Шри гуру свами Вишнудевананда Гири
Моя жизнь в Боге
Я не ум
Бывает, одни считают меня умом, и анализируют мои теории,
другие думают обо мне как о теле, считают меня телом,
и рассуждают обо мне как о теле,
словно сапожник судит человека
по качеству его сапог,
Третьи же говорят обо мне как о личности,
иногда они восхваляют, а иногда хулят меня,
я не сержусь на них, просто я знаю,
как трудно это понять
кто же я таков на самом деле.
Ведь никто не сможет этого понять,
пока он в глубоком самадхи не поймет
самого себя или Бога,
что для Адвайты одно и тоже,
пока его ум не замолчит и не растворится
в источнике Бытия.
Я не ум, я не имею с умом ничего общего,
ни одна мысль, концепция, теория или философия
не имеет отношения ко мне,
но ты этого сразу не поймешь,
поэтому я проявляю изощренный ум
в качестве искусного метода,
чтобы привести тебя к не-уму мудрости.
Я тишина, я не слова, ни одно слово не коснется меня,
но без слов ты меня не услышишь,
поэтому я использую много слов, песен, мантр,
чтобы помочь тебе прийти ко мне,
тому, кто за пределами этого.
Я не тело, у меня нет формы,
но ты не сможешь учиться у того,
у кого нет формы и тела,
поэтому я использую образ, форму и тело
как искусные методы,
чтобы помочь тебе выйти за форму,
и, отбросив привязанность к форме,
познать мудрость (джняну).
Я не правила и не дисциплина йоги, не метод, не усилие,
но ты этого сразу не поймешь,
поэтому я применяю методы, правила садханы,
усилия как искусные методы,
чтобы помочь тебе выйти в мудрость,
То, запредельное, что вне всего этого.
Я не аскеза, не отречение и не отрицание,
и не потакание и не желание, не привязанность,
но как искусные методы я проявляю это,
чтобы привести тебя к мудрости,
где нет всего этого.
Я не действие, не делатель, не плоды делания,
и не тот, кто их вкушает,
но ты не понимаешь этого,
поэтому я делаю вид, будто я что-то делаю
и получаю плоды,
чтобы привести тебя туда, где нет ни делателя,
ни действий, ни их плодов и последствий.
Ты спросишь, где я так научился играть, проявлять эту лилу?
Я отвечу: это не я играю,
а Бхагаван играет через это тело,
это тело Его проводник, медиум и глашатай,
Его язык, глаза, руки и ноги,
Только Бхагаван может играть,
играть это Его сущность,
я же, как личность и ум исчез .
Нет никакого «Я», но ты этого сразу не поймешь,
поэтому я употребляю слово «Я», делаю вид,
будто я тоже личность,
чтобы помочь тебе прийти к тому парадоксальному,
великому,
непостижимому,
что за пределами «Я».
СвамиВишнудеванандаГири
***
Детство как космос
С самого детства я любил космос и все, что с ним связано. Мое поколение росло в 70-е и 80-е, под непрерывные телетрансляции о запусках космических кораблей, международных космических станциях и о героях- космонавтах, покоряющих космос. Космическая фантастика, фантастическая литература об освоении других планет были излюбленной темой наших разговоров во дворе и в школе. Жюль Верн, Александр Беляев, Айзек Азимов, братья Стругацкие, Кир Булычев, Рэй Брэдбери эти книги воспитали целое поколение моих сверстников. Коммунистическая идеология, при всех ее изъянах, воспитывала в людях дух прогрессорства и предполагала активное освоение космоса.
В школе учитель истории рассказывал нам, что через 20 лет будет построен коммунизм, и скоро буду созданы базы и космические станции на Луне, Марсе, Венере и других планетах. Будет налажено постоянное транспортное сообщение между Луной и Землей, а мы, как подрастающее поколение, должны готовиться к этому.
Тогда подобным вещам никто не удивлялся, все это говорили, все верили этому и принимали как должное. С другой стороны, сам я всегда ощущал мир людей и земную реальность чем-то уж очень детским, а когда подрос, на полном серьезе хотел стать космонавтом, улететь с Земли, чтобы исследовать другие миры и созерцать безграничные космические пространства. Космическая бездна, от которой веяло вселенским холодом и бесконечностью, запредельностью, больше всего соответствовала моему внутреннему духовному состоянию. Поэтому стена над моим письменным столом была заклеена портретами Юрия Гагарина и других космонавтов, фотографиями звездного неба, снимками Луны и других планет солнечной системы.
По чертежам из журнала «Юный техник» я смастерил телескоп, чтобы часами рассматривать небо, Луну и звезды. Я считал это своим будущим, поскольку понимал, что земная реальность не для меня. Она мне казалась скучной, пресной и бессмысленной. Из фильмов я любил только фантастику, где показывали космос, инопланетян и безграничное пространство.
Мы с друзьями часами обсуждали, как попадем на другие планеты, будем исследовать неземную жизнь, возможно, сражаться с инопланетными тварями. Сидеть на Земле, жить как обыватель, искать земное счастье меня вовсе не привлекала такая перспектива.
В это же время я начал писать фантастические рассказы и отсылать их в журнал «Искатель» и другие. Тогда я еще не подозревал, что вскоре я обнаружу бесконечный космос внутри себя и действительно стану настоящим космическим странником, но для этого мне не понадобится ни летное училище, ни центр подготовки космонавтов, ни ракеты, ни скафандры
Откуда все мистическое началось в моей жизни
Шел 1973 год. Мне исполнилось шесть лет. Я жил в квартире пятиэтажного дома, в месте своего появления на свет городе Лозовая, под Харьковом. Город был не ахти какой, но мне он тогда очень нравился. Чем? Своими живыми запахами, жизнью простых людей, своей какой-то провинциальной детской наивностью. Своим огромным вокзалом, железной дорогой, мостом над ней, вечными гудками поездов и дикторским голосом диспетчера, объявляющего поезда. Я был наивен, и город был наивен вместе со мной.
Пыль на асфальте летом, после дождя, пахла замечательно.
Мама меня лелеяла, не чая во мне души. А отец любил катать меня на велосипеде по дороге в детский сад.
К нам из деревни в двадцати километрах от города часто с подарками приезжала бабушка мать отца, которую я очень любил. В этом городе жила почти вся наша родня моя двоюродная бабушка, мои тетки, дяди, кумовья, двоюродные братья, друзья отца, которых я не очень-то знал, но они все меня хорошо знали, что меня тогда удивляло.
Отец тогда работал в типографии, мать училась на бухгалтера и работала крановщицей.
Мы все в то время почему-то были полны беспричинного счастья и энтузиазма.
Я хорошо запомнил 31 декабря 1973 года, так как в этот день без разрешения родителей первый раз выстрелил из хлопушки у елки и обжег себе руку. Отец отругал меня, а я и без того был напуган и расстроен, но ситуацию сгладил приезд к новогоднему столу моего дяди брата матери. Он мне подарил кучу значков, которые, кстати, позже у меня пытались отобрать разные хулиганистые дети в детском саду.
Я помню, как после Нового года мы всей семьей долго собирали вещи в большие матерчатые полосатые мешки, готовясь к переезду, и мне это очень нравилось.
Наступила весна. Долгожданный переезд состоялся.
Моя семья, то есть отец и мать вместе со мной, только что переехали из- под Харькова в город- герой Севастополь по совету моей тети, двоюродной сестры отца, которая уже давно в нем жила. Отец говорил, что переехали мы главным образом ради меня, так как он считал, что мне надо учиться и развиваться в приличном и большом городе, а мой родной город Лозовая, по его мнению, был слишком прост и мал для этого.
Новый город мне понравился, а сам район не очень. Это был старый район с частными домами и узкими улочками в пяти километрах от моря. Дом был частный, тоже старый, но мне он нравился, так как находился на возвышении, в нем было несколько сараев, а наверху, «на втором этаже» был большой двор с виноградником и прекрасным видом сверху на город. К тому же отец взялся с энтузиазмом переделывать и ремонтировать дом. Он планировал увеличить виноградник и делать свое виноградное вино. Отец сделал мне во дворе турник и подвесил на него боксерскую грушу, чтобы я «рос спортивным».
Отец поступил в войсковую часть на службу мичманом на базу торпедных катеров, на должность заведующего химическим складом. Мне первое время было удивительно видеть его в военной форме. Мать устроилась на работу на радиозавод.
Я быстро познакомился с местными детьми. У нас были свои излюбленные места для детских игр поляны среди деревьев. На одной поляне стоял большой камень- валун
Мы играли в футбол, «собачку», «выбивалу», «выше ноги от земли», «казаков разбойников», в «лова», в «банки», в «чу» на значки, монеты и фантики. Через некоторое время я стал у них как бы «командиром», так как постоянно что-то придумывал. Иногда после игр, я садился на этот большой камень- валун на нашей поляне, а дети садились рядом. Сидя на камне, я совсем неожиданно для себя начинал рассказывать им о космосе, других мирах, вселенной, о бесконечности внутри нас, о том, что наш мир очень ограничен и что есть другие миры, и о том, что все люди живут бессмысленно, так как не стремятся понять эту внутреннюю бесконечность. Я убеждал их думать о бесконечности, хотя казалось, сам, умом, не очень понимал, о чем это я говорю. Я просто чувствовал это внутри, не думая об этом.
В другое время я брал большую (цыганскую) иголку или колючку и прокалывал себе руку, говоря:
Видите, мне не больно, потому что я йог.
Дети слушали, как говорится, раскрыв рты. Я сам не особо задумывался о том, почему говорю все это. Происходило все само собой, естественно. Никто в семье у нас никогда не вел разговоры ни о йогах, ни о других мирах и бесконечности.
Однажды после игры я просто сидел на краю поляны, расслабившись. Внезапно мой дух начал раскрываться, словно я начал вспоминать что-то забытое. Я почувствовал необычайное единство со всей вселенной, и блаженство, которое разливалось во мне.
Я как бы на время стал поляной, кустами, детьми, дорогой, домами и всем, что мог видеть вокруг. Это было так необычно, что я замер, боясь пошевелиться.
Мои друзья звали меня играть, но мне надо было побыть одному, чтобы не потерять это переживание. Я сказал, что мне надо идти домой и пошел к себе.
Дома родителей не было. Я достал ключ из «тайного места» за дверью, вошел, и спустился по лестнице вниз.
Состояние не исчезало, а наоборот углублялось. Не теряя его, я походил по двору, зашел под навес. Внезапно я ощутил свое чувство «Я», как что-то настолько гигантское, глобальное, непостижимое, вечное и бесконечное, что у меня аж дух захватило, а в ушах послышался то ли звон, то ли свист.
Я замер, задав себе вопрос: что есть это «Я»?
Я сильно сосредоточился на своем «Я», и осознавал некоторое время очень остро и отчетливо: «Я», «это Я», «Я-есть!»
Будучи в этом «Я-есть» я как бы увидел его всеохватывающую, всепронизывающую тонкость, и, увидев, сразу же вошел в нее глубже. Я почувствовал, как эта тонкость начала расширяться во мне, охватывая все большее и большее пространство . Расширение не прекращалось еще минут пятнадцать. Оно вызывало восторг и благоговение.
Я не испугался, а просто оставался в нем, наслаждаясь его необычностью. Мне оно показалось очень знакомым, родным. Казалось, я просто забыл то, что всегда знал, а вот теперь снова вспомнил.
Прошло тридцать восемь лет с того момента, но я помню его, как будто это было вчера. Это «Я есть» ничуть не изменилось, не ушло, только стало гораздо более гибким, мощным и глубоким.
Это воспоминание открыло совершенно новый этап в моей жизни, когда я стал со стороны смотреть на игры, других детей, взрослую жизнь, с ее проблемами и ценностями.
После него я уже не мог остаться прежним. Я быстро, очень быстро повзрослел после этого переживания. Все, что было накоплено в моем детском уме до этого, было освобождено и оставлено ради этого нового и великого «Я». Это «Я» было самой сутью всего Божественного, что есть во вселенной. Так это я чувствовал.
С того момента, где бы я ни был, это «Я-есмь», подобное величественному пространству, стояло между мной и миром, и никуда не уходило. Оно постепенно, мягко и ненавязчиво взяло руководство моей жизнью и проникло в каждый ее уголок. Оно мягко, но властно и уверенно стало вести меня по жизни, отделять меня от всего того в мире, что им не являлось, всякий раз усиливаясь, если мой ум хотел снова «заиграться» в мыслях или внешних вещах.
Ничто не могло увлечь меня с тех пор, так как это «Я-есмь» всегда стояло между мной и любым переживанием, показывая его иллюзорность.
У меня теперь появился как бы свой пробный камень, на котором я испытывал любое ощущение или событие. Он сделал меня отрешенным наблюдателем жизни. Вместо того, кто переживает жизнь, я чувствовал себя тем, кто ее наблюдает.
Был, правда, один вопрос, который некоторое время все же беспокоил меня: как мне жить в теле ребенка с этим новым состоянием? Как ходить в школу, учиться, вести себя с родителями с тем Нечто, что прочно поселилось у меня внутри? Ведь я был еще очень мал, а то, что оказалось у меня внутри, было гораздо большим, чем родители, школа, друзья, да что там большим, чем весь мир!
Я, в силу легкости характера, интуитивно решил этот вопрос для себя очень просто: это Нечто я стал скрывать везде и всюду, как только мог. Чтобы скрывать его, я научился старательно играть разные роли, когда это требовалось хорошего сына, идеального октябренка, а затем пионера- школьника, друга, спортсмена и т.д. Все это казалось мне забавной секретной игрой, похожей на игру в шпионов, а играть я любил, очень любил.
Игра, хранение тайны, со временем стала для меня главной линией в жизни. Я, в каком -то смысле, перестал с тех пор жить как ребенок и начал играть, азартно, радостно и как -то совсем не по-детски. Игра ради других стала плавно заполнять мою жизнь.
Меня спонтанно наполняло невероятное счастье, которое никогда и нигде не исчезало. Мой ум стал очень ясным и не по-детски сильным, характер тоже изменился, я стал веселым, гибким, пустым, отрешенным и очень самостоятельным. Для меня исчезли взрослые как авторитет.
Моя энергия тоже изменилась она часто сильно поднималась вверх, вызывая жар в теле, так что это начали замечать родители, поскольку меня иногда сильно «подергивало и потряхивало». Они даже обеспокоились, думая, что у меня есть какие -то нарушения, и повели меня в поликлинику на прием к врачу. Врач все списала на детскую нестабильность и порекомендовала принимать хвойные ванны, обливания и растирания грубым полотенцем.
Моя любящая и заботливая мама несколько лет подряд (!) с семи до десяти лет старательно выполняла для меня все эти процедуры и рекомендации.
Но я был абсолютно нормален! Я был сверхнормален. Я играл, развлекался иногда тем, что, подыгрывая другим детям, специально проигрывал в футбол и другие игры.
Я менялся с ними игрушками не в свою пользу, чтобы сделать их более радостными.
Мне-то было все равно, я был счастлив и так, непоколебимо оставаясь в «Я есмь» пространстве. Но я чувствовал, что вокруг меня есть другие «Я есмь», единые со мной, и эти другие «Я» чего-то сильно желали, хотели, стремились что-то получить. Я думал: «Почему бы не дать им это хотя бы немного, если мы все есть Одно?» А вот залезать на камень и рассказывать детям о бесконечности я перестал. Слишком уж было невыразимым, запредельным и великим то новое сознание, что открылось во мне. Слушать о нем надо было уже не детям, а взрослым, склонив головы, в вере, молчании, благоговении и тишине. Или вообще не слушать.
Я же предпочел остаться обычным играющим мудрым ребенком.
Думаю, если бы я был ребенком сейчас, в наше время, то меня бы назвали ребенком индиго. Но в то советское время для всех детей названия уже были предопределены
Когда, уже став взрослым, я прочитал книгу Бхагавана Шри Раманы Махарши «Будь тем, кто ты есть», я был удивлен и восхищен ею, и описанной в ней биографией Шри Раманы. В книге в точности описывалось то, что произошло со мной в шестилетнем возрасте, хотя, может, и не так радикально, как у Шри Раманы. Но в ней не просто описывался опыт, в ней указывалось на целую традиционную философию и методологию Адвайты, которая сложилась вокруг этого опыта. Поэтому выбирать или не выбирать Адвайту как Учение для меня вопрос не стоял. Адвайта, не спрашивая, сама уже давно выбрала меня, еще тогда, когда я был ребенком. Так что я ничего здесь не решал.