Разумеется, заметил он меня сразу же. Непонятно только, что он охранял и почему пост находился именно здесь, склады и пакгаузы за его спиной выглядели точно так же, как те, что находились перед ним. Видимо, дело тут было не в самих складах, а в их содержимом.
Стой, хто идёть! громко и казённо провозгласил часовой, когда я приблизился к нему метров на двадцать (халтурно службу несёт!), беря винтовку на руку и становясь в позу «коротким коли длинным коли прикладом бей». При ближайшем рассмотрении солдат оказался загорелым и круглолицым, с очень короткой стрижкой и жидкими светлыми усами под носом. На вид ему можно было дать и двадцать пять, и тридцать с небольшим, что неудивительно: в царские времена в солдаты брали не сопляков, а тех, кому сильно перевалило за двадцать. Исключения тут могли быть при каких-то больших мобилизациях. А ещё я рассмотрел на его погонах какие-то жёлтые цифры. Скорее всего, шифровка какого-нибудь Сибирского стрелкового полка, подразделения которого могли входить в состав здешнего гарнизона
Здорово, холодец! не менее громко приветствовал я его, продолжая приближаться.
Было видно, как скорчивший зверскую гримасу служивый захлопал глазами и слегка открыл от удивления рот, не в силах понять происходящего. Словно говорящую лошадь или корову увидел. Ведь, если подумать, кто я такой в его представлении? Раз оказался здесь, не похож на азиата, не проявляю враждебных намерений и вполне себе сносно говорю по-русски, то, наверное, всё-таки свой. А с другой стороны, человек я ему явно незнакомый, да и одетый непонятно, но при этом импортно-загранично и даже, возможно, вполне себе по-господски. Вот и угадай с трёх раз, откуда я, такой красивый, взялся и как меня звать-величать.
Эта Эва выдал часовой наконец, одновременно явно вспоминая скверно вызубренные пункты из устава караульной службы и соображая, что ему надлежит со мной делать: стрелять, колоть штыком, брать в плен, звать начальство?
Здорово, молодец, говорю! уточнил я, приблизившись к нему вплотную (от жала нацеленного мне в грудь штыка меня теперь отделяло всего метра два) и на всякий случай тут же взяв быка за рога: Служивый, ты чего замер? Что смотришь, как на пряник? Давай-ка, вызывай разводящего, начальника караула или кого там ещё положено! А лучше всего сразу кого-нибудь из господ офицеров!
Вот теперь он, кажется, меня вполне понял. Солдатик с явным облегчением вернул винтарь в положение «к ноге» и, обернувшись, засвистел в тот самый свисток (по-моему, он был медный) на шнурке, картинно надув щёки и выпучив глаза.
После свиста довольно долго не было никакого движения.
Потом автоматика показала некое оживление, и откуда-то из-за ближайшего пакгауза, явно никуда не торопясь, появился тип, выглядевший аналогично часовому, только чуть постарше и с более солидными чёрными усами. Вместо бескозырки его голову венчала фуражка с серповидным козырьком, а красные погоны украшали три узкие золотистые «сопли» (судя по количеству лычек старший унтер-офицер, в артиллерии он был бы старшим фейерверкером, а в казачьих войсках старшим урядником). Винтовки при нём не было, зато на его шее краснел витой револьверный шнур, тянувшийся к висевшей на правом боку разводящего (не в привокзально-колпачно-мошенническом смысле слова; если кто не помнит, это такая должность, прописанная в уставе гарнизонной и караульной службы) массивной револьверной кобуре. Для нагана эта кобура была явно великовата, так что вооружён прибывший унтер был, скорее всего, каким-нибудь «русским» или «солдатским «Смитт-Вессоном». А чем ещё мог быть определённый автоматикой «револьвер калибра 10,6 мм»?
Что, ить, такое, Порхатов? спросил он у солдата и тут же, без паузы, обратился и ко мне: Барин, вы кто и зачем здесь?!
Я отметил для себя, что унтер-офицер смотрел на меня не удивлённо, а скорее с каким-то тупым равнодушием, словно таких, как я, ему приводили пачками по несколько раз на дню.
Я французский журналист, этой ночью прибыл с контрабандистами! сообщил я, не дав часовому открыть рот. Ведите меня к начальнику караула или любому другому офицеру!
Видно было, что при этих моих словах (очень сомневаюсь, что он вообще знал, что это за зверь такой журналист) унтер-офицеру стало и вовсе скучно. Характерно, что никаких попыток обыскать меня или отобрать оружие (притом что маузеровская кобура висела у меня на боку совершенно открыто) он не предпринял. И это было странно. Здоровенные лбы, на олигофренов вроде не похожи, а службу несут столь халтурно и это в осаждённой-то крепости! Хотя, по их представлениям, японский лазутчик здесь по-любому должен был косить под китайца или корейца, а я для этого образа как-то рожей не вышел.
Пожалуйте за мной, барин, вполне вежливо пригласил унтер следовать за собой.
И ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.
Я шёл за ним под звуки далёких пушечных бабахов, и опять по сторонам потянулись припортовые сараи, пакгаузы, склады (всё в том же винтажно-допотопном стиле) и кучи угля ничего имеющего военное значение я внутри пределов этого условно охраняемого периметра как-то не заметил. Хотя, если этот уголь принадлежит императорскому флоту, он сразу превращается в некий «стратегический ресурс»
Наконец впереди показалось казённого вида одноэтажное здание из белёного кирпича под железной крышей. Со всеми тогдашними элементами ненужного украшательства высокие сводчатые окна и разные лепные узоры над окнами и входом. У нас на Урале сохранилось довольно много подобных построек. Обычно это вокзалы и прочие станционные здания, построенные в основном во времена активного строительства Транссиба.
Мимо, между нами и зданием, проволоклось с десяток тяжело нагруженных, потных и молчаливых матросиков в серых рабочих робах и тёмных бескозырках с надписями «Ретвизанъ» на ленточках. Двое катили перед собой тачки с какой-то мешковиной, прочие несли туго набитые холщовые мешки на плечах. Замыкал шествие сопровождавший нижних чинов слегка бородатый тип средних лет в тёмном флотском сюртуке с двумя рядами пуговиц и фуражке с кокардой. Понятно, почему матросики пёрли тяжести молча: непосредственное начальство следовало за ними и явно бдило недреманно.
Поначалу я принял этого типа за офицера, по потом рассмотрел на его чёрных погонах широкие продольные полоски серебристого цвета, напоминавшие знаки различия советского старшины, а на рукаве нашивку в виде якоря того же цвета. Стало быть, это не офицер, а «кондуктор», то есть военно-морской унтер. К тому же, судя по цвету нашивок и лычек, старший береговой боцман, скорее всего завскладом какой-нибудь. Удаляясь, матросы, явно рискуя вывихнуть шеи, долго глядели на нас с унтером, видимо найдя в моём облике нечто новое и удивительное, да и сам береговой боцман посмотрел на меня как-то странно. Не вписываюсь в их мироощущение, отвыкли от свежих лиц или это банальная шпиономания?
Никакой вывески на здании, к которому мы направлялись, не было, зато у входа скучал ещё один часовой, похожий на первого практически как брат-близнец. Тоже в чрезмерно широкой белой рубахе и тёмных шароварах в складочку мода такая тогда была, что ли?
Мы поднялись по невысокому каменному крыльцу в три ступеньки и вошли. В здании пахло пылью, сырой бумагой и чем-то непонятным вроде прокисшего хлеба.
Коридор, куда мы попали, был вполне конторско-чиновного вида. Покрашенные тёмно-коричневой с рыжим оттенком масляной краской обшарпанные полы и двери кабинетов, уныло-зелёные стены, потемневшая извёстка на потолке.
Людей в здании, видимо, было по минимуму (автоматика не показывала наличия людей в большинстве комнат по пути нашего движения), и скрип сапог моего сопровождающего был единственным посторонним звуком в этой пустоте. Хотя в момент нашего появления в конце коридора возникла было какая-то немолодая толстая баба (пёстрый платок, тёмная юбка в пол, передник и сероватая мешковатая то ли блузка, то ли рубашка странного фасона) с ведром в руках, которая, едва завидев нас, немедленно ретировалась. Местная уборщица, что ли?
Унтер остановился перед дверью с прибитой или привинченной на уровне глаз человека среднего роста металлической цифрой 6 и, поправив фуражку, деликатно постучал в дверь костяшкам пальцев.
Войдите! разрешил нарочито строгий голос из-за двери и тут же с явным раздражением поинтересовался: Чего тебе опять, Овсюк?
Вашбродь! Дозвольте доложить! отрапортовал унтер, становясь во фрунт на пороге кабинета и отдавая честь: Неизвестное лицо появилось у поста нумер 9 и потребовало отвести сюда!
Ну так введи.
Ну да, как в том анекдоте про Андропова:
Юрий Владимирович, к вам польский посол!
Введите
Пожалуйте! пригласил меня унтер с незапоминающейся фамилией Овсюк. Какие они все тут, однако, вежливые
Я вошёл. Унтер-офицер остался стоять позади меня, прикрыв за собой дверь.
В общем, я попал в кабинет средней паршивости, как тогда говорили, присутственного места. В помещении наличествовало окно (что характерно без решёток) с пыльными стёклами и видом на стены складов и сараев с морем вдали, а также массивный стол о двух лакированных тумбах, два канцелярских шкафа и несколько жёстких стульев. За столом под небольшим чёрно-белым портретом явно не обременённого избытком интеллекта бородатого мужчины средних лет, который ещё не в курсе, что в списке российских императоров он стоит под реально последним номером (ну явное фото, где Николай II был почему-то запечатлён, видимо исключительно разнообразия ради, в форме морского офицера), в казённой рамочке, отчасти скрытый от меня массивным чернильным прибором, увенчанным статуей какого-то всадника в кирасе и излишне сложной каске (по-моему, это был Николай I, тот, который Палкин), откровенно скучал молодой (опять-таки, по его внешнему виду сложно было понять, за тридцать ему или меньше), причёсанный на пробор темноволосый офицерик с тонкими и явно модными усиками. На золотых погонах его белого сюртука (или это у них мундиры такие?) с двумя рядами орлёных пуговиц я различил один просвет и две маленькие звёздочки. Подпоручик, стало быть
Пока я осматривался (автоматика тут же определила, что никакого оружия, за исключением револьвера унтера, в этом помещении не было), офицерик успел натянуть на голову лежавшую на столе рядом с несколькими украшенными двуглавым орлом коричневыми папками из толстого картона фуражку (явно чтобы иметь начальственно-партикулярный вид), но вставать со своего стула не спешил. Немного рассмотрев мою личность, хозяин кабинета заметно оживился. Встреча со мной обещала ему некий «аттракцион» хоть какое-то развлечение на фоне гарнизонной скуки.
Свободен, Овсюк! Продолжать службу! торжественно объявил он унтер-офицеру.
Так точно, вашбродь! Унтер с заметным облегчением (ему явно не хотелось отвечать ещё на какие-нибудь вопросы) отдал честь, браво повернулся через левое плечо и вышел в коридор. Было слышно, как его сапоги скрипят и бухают по доскам пола в направлении выхода. Потом я видел в окно, как он медленно удаляется и наконец скрывается за ближайшими сараями.
Я посмотрел по сторонам, подмечая детали. Кабинет был довольно пыльный, и, судя по тому, что пыль скопилась даже на лежавших на столе папках и бумагах, заниматься писаниной здесь не очень любили. А исходя из наличия полной папиросных окурков металлической пепельницы и трупов нескольких крупных мух на подоконнике, можно было предположить, что убирали здесь тоже не слишком часто.
Здравствуйте, господин подпоручик! предельно нейтрально приветствовал я офицерика, понимая, что затягивать «немую сцену» не стоит.
Услышав русскую речь, он несколько удивился и с той же напускной строгостью вопросил:
Кто вы такой, милостивый государь? Что здесь делаете? И чем могу служить?
Андрэ Рейфорт, французский журналист! как можно вежливее представился я, а потом достал из сумки и положил на стол перед ним свой сильно липовый паспорт.
Подпоручик Майский! представился офицерик. Дежурный офицер!
Интересно, по какому именно объекту он дежурный? Хотя для меня такие мелочи принципиального значения не имели.
Подпоручик взял мой паспорт и вчитался, судя по недовольной гримасе на его лице, явно припоминая что-то слегка подзабытое. Нет, то есть французский (а тогда это он был тем же, чем в наше время стал английский) подпоручик, судя по всему, знал, но вот по части практики явно имел пробелы
Ого! искренне воскликнул он, перестав шевелить губами в процессе чтения, глядя на меня снизу вверх и оживляясь ещё больше. Так это вы, получается, откуда прибыли?
Позвольте, я сниму рюкзак?
Пожалуйста. Да, и присаживайтесь, пригласил он, словно спохватившись. В ногах правды нет
Я прибыл сюда из Сайгона, объяснил я, сняв с плеч и поставив на один из стульев в углу свой ранец (хорошо упакованные бутылки не булькнули, не звякнули), который я, возможно, неправильно обозвал рюкзаком, садясь затем на предназначенный для допрашиваемых стул перед столом Майского.
Подумал, что, наверное, можно снять шляпу. Но раз уж хозяин кабинета остался в фуражке, я не стал спешить с этим. Возможно, тут у них порядочки, как на Диком Западе: без шляпы не человек. И было странно, что этот подпоручик сразу же не достал бумагу с пером и не начал вести протокол допроса задержанного. Ленится из-за отсутствия завалящей пишущей машинки с писарем в придачу или бумагу экономит? Хотя меня-то это устраивало зачем оставлять в истории лишнюю память о своём присутствии здесь?
Точнее, сначала из Сайгона в Циндао, а уж затем дальше, охотно уточнил я. Сюда прибыл этой ночью из Чифу на джонке каких-то местных контрабандистов.
Подпоручик задумался, явно переваривая услышанное.
И в этот момент у входной двери послышался какой-то шум, шаги и приглушённые голоса. Судя по данным автоматики, вошли двое, и оба без оружия. Женский голос (наверное, той самой уборщицы) вежливо поздоровался с какими-то «господами офицерами», те ответили в стиле «И тебе, Параскева, не хворать». Потом шаги стали приближаться.
А через пару минут дверь кабинета открылась и из коридора ввалились двое. Я обернулся. Первым из незваных гостей был молодой широкоплечий флотский офицер в чёрных брюках навыпуск, фуражке и белом кителе с погонами лейтенанта (один просвет, три звёздочки). Второй вошедший оказался довольно противным белобрысым типом маленького роста (в народе про таких говорят «метр сорок с кепкой») в синеватом сюртуке с начищенными пуговицами и такими же погонами, как у хозяина кабинета. Дополняли его гардероб узковатые брюки, высокие сапоги со шпорами, щёгольская, несколько переразмеренная для его габаритов тёмная фуражка с блестящей кокардой и красным околышем, а также аксельбант на тощей груди. Какой-нибудь местный штаб-офицер или адъютант?
Войдя, оба офицера пару минут с явным интересом переводили взгляды с меня на хозяина кабинета. Что характерно, под носом у каждого из них тоже наличествовали некие усишки. Видимо, сейчас здесь был такой период времени, когда растительность на мужской физиономии была признаком чего-то (брутальности или, наоборот, мудакизма это отдельный вопрос), и я со своей бритой мордой на мачо местного разлива явно не тянул.