх и боль. В седле я снова был левантийцем.
Поезжай на север. Нетерпеливый перестук копыт Дзиньзо вывел Сетта из транса. И не останавливайся, пока не достигнешь Ленты. Когда доберешься до дома
Я не еду домой. Не сейчас. Я не вернусь туда, пока не повидаюсь с Гидеоном.
Из горла Сетта вырвался крик раненого зверя, и он схватил уздечку Дзиньзо.
Ты что, вообще не слушал, Рах? Уезжай! Убирайся отсюда!
Нет, пока хотя бы не попрощаюсь. Он встал на путь, по которому я не могу за ним последовать, но я не могу уйти, даже не увидев его. Даже не
Сетт придвинулся ближе, прижав мою ногу к боку Дзиньзо.
Слишком поздно, Рах. Я говорил тебе, что ты ему понадобишься, а ты его подвел. Всех нас подвел. Я не позволю тебе сделать это еще раз.
Подвел? Слова резали сердце ножом. Я пытался спасти его. Спасти всех нас. Я
Ногу пронзила боль, подобно огненному следу молнии в ночном небе, и я подавил вопль. В покрытых шрамами пальцах Сетта оказалась рукоять пробойника, а его крюк торчал в моем бедре.
Считай это последним предупреждением. Уезжай. Сейчас же. Он не хочет тебя видеть.
Я до боли сжал поводья Дзиньзо, но огонь в ноге не утих.
Тогда пусть он скажет мне об этом сам, процедил я сквозь стиснутые зубы.
Сетт протащил крюк по коже, разрывая плоть. Я хотел закричать, заплакать как ребенок, вытошнить боль на камни, но сжал губы, медленно дыша. Дзиньзо пытался отойти в сторону, но я заставил его стоять смирно, не позволил вырвать крюк.
Уезжай отсюда, словно разъяренная змея прошипел Сетт. Ты хотел знать, где остальные Первые Клинки. Где Вторые Клинки. Они все на стенах, ждут возможности утыкать твою спину стрелами, если ты меня не послушаешь. Так что первый раз в жизни послушай, Рах. Скачи на север и быстро. И не оглядывайся.
Он рывком вытащил крюк, и я задохнулся. Двор вокруг меня закружился. Горячая кровь пропитала штаны и капала на землю, Дзиньзо попятился, учуяв ее. Прежде чем я успел успокоить коня, шлепок по крупу отправил его в галоп. Копыта загрохотали по камням двора, и мне оставалось лишь крепко держаться, чтобы не упасть.
Ворота пролетели мимо, мы набирали скорость, и держаться ногами с каждым шагом становилось все больнее. Я быстро терял кровь. Рану требовалось перевязать, зашить, но я не обладал навыками Йитти, а он Сколько моих Клинков желали моей смерти?
Скачи быстро. И не оглядывайся.
Мы проскочили Мейлян в дымке мерцающих огней и тени. В отличие от дворца, город жил, и люди отскакивали с дороги, их крики смешивались со стуком копыт.
Дорога от дворца к северным воротам была прямая и широкая, и Дзиньзо скакал по ней навстречу собирающейся буре, молнии подражали копьям боли, сверкавшим у меня перед глазами. Я скакал мимо сгоревших остовов некогда великолепных зданий, мимо фонтанов, святилищ и груд мертвых тел, мимо баррикад и громадных деревьев, похожих на руки, тянущиеся к небу. Впереди показались стены Мейляна, ворота были открыты.
Дзиньзо не сбавлял ход. Кровь заполняла сапог, мне нужно было перевязать ногу, но на стене мелькали огни, и я не мог остановиться. Пока нет. Умереть ради долга почетно. А быть убитым в седле своим собственным народом нет.
Низко пригнув голову с развевающейся гривой, Дзиньзо пролетел сквозь ворота в ночь. Нас поглотила тьма, но мы не замедлили ход. Каждый удар копыт по дороге, казалось, выкачивал кровь из моей раны, но я сжал зубы в ожидании стрел. Спину покалывало от уверенности в том, что в любой момент может ударить беззвучная смерть. С каждым шагом страх уступал место надежде, пока наконец я не решился оглянуться. Цепочка мерцающих факелов на стене походила на следящие за нами глаза глаза всех левантийцев, что я привел в это проклятое место. Всех левантийцев, что я должен забрать домой.
Давай-ка сначала не истечем кровью до смерти и
Все закружилось, когда я обернулся. Дорога наклонилась, и, не в силах больше держаться, я повалился на нее головой вперед.
Глава 2
Дишива
Итагай тряс головой, пока я расчесывала спутавшуюся за день гриву. Он не любил этого, и я медленно и осторожно распутывала каждый колтун. Прекрасный повод заставить императора ждать.
Конюшенный двор заполняли другие левантийцы, сидевшие рядом со своими лошадьми или о чем-то беседовавшие маленькими группами. Никто за весь вечер не подошел ко мне, даже мои Клинки. Теперь, когда первый огонь победы угас, никто толком не знал, что говорить. Мы победили. Мы захватили город. Перебили врагов, этих ужасных людей, мучивших нас и моривших голодом, но Ликование отступало, и закрадывались сомнения. Победа ничего не вернула назад, она сделала все лишь запутаннее.
Не думаю, что мы им нравимся, донесся голос от соседнего стойла. Конюшни. Домики для лошадей, как будто им непривычен дождь над головой.
Вот и прекрасно, потому что мне они тоже не нравятся, последовал тихий ответ. Когда заканчивается твое изгнание?
Через половину цикла, а твое?
Примерно так же.
Дальше вопросов не последовало, но я сомневалась, что причиной стала лишь преданность нашему гуртовщику. В последнее время множество языков сковывал страх.
Капитан Дишива эЯровен?
Я повернулась, забыв щетку в гриве Итагая. В дверях стоял широкоплечий левантиец, мощные руки сполна компенсировали недостаток роста. Он был не из моих Клинков и незнаком мне, но это и неудивительно, учитывая, сколько нас собралось в одном месте.
Да?
Гуртовщик Император Гидеон желает поговорить с тобой.
Я знаю, но кони сами себя не вычистят.
Человек расслабленно прислонился к дверному косяку, мышцы на сложенных на груди руках выпирали еще сильнее.
Да, но они и не бесятся, если заставлять их ждать.
Я вздохнула.
Остальной гриве придется подождать, сказала я, положив руку на шею Итагая. Но не думай, что так легко отделался. Неприлично ходить с запекшейся кровью и колтунами, знаешь ли.
Левантиец усмехнулся, став похожим на зеленого седельного мальчишку.
Ну, не знаю, он выглядит довольно лихо, сказал он, но, когда я обернулась, оказалось, что он смотрит на меня.
Как тебя зовут?
Ясс энОкча, капитан, ответил он, сложив кулаки в приветствии.
Ты очень занят, Ясс энОкча?
Его брови поднялись к короткой поросли волос, уголок рта дрогнул.
Капитан рода Яровен нуждается во мне?
Я сунула ему щетку.
Его зовут Итагай. Если тянуть слишком сильно, он укусит. Я скоро вернусь.
Итагай?
Я закатила глаза.
Моя мать любила истории путешественников и почти каждый вечер рассказывала мне о драконе Итагае. Это не так уж странно.
Ясс рассмеялся, и я позавидовала его беспечному смеху.
Как скажешь, капитан.
И ты останешься здесь, пока я не вернусь?
Он ухмыльнулся еще шире.
Это я могу.
Он смотрел мне прямо в глаза, пока я не прошмыгнула мимо него в темноту. Дверь конюшни закрылась, но я будто утащила за собой его часть, его присутствие ощущалось физически. Всего лишь мускулистая фигура и заинтересованная улыбка, и вот я уже хочу заставить Гидеона подождать еще дольше. Но я все же ушла, не оглядываясь.
Левантийцы во дворе понижали голос, когда я проходила мимо, огибая группы сидевших на камнях мужчин и женщин. Они тоже следили за мной глазами, и мне казалось, что они могут читать мои мысли, видеть рваные, кровоточащие края моей души.
По пути к особняку я миновала обломки какого-то осадного орудия, состоявшего из блоков, веревок и растрескавшихся рычагов. Рассыпанные повсюду останки войны напоминали не только о том, как далеко мы зашли, но и о том, сколько еще предстоит пройти.
Поместье, в котором мы остановились на ночь, вероятно, принадлежало какому-то кисианскому вельможе. В нем были конюшни, сады, толстые стены и возделанные поля, и так много комнат в доме, что он напоминал лабиринт. Всем капитанам выделили комнаты внутри, но я сбежала из душных коридоров, как только смогла, предпочитая открытое небо толстым черным балкам. Они выглядели тяжелыми, как и черепичная крыша. Достаточно тяжелыми, чтобы раздавить меня, если упадут.
Я прошла мимо двух Клинков Намалака, стоявших на лестнице. Алый шелк поверх доспехов будто покрывал их кровью.
Капитан Дишива, поприветствовал меня один из них.
Я кивнула, не рискуя заговорить, поскольку вряд ли они разделяли мое мнение об их новом наряде.
Внутри меня встретил длинный, залитый светом ламп коридор, где с каждой стены таращились портреты спесивых кисианцев. Мне хотелось вырвать им глаза, но Гидеон много раз говорил, что кисианцы не чета чилтейцам и нам не враги. Они теперь наш народ, наши подданные, и их следует уважать. Конечно, до тех пор, пока они преданы своему новому императору. Как и всегда, он был прав. Мне просто это не нравилось.
На пути к комнатам Гидеона я проходила мимо других левантийцев, одетых как кисианские гвардейцы. Я превосходила рангом их всех, но ни один не поприветствовал меня. Там не было ни других капитанов, ни их заместителей, ни охотников, ни конюхов, ни целителей, только жадные до славы и привилегий Клинки, и я злобно зыркала на каждого. Двое у резных дверей покоев Гидеона даже заступили мне путь, скрестив на груди руки.
Кто желает получить аудиенцию его величества?