До «Сокола» Инна легко домчалась и по инерции прыгнула в отходивший автобус верно, благодаря удобным мягким туфлям, словно так и предназначенным для упругого бега, но внешне все-таки, по ее мнению, слишком детским Она на вид совсем девушка и вполне заслуживает каблучка! Но стоит только заикнуться об этом матери, как готово слушать противно: «Рано Не по возрасту Люди примут тебя за лилипутку маленькая, а туфли на каблуках Ноги испортишь там кости формируются Ты и без того одета слишком по-взрослому». Тьфу. И, главное, не докажешь ей ничего. И пальто коротковато уже, выше колен на две ладони, совсем по-девчоночьи выглядит, хотя само красивое, польское, из мягкой шерсти в сине-зелено-серую клетку и с капюшоном. По-настоящему хороша только дамская коричневая кепочка из замши импортная, конечно, маме какая-то знакомая пациентка подарила, ей оказалась мала, ну, а Инна головастая девушка И славно смотрится с этой новой, совсем взрослой стрижкой (парикмахерша даже стричь ее так не хотела, все бормотала, дура, зачем, дескать, тебя стричь, как тетку для фотографии на паспорт, давай оставим побольше на макушке, чтоб можно было завязывать такой большой красивый бант, ну, не идиотка ли?) К кепочке идеально подходит старая мамина сумка вместительная и тоже из коричневой замши всяких там школьных портфелей Инна давно уже не носит: стыдно, не первоклашка ведь!
В этих мыслях она не заметила, как автобус подвалил уже к последней остановке перед той, на которой следовало выходить и так протяжно, будто по кариозному зубу, прошлась вдруг по сердцу нудная тупая боль: не хочу-у! простонала сама ее душа. Инна быстро оглянулась: ни одного знакомого в салоне не оказалось, все ее обычные попутчики успели прибыть в школу предыдущим рейсом; только на задней площадке смеялись две простецкие старухи, да равнодушно стоял высокий мужчина в кожаной куртке. Желтые двери длинного «Икаруса» сложились гармошкой, и, даже не успев принять конкретного решения, Инна с облегчением выпрыгнула на сухой пыльный асфальт.
Вот он. Теперь все-таки будем внимательней. Конечно, каждый раз все, как правило, идет точно так же, как и всегда, но Изредка они все-таки что-то меняют на ходу, и можно не успеть вмешаться У меня так, правда, случилось только однажды, в Римской Империи. Я был Встречающим одного новокрещеного, который шел на тайное собрание своей общины и все никак не мог столкнуться со стражниками, которые поймали и отвели на суд, мучения и казнь всех его товарищей, а он не дошел буквально полсотни шагов. После он прожил еще лет тридцать, со временем попал под влияние дурной женщины и отрекся. Так вот, стражники четыре миллиона триста тысяч сто шестнадцать раз появлялись за городской стеной у старого кладезя. И я никак не мог подогнать к нему подопечного вовремя, чтобы он, наконец, прошел свое Мытарство. А на сто семнадцатый они вдруг появились еще до ворот и схватили бы его, наконец, если бы я преступно не расслабился и сумел бы отвлечь внимание подопечного, который успел их увидеть и спрятаться В результате, мне так и не удалось помочь ему: он шел на то собрание еще сколько-то сотен тысяч раз, пока, наконец, не достиг своей критической массы, не попался им в руки сам и не умер от пыток. Его можно даже видеть на одной иконе всех святых не отдельно, правда, а в лике первомучеников, одиннадцатым слева в восьмом ряду но и это уже кое-что
Не понимаю, а где Встречающий этого мужа? Ведь мы могли бы связаться, обустроить А он один Почему?
Потому что это не его Мытарство, а ее здесь просто воссоздается нужная ситуация. Это девочке именно здесь и сейчас нужно пройти правильным путем, а исправлять путь мужчины не нам и не теперь; с ним другие работают, в других местах и по-другому если он в Книге. А если нет В любом случае, незачем это проверять.
Я понял, Наставник. Ее будут будить в одном и том же дне до тех пор, пока она не проживет его так, как было нужно?
Ты не совсем понял, Ученик. Да, ее будут будить в том же дне луч, подушка, помнишь? и, прожив его, как раньше, она продолжит жить день в день, шаг в шаг, жест в жест, слово в слово смерть в смерть, как сотни тысяч раз жила эту жизнь и умирала. У нее не будет никаких воспоминаний о прежнем, поэтому в бесконечности все пойдет совершенно одинаково: она ни разу не вздохнет ни короче, ни глубже. А умерев, опять проснется на той же подушке И так до тех пор, пока не накопится у нее некая собственная критическая масса. Что это нам неведомо, но так говорят Если я не сумею помочь ей раньше. И когда она поступит как должно, ее выпустят и Хранитель пойдет с ней выше. Ну, потом он, конечно, опять ее потеряет, а я снова приму на другом Мытарстве и стану думать, как ей ускорить его прохождение. Как видишь, ничего сложного
Это больше, чем ужасно, Наставник.
А что ты хотел это Мытарства. То, чего на земле боятся даже праведники. И притом, это не последнее ее испытание. Не забудь, на пути вверх стоят и другие стражи, а откупиться от них ей давно нечем
Но успеет ли она пройти все? Я слышал, времена подходят к концу
Не нам рассуждать о том. Сразу видно, что ты не Изначальный. Но не бойся она успеет. На земле, в ее времени, лишь десятый день после смерти урна с пеплом даже еще не замурована в нишу.
А если о ней кто-нибудь оттуда попросит?
Смотря кто и как. Но о ней некому попросить Да никто и не захотел бы Хотя Прислушайся Я не ошибся?
Бабушка Катерина проводила Макса до самого выхода в запущенный дворик дома престарелых. Сегодня она, вопреки обычаю, не спрашивала его о том, когда он собирается, наконец, вернуться к «родной жене» и «брошенным малюткам», не упрекала в измене «Таточке, милой девочке» и не обзывала Светлану проституткой. Надо же ни признака маразма в бабке, ни провалов в памяти, а как заело старую: «Надо жить с матерью своих кровиночек. Пока не вернешься в семью дом на тебя не перепишу». А то, что они с Татой развелись по обоюдному согласию целых шестнадцать лет назад, до войны еще, когда их дети заканчивали институты, и теперь у этих детей собственные перешли в старшую школу, что Света его верная и любимая жена уже полтора десятилетия, и, кстати, тоже мать его умницы Олечки упорно не принимает в расчет. Вздорная, упрямая и жестокая бабка. Прекрасно знает, как им трудно сейчас, как мучительно пережили проклятую войну, сколько друзей потеряли не говоря уж о крове, какая нищета беспросветная одолела Нашла себе повод для радости: соседка по этажу умерла такая же гнусная, сварливая, похожая на старого бультерьера, весь свет ненавидевшая старуха, Инной звали, а по отчеству черт бы ее побрал и можно переехать в ее более светлую угловую комнату
Макс раздраженно плюхнулся в старую битую машину, рассеянно ткнул было в кнопку автопилота, но спохватился и сразу отменил приказ: нет уж, на этой старой раскорячке тридцать шестого года выпуска он лучше сам поведет, плевать, что другие подумают, а то не дай Бог, как в прошлый раз Вспомнить страшно только чудо спасло: автопилот решил на высокой скорости произвести вертикальный взлет, и тут его, как раньше говорили, заглючило Ни отключить, ни руль разблокировать «Господи! крикнул он в отчаянье. Я еще дочке нужен!!!» и расклинило, вот чудеса Схватился за баранку, на последнем дыхании вырулил Считай, второй раз родился а все мало ему, все не нравится Бабу Катю вот костит за глаза, а покойницу эту постороннюю, Инну, или как ее там черту посулил Он перевел глаза на небольшой пластиковый складень, прикрепленный у сенсорной панели, и виновато пробормотал: «Упокой, Господи, душу новопреставленной рабы Твоей Инны И учини ее Ну, куда-нибудь там учини, где получше Не такая уж она и плохая была, наверное, как нам кажется И меня, грешного Максимилиана, прости, Господи, и помилуй» и Макс, быстро оглядевшись, украдкой перекрестился.
Ты слышал?
Да, Наставник. Скажи: у нее появилась надежда?
Пришедший, она никогда и не исчезала.
2
Для кого ты басишься1, коли муж твой на купле2? немолодая соседка в ярком зеленом летнике стояла на крыльце рядом с Мишуткиной матерью, с утра нарядившейся в алую шиденную срачицу3 с расшитым подолом, который и виднелся теперь из-под легкого свободного платья цвета цини4. На боярыню хочешь походить? Смотри, Маша, дорядишься Жена красовита безумному радость5!
Для себя, презрительно ответила мать, высокая полная женщина с румяным, немазаным лицом, и, оглянувшись по сторонам, откинула с головы тонкий плат, из-под которого сразу же гладко хлынули неубранные коричнево-золотистые волосы словно мед потек. Жарко, сил нет Лету самый межень6 ее взгляд упал на неугомонного сына, как раз затеявшего рискованную игру с соседским Васяткой: мальчишки сговорились прыгать через сливную канаву на манер саранчи травной7, совокупив обе ноги, а прыгнувшему дванадесять8 раз подряд, не угодив в воду, предстояло получить в качестве награды большую сахарную коврижку, ожидавшую своего жребия поодаль, на чуть колыхавшейся доске покинутых качелей.
Мишутка! Сил моих нет больше! А ну, как ноги переломаешь! Лучше коником скачи да на ровной лужайке, там-от, раз уж на месте не сидится! А не то в дом пойдите, бабка Дарья вам молока с малиной даст! крикнула Маша в сторону вовсе не обращавших на нее внимания ребятишек.
Да брось ты себе сердце рвать попусту Пусть себе резвится, пока живой В гробу, чай, не попрыгаешь Мало кто из робят в возраст войдет Без них горе, а с ними вдвое9, соседка Мавра облокотилась на перильца рядом с Машей и зевнула, равнодушно созерцая детскую возню: оба мальчика были уже по уши мокрыми, но больше полудюжины раз никто из них не сумел благополучно перелететь канаву. Ты лучше послушай, что в городе делается Оногды10, сказывают, в большом доме у мугазенных амбаров11 у купца Евлогия служилые люди зятя дó смерти убили, когда за книгами старыми пришли. Евлогий с семьей крепко старой веры держится, ну, зятья их отдавать и не захотели Так одному все персты отсекли на десной12 руке, когда разжать их на Псалтири не сумели, а другого по лбу топорищем огрели так к вечерне из него и дух вон А сама ты, подружие, сколькими перстами крестишься?
Сколькими поп велит, столькими и крещусь, в еретицы подаваться не собираюсь, мягко огрызнулась потемневшая ликом Маша, все так же неотрывно глядя на хохочущего в радужных каплях сына. А коли, в воду упав, заклёкнется13 Как думаешь, Мавра?
Подруга снова от души зевнула и принялась обеими руками махать себе на влажное свекольно-красное лицо:
Ух, и жарища Но знаешь, я хотя и пущеница14, которую ни один поп не перевенчает, а простоволосой, как ты, даже в закрытом дворе не останусь: еще заглянет кто сраму не оберешься Без того всякий, кому не лень, готов камень кинуть И как ты мужатица15, а не боишься А коли челядь мужу донесет, он, как вернется, ох, за власы-то тебя оттаскает
Не заклёкнется Мишутка мой в канаве той дурацкой? досадливо перебила ее Мария. Вон уж сколько раз с головой туда ёбрюшился16!
Мо-ожет Мавра медленно повела круглым плечом. Вон, смотри, Васятка Алёнин чуть продышался У меня и самой один заклёкнулся. Не в канаве правда в Москве-реке На ту излучину, что под холмом нашим, с холопчиками17 побёг, а я недоглядела Да и сама молода была двадесять18 лет той весной миновало. Втóрый он был у меня, да остальные шестеро на то лето уж померли, а этот в отроки вышел19, уже уставом писал20 Ни глотошная21 его не взяла, ни трясца22 Думала, хоть этого женю, а тут Как принесли его с реки без дыхания, я сама три дня аки мертва, пролежала: я в то лето ведь не брюхатела мой совсем уж лазить на меня перестал. Оно и понятно: когда нас венчали, ему за четыредесять23 далеченько перевалило, а я ему двунадесятной24 досталась. У нас ведь как? Невеста родится жених на конь садится25 А у моего уж и внуки были Но ничего, потом прокинулась26 а куда деваться: на рать сена не накосишься, на смерть робят не нарожаешься27 Так что и ты к своему не очень-то прикипай, сама знаешь: десятерых родишь одного женишь. Редко, когда двух Мишутка-то твой у тебя который, соседушка?
Тоже только втóрый, потому и хоронить не обвыкла, отбросив ладонью волосы и так замерев, тихо отозвалась Маша. Марфинька, старшáя-то, на третьем году сырным заговеньем28 преставилась от лихоманки Так я тогда с печали едва ума не отбыла. А если и с Мишуткой что так мне и вовсе свету больше не взвидеть: других-то не родить уж: стара Тридесять и семь29 по осени сравняется да и откуда? Муж и раньше-то не охоч был до игрищ тех со мной всё приговаривал: кабы вы, детушки, часто сеялись, да редко всходили30 Ртов, вишь ты, плодить не хотел, по девкам блудным шастал А как видел, что я брюхата так и по пелькам31 меня, аспид, и по чреву, и под гузно32 пока дитя само не вывержется Когда зарод, а когда и образ Сам всех в выгребную яму вынес Ничего, говорил, за то поп епитимьи не наложит33 Насилу жива осталась Мария увидела, что, устав от прыжков и воды, но так и не выявив победителя, Мишутка с Васяткой уже мирно сидят на двух перевернутых горшках посреди двора, и каждый бойко жует свою половину коврижки и расслабилась, отпустила руку: Так ты, значит, соседка, потому своей волей к другому мужу ушла, что еще деток родить хотела?
Мавра покачала головой:
Нет. Ты хоронить не обвыкла, а я устала. Аки сука щенная каждое лето ходишь, да у той что ни приплод так половина выживет А у меня не стоят. Сломалась я на Гришаньке моем Знаешь она невесело, половиной рта улыбнулась. Зндёбка34 у него тут вот на вые35 была багряная Боялась, женить трудно будет: побоятся девку отдавать, чтоб детям зндёбка на лицо не перескочила Не того, выходит, боялась
Ты, верно, как брюхата им была, пожар видела, ласково сказала Маша.
Мавра отмахнулась:
Пустое. Так вот, не за новыми детушками я к другому мужу пошла просто пожить захотелось дóлюби36, пока нутро не засохло. Еще за венчанным моим будучи, когда бражничал и дома по две недели не живал, часто во сне видела, якобы спаста с другим на едином ложе и сладостно во сне любовастася37 А как дома муж явится так скимер-зверь38 рядом с ним котенком покажется! Места живого на мне не оставлял, иной день от утрени до вечерни на мосту39 проваляюсь, кровями плюя Я уж и сама с ним упьянчива стала, известно ведь: страшно видится, а выпьется слюбится40. А однажды у кумы-попадьи в обед гостевала и вошел он, серцо мое И со мной, как с той злой женой помнишь? приключилось: «составы мои расступаются, и все уди тела моего трепещутся, и руце мои ослабевают, огнь в сердце моем горит, брак ты мой любезный»41
Маша, продолжая коситься на сына, пододвинулась ближе к Мавре:
Впервые слышу такие непригожие речи Так ты, значит, злая жена у нас, подружие? Хорошую память Бог дал тебе а другое, оттуда же не забыла? «Аще жена стыда перескочит границы никогда же к тому имети не будет его в лице своем».
Стыд не дым, глаз не выест42, Машенька! Мне к исповеди не ходить, я невенчанной живу зато счастливой! И робят мне больше не надобно: чем ложесна напоить43, чтоб не зачать невзначай и тебя научу, если хочешь
Собеседница сухо отстранилась:
Мне поздно уже. Да и грех ведь это какой с мужем приближенье иметь не детородства ради, а слабости! И чего ты сладкого находишь в ласкательстве том? Я за отдых почитаю, когда мой на купле или по девкам И сама подумай: за то на пятнадесять44 лет отлучают. Впрочем Ты ведь пущеничеством своим сама себя отлучила Как же ты без церкви живешь, Мавра?
Но та вдруг борзо обернулась к Мишуткиной матушке и возвысила голос: