Прошло года два, и я сталкиваюсь прям у входа в нашу прокуратуру со Славиком. Он по-прежнему был очень наряден: кашемировое пальто неприлично яркого цвета, такой же пиджак, но другого неприлично яркого цвета, какие-то туфли с вышитым рисунком Но все было явно не слишком свежее. Славик, похоже, не мог дойти до магазина одежды, не встретив по дороге рулетку.
А ведь когда-то он прилично зарабатывал. Возил в страну все подряд, как все. Был одет с иголочки во все самое именное, говорил по-английски и по-французски. Одним из первых среди моих знакомых купил себе почти новый мерседес. Конечно, ворованный в Германии, но мерседес. А потом решил, что жизнь удалась. И улетел в небеса. В начале жизнь продолжала удаваться. И тогда он начал играть. И буквально за полгода потерял все. Партнеры по бизнесу перестали с ним делиться. Крыша запретила ему к этим партнерам даже приближаться, когда он дернулся. Славик кинулся за справедливостью к другим бандосам. На встречу приехали его новые бандосы и его старая крыша. Обнялись. И порешили, что он им всем должен за беспокойство и попытку соскочить.
Что-то у него забрали, но далеко не все. Все он проиграл. Он проиграл абсолютно все. И остался всем должен. Но играть не прекратил. Когда мы с ним столкнулись, он от неожиданности сбился с шага и застыл; особенно примитивно плоским стало его лицо. Я же виду не подал, потому что увидел его чуть раньше и когда он меня еще не видел. Это было очевидное преимущество, которое всякому живому человеку приятно.
Здравствуй, Славик, ухмыльнулся я, как мне показалось, очень достойно ситуации.
О, привет! Давно не виделись! Славик немного справился со своим лицом и сразу начал отыгрывать ситуацию. Где пропадаешь? Я тебя искал несколько раз. Темы были серьезные.
Я смотрел на него и пытался придумать, как ответить пообиднее. Как-то обозвать его лживым и земляным червяком, но не в лоб, а тонко и умно, как и должен говорить гадости культурный человек. Я вспомнил пару наших общих знакомых, которые с удовольствием оторвали бы ему ноги. И подумал, что можно позвать его в кабинет и кому-нибудь из них позвонить. Но мысль была какая-то не мужская. Мне показалось, что такие мысли меня унижают, и они остались в фантазиях. Идея отвесить ему звонкого пендаля мне больше нравилась, но исключительно своей простотой. Я испытал физическое удовольствие от мысли про пендель. И меня сразу отпустило. Мне стало легко и приятно, а Славик был морально уничтожен в моей голове навсегда, как мне тогда показалось.
Да какие у тебя темы, Славик, ты же играешь! У тебя одна тема, точнее две. Красное и черное.
Ну, ты вспомнил! Я год уже не играю. Да мне и некогда, он был так убедителен, что червяк сомнения чуть не шевельнулся во мне, но Славик тут же еще более убедительно добавил. Помнишь, у меня были неприятности? Я решил, что это знак и я все должен отдать. И все отдал. Но зато очистился. И так после этого поперло. Я теперь занимаюсь алмазами. В основном в Якутии живу; холодно, но оно того стоит. Развиваюсь. Я просто бешено развиваюсь. Ты не представляешь, как я сейчас развиваюсь. И какие у меня связи теперь. Камешки любые двери открывают.
Славик говорил, а я не мог отвести взгляд от его белой джинсовой рубашки и от очень затертого ворота этой рубашки.
Сейчас буду делать совместное предприятие. «Де Бирс», как узнали, хотели войти, но я отказал. А то все не поместимся. Сам понимаешь, очень серьезные американцы заходят, тут голос его изменился, стал ниже, тише и секретнее. Тебе правду скажу. Американцы это прикрытие. Там колумбийцы. Картель. Ну, ты понял. Денег у них, как у дурака фантиков, но все нелегальные. Платят по 80 центов с доллара. Понял? Заходят на 20 долларов, а отдают сто. Так и сказали мне: «Вячеслав, нам нужны легальные деньги, но мы не знаем, что делать. Помоги нам». Я сказал: «Ок, комрады. Сейчас помогу. А вашу неучтенку мы в России быстро оформим».
Славик раздухарился. И даже засмеялся от мысли про чью-то неучтенку. Я молчал и ждал, когда он перейдет к делу.
Но для тебя найдем долю малую, обещаю! перешел издалека к делу Славик.
Да вы, похоже, крутые. Наверное, у меня столько нет, сколько надо, чтобы в такую тему войти.
А сколько есть? честно и откровенно спросил Славик без паузы вообще.
Да особо ничего нет. Я на пенсии.
Хитришь ну, как хочешь Но имей в виду озолотимся я, прям, бегаю от инвесторов как в Москву приеду, сил никаких нет хоть на улицу не выходи
Я понимающе кивал. Ну а как? По Москве Славику ходить было действительно не очень уютно. И тут Славик решил, что пора попробовать.
Слушай, у меня все активы в Якутске и Америке. Выслали десятку. Но пока придет, сам понимаешь. Можешь мне одолжить? Пару дней надо продержаться.
Я прям видел, как сейчас скажу Славику, что он мне уже два года должен, а он обещает все вместе отдать. Там, правда, немного, но я сумму не буду называть, чтобы не выглядеть мелочным. Просто скажу, а он пообещает все вместе отдать.
Славик, ты мне еще с тогда должен.
Да, я помню! Славик даже просиял. Ты же пропал. Вот. Все вместе и отдам.
Пойдем ко мне зайдем. Посмотрю, чем могу помочь. Тут я понял, что не смогу его просто так отпустить. Правда, что делать дальше, тоже не придумал.
А ты где-то здесь сидишь? в голосе не прозвучало тревоги, так Славик был уверен, что я ему поверил.
Да, вот. Заходи, я шагнул в сторону и открыл дверь в прокуратуру. Так что вывеска оказалась закрыта для Славика. И мы вошли. Правда, уже в коридоре Славик почувствовал неладное. Вывески у кабинетов были все-таки на русском языке. Славик шел по коридору и с удивлением читал должности владельцев кабинетов.
А что это?
Прокуратура. Нам сюда.
Мы вошли в кабинет, и Славик немного растерянно уселся на стул.
А ты чего, здесь офис снимаешь? Славик не сдавался, но огромная пишущая машинка на столе прямо-таки излучала во все стороны свою карательную функцию в документообороте российского правосудия.
Я здесь работаю следователем. Там же написано, честно говоря, бумажки, вставленные в вывески, на которых были написаны наши фамилии, были очень мелкими и увидеть, что я здесь следователь, он не мог. Но и не увидеть слово «следователь» не мог.
И что? Интересно? понимающим голосом сказал Славик. Мол, я все понял, ты тут работаешь коррумпированным следователем.
Две секунды я думал, как побольней ему ответить, но ответить не успел. Дверь резко отворилась и в просвете появился наш прокурор.
Что там по делу Илиеско? спросил прокурор.
Вот, допрашиваю. Потом буду готов доложить, я не планировал так врать прокурору. Я вообще не знаю, зачем и почему я это сказал.
Я в «город», теперь уже немного соврал прокурор, поскольку после обеда, если он уезжал в городскую прокуратуру, то только домой. Завтра жду в девять тридцать. Работайте.
Дверь так же резко закрылась.
Ну вот. До завтра у нас с тобой время есть, сказал я.
Славик ничего не понял, но ощутил, что надо начинать волноваться.
А кто такой Илиеско? зачем-то задал Славик вопрос, на который ему совсем не нужен был ответ.
Маляр. Говорят, хороший. Эдуард Игнатьевич Илиеско. Уроженец села, я быстро посмотрел в бумаги, потому что запомнить это было не реально, Джурджулешты, республики Молдавия или Молдовы, как теперь говорят.
И что? Славик вообще ничего не понимал.
1970 года рождения. Изнасилован хозяином квартиры, где делал ремонт, и его знакомым. Со слов хозяина, они вступили в связь по согласию. Более того, Илиеско брал с него деньги за услуги, так сказать. А потом к ним присоединился его ранее не установленный знакомый. Говорит, познакомился только утром. Примерно так.
А я причем? Славик сдвинулся на стуле поближе к выходу, но бежать не решился. Даже не покрылся испариной.
Знакомым будешь? Надо, Славик. Я ничего не могу сделать. Прокурор сказал: «Работайте». Теперь ничего нельзя уже сделать.
Как знакомым? Я же не знакомый.
Ну, ничего, я достал бланк протокола допроса, Мелехин Вячеслав как тебя по отчеству?
Александрович. А тебе это зачем?
Александрович. Не волнуйся. Мне этот Илиеско не нравится. Запишем, что ты с ним по согласию, и я вынесу постановление, чтобы тебя отсечь от уголовного дела. По согласию это же совсем другое дело.
Ты гонишь, попытался улыбнуться Славик.
Мне не до шуток. Ты же видел. Я уже прокурору тебя случайно спалил. Ничего не могу сделать теперь. Но по согласию теперь можно. Не волнуйся.
Да хорош как это по согласию? испугался Славик.
Значит, все-таки насиловал Илиеско?
Никого я не насиловал!
Слушай, сказал я тревожно, совсем забыл, мне в канцелярию надо, пойди покури пока, пару минут.
Я действительно пошел в канцелярию. Там окна выходили на дорогу, где сейчас будет сваливать от меня Славик.
Он появился сразу. Но его было просто не узнать. Он шел какой-то сгорбленный и несчастный. Человек без денег, без друзей, охваченный отвратительной и неизлечимой зависимостью. Он, конечно, понял, что я просто над ним издевался. И от понимания, что он такой придурок и не заслужил другого отношения, Славика всего как-то скорежило. И стыдно, наверное, было, что чуть не повелся на такую глупость. Должны же в нем остаться хоть какие-то человеческие чувства! Не все же у него скрутила рулетка. Славик шел несчастный и раздавленный, в старом кашемировом пальто яркого цвета, в каких-то с вышивкой туфлях, которые были очень сильно стоптаны, и сзади при каждом шаге это было слишком хорошо видно. А я торжествовал. Жесткое и не очень уместное ребячество. Но государство само виновато, что мы были такие. Все дело в текучке кадров от маленьких зарплат. Было бы хотя бы половина следователей за 30, как при Союзе, может, и мы все были бы взрослее.
Когда я рассказал эту историю Ореху, он так хохотал, но, главное, затаил мысль зайти ко мне на работу. И вот зашел. Сидел напротив и пил чай с лимонными вафлями. Смеялся, что первый раз в кабинете следователя и, надеется, что в последний. А потом вдруг сказал без всякой подготовки:
Тебе нравится Алиса.
Хорошая, ответил я слишком спокойно на вопрос, который мне никто не задавал.
Я не об этом. Алиса тебе нравится. Вот я думаю: нам надо поговорить.
На меня высыпали бочку с горячими углями.
Орех, ты можешь не волноваться
Я и не волнуюсь. Достало все. Устал я. Крови она мне столько выпила Не знаю, что мне делать. Посоветуй.
Как я тебе посоветую? Не хотел бы я быть на твоем месте.
А на своем?
И на своем, отпираться было уже бессмысленно.
Орех помолчал. И я помолчал. Что может быть глупее, чем любить одну женщину, которая никакого не любит.
Я пришел сказать, что я все. Твоя очередь.
Орех, ты чего? Все у тебя получится, я был очень искренен и переполнен позитивом, чувство благодарности к Ореху за то, что он соскакивает, уже целиком поселилась во мне.
У меня уже ничего не получилось. Да еще Лиза узнала откуда-то. Разводом угрожает. Затемнение какое-то. Никогда со мной такого не было.