Эм-м. Это сложно.
Сложно, повторил он. Ее ошеломили его взгляд и томный голос, так что на секунду она даже забыла о своей публике. И даже о том, зачем они тут собрались.
Но тут Джона закричал:
Что они говорят?
Она снова посмотрела на своих соседей.
Ничего. Это не важно.
Краем глаза Нора уловила движение Уилла, но не повернулась, чтобы рассмотреть, что он делает. «Он уходит», подумала она, стараясь испытать от этого облегчение. Коли на то пошло, она по крайней мере остановила каток его шарма до того, как он тронулся. Сейчас он уйдет, а она продолжит думать, как все решить.
Она ждала, глядя вперед, что он хотя бы вскользь попрощается с ними.
Но нет.
Мисс Кларк, обратился к ней Уилл, прямо как в своем кошмарном письме. Мы можем поговорить снаружи?
Он не стал ее ждать.
Нет, он вышел из подвала, словно палку проглотил, что было совсем не похоже на ту расслабленную, очаровательную манеру, с которой Уилл здесь появился. Когда Нора, со вспотевшими ладонями, поднималась по затхло пахнущей подсобной лестнице, она почти надеялась, что он уже ушел.
Несколько минут ушло на то, чтобы не обращать внимания на какофонические последствия его появления в подвале: соседи разразились критикой Уилла Стерлинга («Хам!» мнение Мэриан, с которым согласились Джона и Бенни; «Какой-то угрюмый», предложил мистер Салас, ему возразила более приветливая миссис Салас, сказав: «Наверное, он просто нервничал!»; и наконец, «Очень высокий!» высказалась Эмили, и, видимо, это был не комплимент). Затем все разом начали высказывать советы и напоминать Норе о личных причинах неприязни к краткосрочной аренде. Выходя с лестницы во двор, она слышала требования и увещевания:
«Нора, ты должна ему объяснить»
«Ему надо знать, что»
«Ему придется понять, что»
Она открыла дверь и вышла в ясный теплый день, а Уилл стоял и ждал ее. По центру двора, скрестив руки на груди, уставившись вниз на черный кованый железный стол, бывший общей собственностью всех соседей.
Он едва ли заметил, как она подошла, и даже не дернулся, когда Нора встала совсем рядом. Нахмурившись, он не сводил взгляда со стола, как будто высматривал что-то в нем. И ей почему-то страсть как захотелось присоединиться к высматриванию. Должно быть, они выглядели, будто склонились в печали над гробом или могильной плитой, а не над столом, где Джона с Бенни на прошлой неделе устроили весьма постыдное соревнование в поедании картофельных очистков.
Вы сказали, в прошлом году. Он наконец нарушил молчание, Нора посмотрела на него, но он не ответил тем же. Он как-то прицепился к столу и определенной, совершенно неважной точке ее биографии.
Это отчасти правда. Я переехала сюда в прошлом году. А ребенком я каждый год я проводила здесь лето. И часто приезжала по праздникам. Вот что Джона имел в виду, когда сказал про двадцать лет.
Руки у него шевельнулись, напряглись. Но он промолчал.
Ее раздражало это сердитое молчание. И чего он ждал что она расскажет ему всю биографию за несколько минут их предрассветного разговора? Хотя и сам ни словом не обмолвился об этом ужасном плане по аренде квартиры. Это ей следовало его отчитывать! Она бы начала с его выходки в подвале. Да, она хотела его ухода, но то, как он вышел, было грубо. Она бы так и сказала. Она бы указала ему на его манеры! Нонна так бы и поступила.
Но когда она повернулась к нему и открыла рот, все ее негодование превратилось лишь в
Я думала, вы носите очки.
Она тут же снова уставилась на стол, под который ей в этот момент очень хотелось спрятаться. Он к тому же отлично подошел бы в качестве надгробия ввиду ее преждевременной смерти от стыда.
Уилл рядом прокашлялся. Он заговорил, возможно, опять с усмешкой, Нора не знала, она была поглощена своей новой могилой.
Ношу иногда. Но у меня есть и контактные линзы.
Ах да. Конечно. Наверное, очень удобно.
Повисла долгая пауза. Во время нее он, без сомнения, пытался подавить смех.
Мисс Кларк, произнес он наконец, и лучшим в этой фразе было то, что она подожгла в ней желание вновь заговорить; или хотя бы напомнила о его письме и о том, зачем они вообще здесь собрались.
Они повернулись друг к другу, Уилл опустил руки и сунул их в карманы. С каким бы хмурым и обескураженным лицом он ни покинул подвал, сейчас оно смягчилось. Само собой, этому помогло нелепое замечание по поводу его очков, и девушка мысленно щелкнула себя по носу за то, что дала ему такую фору.
Необязательно называть меня мисс Кларк, сказала она, хотя по строгости тона можно было подумать, что к ней следует обращаться именно как к мисс Кларк. Можете звать меня Нора.
Тогда Нора, ответил он спустя секунду, и оказалось, лучше ей от этого не стало: во-первых, потому, что ей чересчур понравилось, как он это произнес и как посмотрел на нее в этот момент.
Словно он знал ее.
Под футболкой ей вдруг стало тепло от раздражения? Да, она точно назвала бы это раздражением. Никакие другие варианты чувств к этому мужчине не были доступны.
Вам надо уяснить, начала она, потому что при мысли о советах соседей спадало раздражение, что это здание вряд ли подходит для организации того, что вы описали в своем письме.
Не вижу никакой проблемы. У меня есть квартира, в которой я не намерен жить. У меня есть разрешение сдавать ее в аренду на краткосрочной основе. Здесь все подходит.
Ладно, вот теперь он раздражает, совершенно откровенно раздражает.
Дело не в вашей вашем помещении. Щеки у нее загорелись. Почему слово «помещение» прозвучало так пошло? Загадка! Она поспешила продолжить:
Дело в людях, что живут здесь. Мы не подходим для этого.
Вам не придется ничего делать. Как и написал, я займусь уходом за квартирой и сделаю все возможное, чтобы
Вы не сможете этого делать. Вы живете на другом конце города и все время работаете. Сами так сказали.
Челюсть у него дрогнула.
Я не хочу причинять никому вреда.
Но уже причиняете. Поймите
«Отлично, подумала Нора, помнишь реплики».
поймите, что этот дом особенный. Все его жильцы живут здесь уже очень давно, и мы
Точно. Вы здесь уже двадцать лет, да?
Она прищурилась.
Пусть так Да! Двадцать лет, хотя не понимаю, почему для вас это так важно. В любом случае я знаю об этом месте все, чего не знаете вы, и, уверяю, из-за вас у жильцов будет немало проблем.
Но это неправда.
Она недоуменно моргнула.
Что неправда?
Что вы знаете все. Например, вы не знали, что дома нет в реестре запрещенных к сдаче в краткосрочную аренду зданий.
Ладно, два очка уходят к нему, если надо будет сообщить счет Мэриан. Он был прав вот что было хуже всего. Он был совершенно прав.
И все же. Все же. Двадцать лет! Нельзя забывать, что Нора знала множество неизвестных ему вещей.
И намерена была их использовать.
Я помню, вы сказали, что плохо знали своего дядю, сказала она, и его взгляд тут же переменился. Уверенность пропала в одно мгновение, сменившись сначала опаской и уязвимостью, а затем, когда она договорила, твердостью и решительностью.
А я знала его хорошо. Он бы этого не хотел. Он любил эту квартиру.
Он уставился на нее. Далеко не тем мечтательно-звездным взглядом, как в их утреннюю встречу.
Совсем не тем взглядом.
Наслышан, отрезал молодой человек.
Просто мы, сказала она, даже радуясь, что в голосе просочились умоляющие нотки, мы семья.
На секунду ей показалось, что это сработает. Он потупил взгляд в землю и переступил с ноги на ногу. Ей показалось, он даже кивнул.
Но если и так, то не в знак согласия.
Что ж, Нора, ответил он (и ей! не понравилось! как!), встретив ее взгляд своими глазами без очков и всяких признаков понимания. Я не член вашей семьи. Так что.
Так что?
Это «так что» прозвучало как заявление. Как бы дружелюбно ни началось их общение на балконах, вернуться к нему невозможно. Теперь они по разные стороны баррикад.
Во дворе было непривычно тихо, недвижно, и у нее возникло ощущение, будто за ними наблюдают, будто все разошлись по квартирам и теперь сквозь задние двери наблюдали с любопытством и озабоченностью, как Нора разрешит ситуацию.
Так что, думала она, присваивая это заявление себе. Первой она не сломается. Она не сдвинется с места, где воздух между ними словно становился все более разреженным, а тело гудело от странного, сковывающего смятения: смеси гнева и притяжения, досады и радости.
Первой она не сломается.
Когда его телефон пиликнул снова, она не дрогнула. Но стоило ему потянуться за устройством в карман и взглянуть на экран, она позволила себе с облегчением выдохнуть. Победа по умолчанию это все еще победа.
Мне надо идти, сказал он, но было ясно: ему очень не хотелось первым покидать поле боя.
«Отлично», подумала она, лелея мысль, что все соседи увидят его уход. Когда он развернулся и пошел к задней изгороди, в ней вдруг проснулась безрассудная, незаслуженная уверенность.
Трудности я вам обеспечу! крикнула она ему вслед.
Он застыл. Затем развернулся и, кажется, посмотрел мимо нее, на здание, на балконы. Ей стало интересно, видит ли он наблюдающих за ними соседей. Улыбка нет, усмешка снова заиграла у него на лице, и она подумала (поверить не могла, что подумала!), что было бы неплохо украсть эту усмешку поцелуем.
Раз так, хорошо! прокричал Уилл через двор. Хорошо, что к трудностям я привык!
Глава 4
Честно говоря, было легче думать о ней как о враге.
С врагами у Уилла опыта было достаточно. Правда, не с людьми, хотя, если задуматься, мужчину, в чьей квартире он сейчас находился, можно было к ним отнести. Нет, врагами Уилла всегда было нечто большее разные институции. Школьные системы, правительственные программы, бухгалтерии такого рода. И раз он стал врачом, ему удалось сохранить эту кровную неприязнь и во взрослой жизни, хотя сейчас, по его мнению, у него был куда более зрелый взгляд. Но в юности, полной страха, злости и печали, наличие врагов помогало ему концентрироваться, помогало выживать. Когда есть враг, все просто. Ты и он друг против друга, это отвлекало от другой проблемы, которая скорее была такой: ты против себя самого.
Ты против страха. Ты против печали. Ты против злости.
Так что с Норой судя по всему, той самой девушкой с балкона пусть лучше будет «он против нее», а не «он против своих воспоминаний о ней». И не «он против своего к ней притяжения». И даже не «он против своих мальчишеских, глупых чувств к ней».
В течение двух дней с их последней встречи он думал о своем будущем. Вместо размышлений, какая она вблизи длинный хвост, светло-голубые глаза, он ходил по магазинам для дома, закупался краской, поддонами и валиками. Вместо размышлений, что она сказала будто защищала Донни, будто эта груда кирпичей была для нее чем-то вроде семьи, он запоем искал компании по вывозу грузов, доставку матрасов, клининговые службы. Вместо размышлений о том, что он чувствовал в подвале неуверенность, шаткость, отверженность, он просматривал страницы с похожим жильем под аренду в том же районе, набрасывая три варианта описания квартиры, которые выложит, когда придет время. Он был вовлечен.
И, будучи вовлеченным, он мог думать о ней и ее соседях как очередной институции. Что ж, легкий враг. Ничего личного.
Приехав к Донни этим утром, он был готов к сопротивлению, допускал, что на двери квартиры может висеть какая-то надпись. Требование прекратить или по крайней мере наспех начерканное «УБИРАЙСЯ». Но ни с чем подобным он не столкнулся, ни у кого в окне даже занавеска не дернулась, когда он заходил в дом со стопкой узких коробок под мышкой. Даже бра в коридоре выглядели равнодушно, хотя думать иначе было бы странно. Еще и тишина в квартире Донни просто оглушала: не слышно было даже шагов этажом выше.
Значит, бойкот, хорошо. Так даже легче.
Уилл начал с кухни, посчитав, что так будет проще, вряд ли бы он нашел там что-то чересчур личное, к тому же у него был длинный список самого нужного для арендаторов, предоставленный Салли. Он включил любимый подкаст о «Скорой помощи», эпизод о синдроме длительного сдавления, который хотел послушать, и начал разбирать вещи. Оставить, отдать, выкинуть.
Проще простого.
Но тут в дверь постучали.
Он чуть не пропустил это за звоном кастрюль, сковородок и голосом женщины из динамика телефона, который во всех потрясающе мерзких подробностях описывал технику проведения фасциотомии[2]. Подняв голову, Уилл услышал второй, решительный стук и приглушенные женские голоса.
«А вот и наша институция», подумал он, задержав дыхание, пока пробирался через кучи мусора. «Не думай о ней как о Норе».
Он открыл дверь на словах о «нагноении в месте хирургического вмешательства» и увидел два знакомых лица оба не Норы, вперившихся в него, в руках у каждой гостьи было по накрытому фольгой блюду.
Эм, начал он, пытаясь переговорить рассуждения о цвете гноя в подкасте. Позвольте, я Он попятился и выключил его. Что бы ни было под фольгой, пахло это беконом и углеводами вот и институционные ритуалы или вроде того: не то типичное среднезападное радушие, не то гора соболезнований, не то все вместе. На выступление вражеской армии не похоже, если, конечно, они не подмешали слабительное в еду.
Извините, сказал он, неловко улыбаясь, потому что, если это знак примирения, надо вернуть в дело свой шарм. Что было довольно легко в отсутствие Норы.
Мы принесли вам гостинцы! сказала одна женщина, он неловко пожал ей руку. Помада на ее губах была настолько кричаще-красной, что он почти слышал ее.
Я ваша соседка сверху, Коррин Салас, а это Она прервалась и тыкнула локтем в бок своей спутнице. Реакции на это не последовало, и она снова заговорила: Это Мэриан Гуднайт, она живет в другом конце коридора от вас. Снова тычок.
Не знаю, есть ли у вас аппетит, отрезала миссис Гуднайт, протягивая блюдо и кивая в сторону его телефона. раз такое слушаете.
Должно быть, это по работе! воскликнула миссис Салас. Нора говорила, что вы врач! Если позволите, я протиснусь, чтобы поставить блюдо
Он и сказать ничего не успел, она уже прошла мимо, окруженная облаком парфюма и щебетания, а спутница молча (и ничем не пахнув) последовала за ней на кухню, расталкивая коробки «Оставить», «Отдать» и «Выкинуть». Минуту спустя пришло осознание, что два блюда это только начало, что у обеих были сумки на плечах, которые женщины стали распаковывать.
Так, теперь все разложим, сказала миссис Салас, не ему, да и, судя по всему, никому конкретно. Глаза и руки ее были заняты просто безумным количеством еды, которую она водружала на запятнанную столешницу Донни. Закину вам в холодильник. Что до контейнеров, с красными крышками можно оставить здесь, а с голубыми надо убрать в холодильник, хотя, если вы не собираетесь съесть все, что в контейнерах с красными крышками, их тоже можно держать в холоде.
Он недоуменно прокашлялся. Что за бред тут происходит? Разве можно столько еды набить слабительным?
Это очень
О нет, прервала его женщина, упершись руками в бока. Забыла печенье! Подождите меня одну минуту. Она уже шаркала в его сторону, обходя вещи Донни так же, как Уилл, но совершенно бессознательно. Я сейчас вернусь. Мэриан, расскажи пока ему о кране в ванной!
Когда все затихло, они с незнакомкой Мэриан Гуднайт уставились друг на друга через заваленную блюдами столешницу и всю ширину квартиры, в которой, как он считал, Уилла явно не хотели видеть.
Миссис Гуднайт, начал он. Приятно познакоми
Хотелось бы узнать, как это вы так быстро получили такое разрешение, сказала она, оторвавшись от расстановки еды. Ее голос напомнил Уиллу голос его учительницы в третьем классе: громкий, требовательный, постоянно разочарованный. Она скрестила руки и подняла брови поверх золотой оправы очков.