Задергивая шторы перед сном, ощутила взгляд на себе. Антон стоял у окна и наблюдал за мной, его рубашка была расстегнута, открывая голый торс. В руках стакан. Подумалось виски, ему бы очень подошел этот напиток. Он мне отсалютовал рукой. На мгновение меня это развеселило, и я чуть не улыбнулась, однако быстро опомнилась, задернула занавеску и пошла спать. Надо купить себе плотные шторы. И жалюзи. И вообще переехать.
Глава 2
13 мая(воскресенье)
Как же хорошо, что я не поехала с Сашей и Юной в клуб. Обычно такие поездки заканчиваются для меня утренней головной болью. Алкоголь и шум для меня губительное сочетание. Избежав ночного балагана, проснулась свежей и готовой помочь любимому педагогу. В моем центре искусств день открытых дверей, и ожидается много людей, желающих попробовать свои силы, познакомиться с живописью. Вот мой педагог попросила меня, как давнюю и ответственную ученицу о помощи.
Поскольку вечером я все же выпила несколько лишних бокалов с друзьями, сесть за руль не рискнула. Играть чужими жизнями я бы никогда не стала, и люблю соблюдать правила. С ними жизнь легче. Безопаснее.
Надев на себя кремовую блузу с коротким рукавом, джинсы и черный утепленный кардиган, я, после некоторых раздумий, достала с полки кроссовки, все же по студии мне придется побегать. Волосы собрала в высокий хвост. Это моя стандартная прическа.
Вызвала такси. И решила ждать его с улицы.
Майское солнце припекало сегодня особенно, ветерок почти летний, теплый и легкий. Деревья шелестели тонкую песню. Я люблю середину мая, когда природа берет свою силу, и все начинает цвести.
Я взглянула на окна Антона. Интересно, дома ли он, что делает, может отсыпается от вчерашней тусовки, а может уже где-то в поездке. Разум взбунтовался мыслям о Красавине, не стоил он ни минуты затраченных на него размышлений.
Машина приехала быстро, не дав насладиться одиночеством, но не удивительно для утра воскресенья.
До студии мы доехали довольно быстро, таксист был улыбчив, много шутил, заигрывал, всё как полагается у сохранивших юность пенсионеров. Очень обаятельный дедушка.
Надежда Дмитриевна уже вовсю хлопотала по студии, пришло несколько человек, хотя студия только открылась.
Мишель, девочка моя, помоги всё расставить, попросила меня моя педагог.
Кинув сумку на преподавательский стол, направилась к углу с мольбертами. По одному я выносила их к центру зала и выставляла елочкой на сужение, благодаря такому порядку все пришедшие могли сидеть спиной к центру и боком к преподавателю, не закрывая обзор другим людям. Некоторые сразу сели за места, кто-то помог мне выставить складные стулья к мольбертам.
Я раздала стаканчики, посетители вытаскивали свои краски и кисти. Это было из условий мастер-класса.
Надежда Дмитриевна начала рассказывать про материалы, выбор бумаги, которую я тоже раздала. Показала приемы рисования, мазки кистью. Пришедшие повторяли. Затем приступили к наброску карандашом. Какая-то женщина опрокинула стакан, я поспешила к ней с салфетками, помогла собрать воду и переставить мольберт на сухое место.
Первые полчаса я с педагогом обходила художников, некоторым помогала делать эскиз, большинство справлялись сами, причем совсем не плохо.
Когда работу карандашом закончили, все открыли краски и начали подбирать палитру, замешивать цвета некоторым, за неимением определенных оттенков, я помогала.
В тот момент, пока я искала в коробке на полу дополнительную ветошь, Надежда Дмитриевна торопливо произнесла:
О, мы тут уже начали, вы задержались, молодой человек, выбирайте свободный мольберт, она обратилась ко мне, Мишель, помоги, пожалуйста, с наброском.
Я медленно разогнулась, натянула улыбку и повернулась к вновь прибывшему. Моя челюсть поехала вниз. Передо мной стоял, как греческий Бог, красивый, высокий, статный, с правильными чертами лица Антон. Стальной холод серо-голубых глаз обжигал, скошенная ухмылка раздражала. Белая футболка, обтягивающая рельефное тело, кожаная куртка и джинсы. На ногах белые кроссовки популярного бренда. Я зависла.
Он прошел мимо меня и с улыбкой шепнул:
Хороший был видок сзади.
Моё оцепенение прошло. Пожелав ему вариться в адовом котле, в мыслях разумеется, подошла к мольберту.
Что ты тут забыл, Антон, как понимаю, красок у тебя нет за пазухой?
Я не рассчитывал оставаться, он пожал плечами. Заехал увидеться с тобой, улыбнулся обворожительно.
Какая честь! Как ты узнал, что я тут? вздохнула я.
Его улыбка сделалась еще шире. Надежда Дмитриевна увидела всё: что мы знакомы, отсутствие у парня материалов, и любезно предложила:
Мишель, можешь одолжить другу свои краски, чтоб не сидел просто так.
Захотелось заплакать. Антон закивал. Понимая, что устраивать конфликт перед педагогом не стоит, да и репутация у меня человека тактичного, а от того, что Антона запрягут рисовать, проиграет только он.
Послушно пошла к шкафу, взяла свою, уже видавшую лучшие времена акварель, по пути налила воду и захватила кисть.
С этим добром я вернулась к Антону, почти швырнула всё на подставку, протянула карандаш и, пожелав удачи, устремилась к другим посетителям студии.
На зеленом полотне лежала тыква, позируя побитым боком десятку сконцентрированных людей. Как назло, моя помощь никому не пригодилась, и как бы я не оттягивала момент, шатаясь из угла в угол, пришлось вернуться к Антону, игнорировать его дальше было не прилично.
Заглянув ему за плечо, я с трудом сдержала крик. С листка улыбалась карикатурная тыква, как на открытках к Хэллоуину. Он явно насмехался.
Я достала ластик-клячку и стала удалять каракули, остервенело вспарывая лист, до тонких волокон.
Так откуда ты узнал, что я тут?
Он чуть подвинулся ко мне, зажав меня в капкан между рисунком и его ногами, наклонился к моему уху:
У тебя на кухне висит календарь с расписанием дел. А Центр «Яркая Палитра» такой один.
Я кивнула. Действительно, календарь висит на стене в кухне, значит он не только надо мной издевался, еще хорошо мониторил обстановку.
Его бедро было в сантиметрах от моей ноги. Мне стало не по себе от его близости, я стала тщательно стирать остатки начерченного. Необходимо вспомнить зачем я тут.
Тебе надо начать с построения. Подбор правильного элемента- ключ к успешному рисунку и его основа, взяв карандаш, нарисовала линию горизонта, кружком наметила левее к центру тыкву. Затем тебе надо уточнить остальные объекты, такие как драпировка, сегменты тыквы, подравнять одни объекты относительно других.
Сразу вспомнилось как меня учил рисовать Сашка. Он глумился надо мной как мог, по доброму, но колко. Надо отдать ему должное, привил мне любовь к живописи именно он.
Я начала сама делать наброски за Антона. Он не возражал, казалось, ему самому не хотелось ввязываться в эту всю живопись, поэтому я без зазрения совести продолжила рисовать за него.
Зачем ты приехал? спросила я, заканчивая набросок и не поворачиваясь к нему.
Хотел тебя увидеть, я, кажется, так и сказал, он сдвинул одну ногу, дотронувшись до моей.
Меня обожгло кипятком. Поднять на него глаза я не решалась, дать словесный отпор тоже, настолько он выводил меня из равновесия. Спешно выбравшись из зоны его близости, пошла по кабинету. Некоторые уже заканчивали работу, кто-то добавил еще от себя детали: помидор, изменил цвет драпировки, кувшин.
Сделав десятый круг по кабинету и обнаружив в руке карандаш, который я, сбегая, забыла оставить, осознала, что надо вернуться к Антону, который ничего не делал, а нагло наблюдал за мной. Сказать, что мне неприятно, будет ложью. Добрых отношений между нами никогда не было, ровно как и теплого взаимопонимания. А скандал в присутствии моего педагога был мне не нужен, а подвох такой я могла от него ожидать.
Молча достала краски. Мокрой кистью начала увлажнять поверхность цветных кюветок. Он внимательно наблюдал за моими действиями.
Кто-то в кабинете уже закончил работу, Надежда Дмитриевна радушно приглашала их на постоянные занятия.
Ты же продолжишь за меня? Я ничего не понимаю в этом всем.
«Ага, сдался, слабак» возликовала Внутренняя Богиня.
Антон смотрел на меня с надеждой, мысленно выругавшись, представила себе, что он обычный студент школы искусств, и моя обязанность помогать, как бы действовала с любым другим, собственно, для этого я тут и нахожусь. Вручила ему в руку кисть, сама взяла поверх его руки и качнула, проверяя, подчинился ли он мне. Расслабился. Кисть в наших руках окуналась в краски, танцевала в палитре и нежилась на бумаге, каждый взмах рождал цветные пятна, гибкие влажные линии, набросок оживал. Со стороны наша совместная работа могла напомнить, как первоклашку учительница учит держать перо. Я стояла сбоку от него и руководила его правой рукой, его локоть прижимался к моей груди, двигая рукой, задевал соски, это было очень приятно, хоть я и пыталась гнать такие мысли прочь. Я ощутила через ткань одежды, какой он теплый. Он отклонил голову назад, так что его губы оказались у моей щеки, обжигающее дыхание отдалось внизу живота. Его запах вскружил голову, я прикрыла глаза, концентрируясь, дышать стало тяжело.
От тебя приятно пахнет, прошептал он, касаясь лицом моих волос.
Не нарушай мое пространство, пожалуйста, разозлилась. А теперь рисуй сам, раз отвлекаешь.
Я отпустила его руку, но он схватился за мою. На меня смотрели с мольбой.
Не оставляй меня наедине вот с этим, пожалуйста, прошептал он.
У него был невинно-испуганный вид, настолько трогательный, что я сдалась, взяла кисть, и уже без его участия закончила заполнять набросок цветом. Он больше не проронил ни слова, просто сидел и наблюдал за моими действиями. А мне было хорошо. Рисование помогало успокоить сердце, его присутствие вдохновляло. Легкий набросок был завершен. Украдкой, я бросала взгляды на его руки, спокойно лежащие на крупных бедрах, на то как бросают тень на мужские скулы пушистые ресницы.
Готово! прошептала я. Ты умеешь быть тихим.
Такие подвиги мне тяжело даются, засмеялся он. Ты свободна?
Нет, мне надо помочь убраться преподавателю, а к чему вопрос? ощетинилась я, на всякий случай.
Ну я же не просто так приехал, тем более ты меня выручила, предлагаю поехать в ресторанчик и выпить вина. Надо кое-что обсудить.
Я закатила глаза. Ну как же. Главное вывести его отсюда, чтоб он не выкинул какую-то гадость.
На большее, чем прогулка, не рассчитывай, но можешь угостить меня мороженым.
Разум орал о необходимости послать его, остановить этот флирт, но любопытство подогревала моя внутренняя Богиня, кошечкой мурлыкая в аромате его туалетной воды.
Он демонстративно погладил свой подбородок и нахмурился:
Подходит!
Я стала убирать мольберты, но Антон властно подвинул меня в сторону и взялся за эту работу сам, поэтому я пошла протирать кисти и тару под воду, демонстративно игнорируя его, но незаметно подглядывая. Прополоскала тканевые кусочки и развесила на батарее.
Надежда Дмитриевна смотрела на Антона, закусив в руках кончик кисти, в глазах читался интерес.
Симпатичный молодой человек. Чувствуется достойный тебя самец.
Я поперхнулась смехом, но не стала комментировать. Не знаю, чего ради она решила, что этот похабный мальчишка достоин меня. Внешность у Антона яркая, а еще в нем есть какая-то энергия, мужская, животная, притягательная- этого не отнимешь.
Когда зал был прибран, мы попрощались с педагогом и стали спускаться по лестнице, Антон взял меня за руку. Я довольно резко дернула свою руку от него. Кожа покрылась мурашками и пылала, такая реакция явно забавляла Антона.
Ты много себе позволяешь! вспылила я.
Ой ли! Да ладно быть такой зазнайкой.
Просто не распускай руки, пожалуйста, а то прогулки не выйдет, ок? обхватила себя руками.
Он встал на ступеньку ниже меня, его густые брови взлетели в недоверии, испещрив лоб морщинками, наши лица оказались почти на одном уровне.
Я больше не прикоснусь к тебе первый, малышка. И не скажу ни одного дурного слова, обещаю. Ок? поддразнил он.
Я сглотнула слюну и еле заметно кивнула. Мне нравился его магнетизм, и его «малышка». Понятно почему девушки липли на него как мухи на мед, или на другое, более подходящее образу его характера.
Он развернулся, и мы спокойно вышли из здания. Я ощутила некую досаду. Неужели он больше ко мне не прикоснется. За эти мысли хотелось себя стукнуть.
Не смогу никогда ответить на вопрос, ради чего пошла с ним. Оглохла, ослепла или отупела в секунду. Он для меня всегда являлся врагом, несносным мальчишкой, который регулярно портил кровь. Но реакция моего тела на него меня очень удивила. Может это банальное одиночество, а может что-то в нем. Мне хотелось разобраться с этим. Тем более, он обещал меня не трогать. «А ты ему веришь?» уточнила Внутренняя Богиня.
Мы подошли к тележке с мороженным, под ярким полосатым летним зонтом. Всегда волновало, как продавцы с такими зонтами переживают ветра Петербурга. Я взяла трубочку с карамелью, он- шоколадный стаканчик, и пошли по набережной.
Он попросил рассказать, что я делала после школы. Я немного напряглась, но так как ничего сверхъестественного в моей жизни не случалось, то затянула скучное повествование про университет и жизнь после, увлекшись, начала распевать про своё Кафе, пока не очень прибыльное, но уютнейшее место на земле.
Не знал, что у тебя что-то может вызывать такие теплые чувства.
Да, так и было. Наверное, даже глаза мои горели.
А как же муж и детишки? Я думал, ты семейная натура. Ожидал, что быстро обзаведешься семьей.
Ну вот видишь, мое Кафе это мой муж и мое детище. Пока вся моя семейность реализуется в них. Семья дается свыше. Никто такое не загадывает.
Он остановился и очень странно на меня посмотрел.
Потом стал рассказывать Антон, о том, как родители развелись, и он кочевал между ними, в итоге, остался жить один. После школы он решил пойти в армию. Там подружился с одним парнем, который остался по контракту, попал в горячую точку и больше не вернулся. Не понимаю, зачем он мне рассказывал такие личные вещи и почему решил поделиться со мной, но выглядел он человеком раненым, с огромным клубком боли и проблем, совсем не такой, каким я его знала. А знала ли?
Ненавижу эти чужие игры, стоящие жизни обычным смертным. Война. Ненавижу ее.
Я могла бы предположить, что это хитрый ход, надавить на жалость, но так не сыграешь. Скулы Антона сжались до багровых пятен, а глаза остекленели, как у шарнирной куклы, казалось, именно в этот миг, он был где-то в другом месте. Его пальцы крепко впивались в гранитное ограждение набережной. Я не успела побороть свой порыв, положила свою руку на его сжатую кисть, тяжело не поддержать человека, который потерял душевное равновесие, именно таким он мне сейчас показался. Антон тот же момент раздвинул свои пальцы, и наши кисти рук переплелись. Кажется, это смутило нас обоих. Его ладонь такая горячая. Почему он весь горит огнем? Я аккуратно забрала свою руку и промямлила что-то вроде:
Мне очень жаль.
Не жалей, это было приятно, он продемонстрировал свою руку, как доказательство.
Я улыбнулась и смутилась еще сильнее. Все же прикоснулась первая я.
Поежившись, я вдруг поняла, как замерзла на продуваемой набережной, поэтому, мы свернули в парк, а неловкий момент был забыт. По крайней мере он сменил тему на непринужденную, казалось, только что произошедшее его ничуть не беспокоит. Я расслабилась, но зря.