Тангур не стал скрывать ситуацию от своего короля. Подведя итоги переписи, он немедленно отправил в Сеаркату полный отчёт и рьяно взялся за решение образовавшейся проблемы. Две дряхлые старухи, двое малолетних детей и пятеро сильных мужчин разного возраста для увеличения численности магов этого явно было недостаточно. Нужны были женщины. Чистокровные колдуньи. И чем больше, тем лучше, но в Сеаркате они уже все давно перевелись, и действующему королю Эгдану Справедливому пришлось выложить из королевской казны немалую сумму за нескольких ведьм с востока. Пять девушек в первый год и ещё десять в следующие два года. Чистокровные рабыни-колдуньи стоили дорого, и Эгдан, в отличие от нового вождя акильфов, не считал их приобретение первой необходимостью. Каждый мужчина-колдун получил по наложнице для начала этого было достаточно. Через три года у каждого колдуна уже было по одному отпрыску, а количество наложниц увеличилось до трёх. На этом щедрость Эгдана Справедливого себя исчерпала.
Маги были для Тангура не более чем стадом животных, популяцию которых требовалось восстановить. Чувства Кому какое дело до чувств колдуна? Семья у него? Ну так ведь это же хорошо есть рычаг давления. Никто и не запрещает иметь семью, но наложницы должны беременеть и давать потомство, и это не просьба, а приказ. Хочешь, чтобы твои жена и дети были целы развлекайся на всю катушку. Что плохого в наложницах, особенно если они молоды и недурны собой? Тангур поставил цель в Акильфадии должно быть не меньше сотни чистокровных магов. Отказываться от этой цели ради чьих-то чувств он точно не собирался.
Увы, всё оказалось не так просто, как вождю хотелось бы. За первые пять лет правления он добился только жгучей ненависти к своей персоне со стороны всех жителей Акильфадии без исключения. Тангур не учёл, что даже чистокровные дети не всегда рождаются магами. Из трёх десятков новорожденных младенцев только шестеро проявляли магические способности, а остальные либо имели какой-нибудь малозначительный дар, либо появлялись на свет и вовсе бесполезными. Намеченная цель перестала казаться простой и быстро достижимой.
Но причина ненависти к Тангуру крылась даже не в его бесцеремонном обращении с колдунами он много чего успел изменить, причём далеко не в лучшую сторону. Например, он тратил почти всё своё жалование на обучение мужчин клана воинскому ремеслу. Зачем? Да просто ему так хотелось. Мужчина должен быть воином, и всё тут. Какая разница, есть внешняя угроза или нет умение быстро и безжалостно расправиться с врагом ещё никому не навредило. Тангур привёз из Сеаркаты десять наёмников, каждый из которых получил в своё подчинение небольшой отряд мужчин и мальчишек, достигших десятилетнего возраста. Военная муштра никому не приносила радости и отвлекала от хозяйственных дел, но вождю было на это наплевать хозяйством пусть бабы занимаются, иначе зачем они вообще нужны?
Труднее всего акильфам приходилось в те дни, когда Тангур от скуки устраивал парные состязания «до полной победы». Он долго наблюдал за ходом занятий, а потом выбирал три пары самых слабых воинов и заставлял их биться до тех пор, пока противник не умрёт. Случались такие бои не слишком часто, но они здорово подстёгивали остальных всех, кому дорога была жизнь. Будешь слабым умрёшь. Хорошая мотивация для обленившихся крестьян, но каждое такое состязание уносило три жизни, и людям в клане это не нравилось. Им много чего не нравилось в решениях нового правителя, но избавиться от Тангура не было никакой возможности маги ни за что не пошли бы на убийство, а простые смертные опасались, что открытый бунт обернётся гневом со стороны короля Сеаркаты, который хоть и звался Справедливым, но был достаточно жесток.
А потом в Акильфадию доставили красавицу-колдунью Аллелию. Она была сиротой и ничего не знала о своём происхождении, а способности к магии проявились у неё только на двадцать третьем году жизни, когда девушка уже вышла замуж и успела подарить любимому супругу наследника. Любимый супруг и донёс на неё королевским стражам, поскольку был верен своему королю и свято чтил законы Сеаркаты. Аллелию оторвали от двухлетнего сына и увезли вверх по горной реке в клан акильфов, где ей полагалось стать очередной наложницей одного из пяти колдунов. Так и случилось бы, если бы потрясающая красота этой девушки не лишила Тангура сна и покоя. Роскошная грива золотисто-рыжих волос, тонкая талия, тёмные брови с плавным изгибом, большие карие глаза и полные чувственные губы вождь настолько желал заполучить эту редкую красавицу в свою постель, что не слишком долго метался между интересами королевства и своими собственными. Он оставил Аллелию себе.
Все, кто жил в замке, знали, что молодая колдунья не разделяет страсть своего господина. Тангур не церемонился с наложницей и никогда не был с ней нежен, потому что каждую ночь наталкивался на стену холодной ненависти и сопротивление. Он брал её силой, но так ему даже больше нравилось, ведь победа пусть и над таким слабым противником для истосковавшегося по борьбе воина была слаще мёда, а награда за эту победу превосходила все его ожидания. Но его радость закончилась, когда Аллелия понесла она боялась навредить ребёнку, поскольку драки с крупным и сильным Тангуром всегда заканчивались для неё плачевно. Колдунья стала тихой и покорной. Вождь заскучал и вспомнил, что давно не устраивал кровопролитных состязаний.
Аллелия ничего не знала об этих поединках, потому что со дня своего прибытия в Акильфадию сидела взаперти в покоях вождя, а через решётку на окне его спальни было видно только безбрежное море. Тангур решил развлечь свою пленницу и взял её с собой, но не учёл, что кровопролитие может прийтись его возлюбленной не по душе. Она обрушила на ристалище такой ливень, что низвергающиеся с неба потоки воды в несколько мгновений размыли утоптанный слой почвы до самого каменного основания. Никто не пострадал, законы природы не были нарушены, но рабыня-колдунья проявила непокорность, и в назидание другим её следовало сурово наказать.
Боги, магия и беременность не спасли бунтарку от возмездия. Тангур собственноручно застегнул на Аллелии ошейник из жёсткой кожи, пропитанной кровью чёрных драконов, а потом приковал её цепями к столбу на учебной площадке и выставил друг против друга не три, а восемь пар воинов. Поединок продолжался до тех пор, пока на залитой кровью земле не остался стоять всего один израненный мужчина победитель. Каждую смерть Аллелия чувствовала, как свою собственную. Каждая нанесённая острой сталью рана отзывалась болью в её нежном сердце. Она не могла помешать этому, потому что ошейник лишил её магических сил. И не смотреть тоже не могла, поскольку Тангур пригрозил, что убьёт её сына в Сеаркате, если колдунья хотя бы на миг отведёт взгляд.
Все в Акильфадии знали, каков на самом деле их вождь, но Аллелия с такой жестокостью столкнулась впервые. Тангуру показалось мало пережитого девушкой нервного потрясения, и ночью он вдобавок выместил свой гнев на ней кулаками, а в последовавшей за этим потерей нерождённого ребёнка увидел очередной бунт. «Ты не переступишь порог этой комнаты, не увидишь другого лица, кроме моего, и не снимешь ошейник до тех пор, пока не родишь мне сына», поставил он перед пленницей цель и сделал достижение этой цели смыслом своей жизни.
Аллелия не могла помочь даже самой себе, потому что целительная магия ей больше не подчинялась. Три долгих года она терпеливо сносила побои и унижения, пытаясь мольбами доказать Тангуру, что ежедневные издевательства не сказываются положительно на её здоровье. Характер вождя испортился окончательно, и к ненависти жителей Акильфадии добавился ещё и страх за свои жизни, а страх лучшее средство добиться желаемого. Тангур хотел получить своё собственное маленькое войско он его получил. С увеличением численности колдунов всё было намного сложнее, но эту цель вождь клана больше и не преследовал. Он почувствовал власть и безнаказанность. Служба королю Сеаркаты утратила смысл, потому что путь в Акильфадию был только один, и воспитанные на кровопролитии воины не позволили бы никому вторгнуться в эти земли. Тангур защитил свои владения даже от тех, чьим приказам обязан был подчиняться. Рабыни-колдуньи были избавлены от участи племенных кобыл, а колдуны получили возможность наконец-то вернуться в свои семьи, где счастьем всё равно уже даже и не пахло. Избавившись от этого навязанного долга, вождь клана акильфов всё своё свободное время посвятил Аллелии, которая к этому времени мечтала только о смерти.
Увы, за ней тщательно следили, хотя наложница вождя и не видела своих тюремщиков. Любая попытка причинить себе вред немедленно пресекалась, а за этим неизбежно следовало наказание. На четвёртом году жизни в Акильфадии, после одного из таких наказаний, что-то внутри Аллелии сломалось, и она стала всего лишь бледной тенью той роскошной красавицы, от которой когда-то Тангур хотел только одного взаимности. Наверное, внутренний протест и сила воли всё же мешали ей повторно забеременеть от мучителя, потому что долгожданное дитя зародилось в чреве колдуньи только после того, как ей стало всё равно. В этой новости было мало радости, но хотя бы ежедневные издевательства Тангура прекратились. Впрочем, они возобновились почти сразу же после того, как вождь узнал, что у него родилась дочь.
Акильфадия жила в страхе, но мирно. Акильфы боялись и ненавидели главу своего клана, но безропотно подчинялись его приказам. На полуострове наконец-то воцарился порядок, и постепенно все привыкли к новым порядкам, хотя мысленно и желали Тангуру скорейшей кончины. Аллелия желала этого сильнее всех. Прошло ещё четыре года мучений, прежде чем высокие своды замковых башен наконец-то эхом отразили первый крик Лесса новорожденного наследника жестокого вождя.
К тому времени мать, которая должна была быть счастлива, научилась ненавидеть не только своего господина, но и его сына тоже. Аллелия полностью утратила интерес к жизни, к свободе, к магии в ней не осталось ничего, кроме ненависти. Сбежала бы, когда ошейник наконец-то сняли, но за её попытку бегства мог поплатиться ни в чём не повинный мальчик, который жил где-то в Сеаркате со своим предателем-отцом, и которому уже должно было исполниться десять лет. Колдунья жила только одной мыслью её первенцу ничего не грозит, пока она сама не совершает необдуманных поступков.
Она больше не боялась Тангура, который после рождения сына утратил к изуродованной побоями ведьме всякий интерес. К тридцати годам Аллелия была обезображена настолько, что уже ни в ком не могла вызвать никаких чувств, кроме брезгливости и жалости. Её чудесные золотисто-рыжие волосы стали пепельно-серыми, а некогда прекрасное лицо было настолько обезображено шрамами, что даже сломанный несколько раз и ставший крючковатым нос не делал его более уродливым. Она сильно сутулилась и прихрамывала на одну ногу, которую Тангур однажды в приступе ярости сломал, как сухую ветку, а о том, чтобы лекари вправили кость на место, даже не позаботился. Какое ему дело до тех частей тела непокорной колдуньи, которые не имеют отношения к деторождению? Да никакого.
Новорожденного Лесса у Аллелии забрали сразу же, как только он родился, да она ничего против и не имела. Ошейник сняли, из замка вывели свободна. Тангур не испытывал недостатка в женщинах, согласных делить с ним постель, поэтому уродливая колдунья стала ему не нужна он получил от неё всё, чего хотел. Подумывал убить, но Аллелия оставалась чистокровной колдуньей и всё ещё была способна рожать. Найдёт утешение на ложе какого-нибудь колдуна хорошо. Не найдёт ну и ладно. Умрёт для неё же и лучше.
Она не умерла, но и жить среди людей тоже не смогла. Нашла пустующую пещеру на одном из склонов Лунных гор и поселилась там. Река с чистой водой была рядом, недоверчивые лесные зверьки охотно шли на зов магии, чтобы в итоге стать пищей одинокой колдунье, утратившей вкус к жизни, много не надо. Иногда она находила возле своего жилища корзинку с едой или свёрток с новой одеждой, но благодарности за эти подачки ни к кому не испытывала разучилась быть благодарной. Заставила себя забыть о Тангуре и его детях, но никогда не забывала светловолосого мальчика, которого у неё отняли. День за днём, ночь за ночью она думала только о нём и молила богов дать её сыну здоровье и силы выжить в этом жестоком мире. Аллелия представляла, как он растёт. Наблюдала со склона горы за детьми, резвящимися внизу на лугу, и подсчитывала годы. Сколько лет прошло с тех пор, как её привезли в Акильфадию? Десять? Значит, Джеведу уже двенадцать. Или больше? Пятнадцать? Шестнадцать? В этих краях очень мягкие зимы, а смена времён года настолько размыта, что подсчитать сложно. Сколько ей самой лет? Как долго она влачит это бессмысленное существование?
Тебе сорок семь, мама, легла на её загрубевшую руку тонкая ладонь молодой и очень красивой девушки. Ты опять забыла, да? И снова разговариваешь сама с собой.
Медно-рыжие кудри, удивительные зелёные глаза, слегка курносый нос и сочные губы цвета спелой земляники знакомые черты, но Аллелия никак не могла вспомнить, где и когда видела их раньше.
Ты кто? отшатнулась она от незнакомки и больно ударилась спиной о большой камень у входа в пещеру.
Значит, забыла, вздохнула девушка и горько усмехнулась. А я принесла тебе добрую весть. Тангура и пару десятков его воинов четыре дня назад сожрала стая чёрных драконов. Сегодня эти же твари расправились с Лессом, его сыном. Мужчин, разрушивших твою жизнь, больше нет.
Чёрные драконы? сощурилась колдунья, отчего её уродливое лицо стало ещё более безобразным. Откуда в Акильфадии чёрные драконы? Они никогда не пересекали границу Лунных гор.
Но они здесь, мама, и их тысячи.
Мама? У меня никогда не было дочери, тряхнула Аллелия седой головой. Кем бы ты ни была, уходи отсюда. Скоро сядет солнце, а эти твари всегда нападают после заката.
Они нападают днём, причём только на северные селения, снова вздохнула Вея и откинула тканевый полог с маленькой клетки, которую принесла с собой. Нам удалось поймать одного, и я думала, что ты поможешь понять
Тангур точно мёртв? перебила её колдунья, недоверчиво вглядываясь в знакомые черты.
И Тангур, и его сын, уверенно кивнула девушка.
Аллелия склонила голову набок и задумчиво посмотрела на притихшего дракончика, который, кажется, собирался издохнуть.
Это не дракон, наконец-то покачала она головой. Это всего лишь проводник. Такие живут не дольше двух дней, но они невероятно прожорливы. Четыре дня прошло, говоришь? Значит, настоящий дракон где-то рядом, и эти маленькие уродцы ведут его сюда. Боюсь, девочка, Акильфадия очень скоро снова превратится в голый безжизненный камень, и это, наверное, даже к лучшему. Мне надоело здесь жить. Пусть все умрут.
Глава 2. Лорд Акильфадии
Как думаешь, там кто-нибудь выжил? Не хочу слушать, как эти гадкие колдунишки будут выть и молить о пощаде, когда тебе придётся их добивать.
Таирия кокетливо намотала на тонкий пальчик длинный светлый локон и послала жениху такой невинный взгляд, что ему сразу же расхотелось спорить с этой недалёкой глупышкой. Нужно было оставить невесту дома, в окружении заботливых родственников пусть бы примеряла наряды и готовилась к предстоящей свадьбе. Но нет, ей приспичило тащиться за ним в это утомительное путешествие, которое, к тому же, было ещё и опасным.
Там живут люди, Тая. Колдунишки они или нет, но я предпочёл бы получить вместе с землями ещё и подданных, а не только шныряющих по пустошам лис и куниц. К тому же, два десятка проводников вряд ли причинят много вреда. Я отправил их туда только для того, чтобы немного ослабить магию на случай возможного сопротивления.
Маркус сокрушённо покачал головой, подозревая, что назойливая девица превратит его жизнь в кошмар еще до того, как они доберутся до Акильфадии, и не ошибся Таирия обиженно надула губки и сочла своим долгом напомнить ему о том, что
Когда мы поженимся, у тебя будет много земель и столько подданных, что на это забытое богами и людьми место времени совсем не останется.