Да о чем ты, Дима? Я же всегда с тобой советуюсь.
Когда тебе это выгодно, грустно усмехнулся он. Ну сказала бы прямо: хочу этого и того. И все. Чё могу, дам без лишнего базара. Так нет, всё у тебя с вывертами. Ты даже даёшь мне, когда тебе что-то нужно.
Неправда! возмутилась я.
Кривда, хмыкнул он. Думаешь, я не понял, что ты давно уже до финала не доходишь? Терплю твои спектакли, потому что не хочу разборок. Не кончаешь твоя проблема.
Вот оно в чем дело. Я думала, что он не замечает обмана. Это меня всегда поражало в Диме. Грубый в жизни, он был невероятно внимательным в постели. Всегда ждал, когда я буду с ним на одной волне. Никогда не доходил до финала первым. Диме было очень важно, чтобы мне было так же хорошо, как ему. Он не стеснялся спрашивать, как мне лучше, все время находя новые возможности. Я жутко стеснялась его вопросов. А он не понимал, почему это стыдно.
И как же я могу получать удовольствие сейчас, когда он меня все время упрекает и совершенно не думает о ребёнке? И если в любовнице ищут то, чего нет в жене, значит, я была права. У моего мужа и этой швабры забойный секс. Такой, как был у нас с Димой до трагедии с Сережей. Разве я виновата, что от горя перестала всё чувствовать? Я получаю удовольствие, но не до конца.
И снова я виновата. Никчемная мать и жена.
Мне пацаны давно говорят, что не умеешь ты ценить меня. Правы они. Всё тебе мало. Всё тебе не так. Мозг выносишь, аж черепушка кипит, Дима подошел к шкафу и начал переодеваться.
Скинул повседневную одежду и надел выходную рубашку, новые брюки и пиджак.
Ты куда на ночь глядя? И еще и такой нарядный?
На Кудыкину гору, огрызнулся он, взял с туалетного столика флакон одеколона «Пако Рабан», который я ему подарила на Новый Год, и щедро опрыскал себя.
Это невыносимо сидеть вот так и смотреть, как он прихорашивается для другой женщины!
Зря я за тебя замуж пошла! не выдержала я.
А у тебя что был выбор? ухмыльнулся он, причесываясь. Кто позвал, за того и пошла. Ты же не Вера Брежнева! не глядя на меня, он вышел из спальни.
Через минуту громко хлопнула входная дверь. Вот и все. Он ушел к ней. И плевать ему на меня, на Сережу. У него теперь другая жизнь. С красивой молодой любовницей, у которой нет детей и проблем. Он еще не видел ее больную и уставшую. А только накрашенную и расфуфыренную. Поэтому чтобы я ни сделала, она всегда будет лучше меня. Я вскочила с кровати, бросилась к туалетному столику и смахнула на пол все его одеколоны, которые сама же и покупала. Несколько флаконов упали на ковер. Один в полете ударился об угол столика и разбился. Удушливый аромат с нотками коры дуба повис в спальне.
Что я делаю? Ребенка ведь разбужу. Дура! Я бросилась на кровать, схватила подушку, прижала ее к лицу, закусила и глухо завыла в нее, чтобы сын не услышал. Нет, сидеть на месте невозможно! Нужно что-то делать! Я швырнула подушку на пол и заметалась по квартире, ища место, где станет немного легче. Кухня, ванная, коридор, балкон везде плохо, везде больно, везде пустота и горечь.
Я распахнула окно на кухне. Метель ворвалась в уютное тепло. Холодный ветер обжег лицо. Вот сейчас легче. Думай, Надя, думай! Лечение нужно продолжить. Сереже стало хуже. Приступы все чаще. Он вибрирует от нервов. Дима этого не понимает и денег не даст. Он не скупой, нет. Просто коса на камень нашла.
Откуда взять денег? Выйти на работу? Куда? В ателье? Там много не заработаешь. Я набрала полные пригоршни снега с подоконника, растерла лицо и в этот самый момент поняла, что от мужа нужно уходить. Потому что он погубит Сережу. Но куда идти?
Внезапно я вспомнила о Платоне. Натурщица. Так теперь это называется? Барина потянуло в народ? Надоела черная икра и захотелось картошки в мундирах?
Я взяла телефон, нашла номер Платона, но телефон выскользнул из рук. Нет, не могу! Нужно посоветоваться. Я позвонила Соломоновне. Она мудрая. Она подскажет. Тем более, что сама три раза замужем была. И ей тоже ничего просто так с неба не падало. Но она выжила. Пусть меня научит, как это делается.
5 глава. Правило номер три: готовь запасной аэродром
Соломонова ответила кратко:
Сейчас буду. Жди с цветами, но без оркестра.
Я накинула куртку и пошла вниз. Хотелось вдохнуть морозный воздух и подумать. Минут через двадцать во двор въехало такси и остановилось между двумя машинами, поближе к подъезду.
Я бросилась к машине и открыла дверь.
Подожди-ка, шкильда, меня тут обижают, Соломоновна грозно посмотрела на водителя. Мущина, вы что антисемит?
Я? Зачем так говорите? Что я сделал? обиделся таксист.
Вы впендюрили свой драндулет так, что красивая женщина вроде меня никак не может из него выйти! Вы что не понимаете, что большому кораблю большое плавание?
Я же как лучше хотел, принялся оправдываться водитель. Чтобы к подъезду поближе. Снег вон валит. Холодно.
А вышло, как всегда! не унималась Соломоновна. Мущина, дайте в зад!
Что? у водителя сел голос от ужаса и он неожиданно пискнул.
Она имеет в виду, что вы должны дать задний ход, пришлось прийти на помощь таксисту, который уже начал терять сознание от ужаса.
Он послушно завел двигатель и отъехал на несколько метров назад.
Держи! Соломоновна, которая просто не умела ходить в гости с пустыми руками, сунула мне в руки большой пакет.
Что это?
Финики, фаршированные орехами. Дочка из Израиля передала. Тебе нужнее. Я и так красивая. Посылками она от матери откупается вместо того, чтобы приехать. Всё, мать же уже не нужна. Мать, как собака, валяется в кустах. Надо было иметь не ребенка, а камни в почках. Поверь: с ними меньше проблем, она поставила ногу на асфальт, покрытый снегом, оперлась двумя руками о дверцу машины и попыталась выйти.
Нога заскользила. Соломоновна плюхнулась обратно на сиденье.
Так, мущина, что сидим? Придайте мне позу вставания. Иначе я сейчас оценю вашу работу в интернете как «полный поц».
Там такого нет, водитель поспешно выскочил из машины, расчистил ботинком снег и подал ей руку. Там только звездочки.
Я бы на вашем месте не спорила с женщиной на грани нервного срыва, заявила Соломоновна и грузно опираясь на его руку, вышла из машины. Не тошните мне на нервы, мущина! воскликнула она, еще крепче вцепляясь в его рукав. Осторожно и медленно ведем меня до парадного. Надя девушка хрупкая, она меня не удержит, а я боюсь упасть.
Водитель покорно довел ее до подъезда и жалобным шёпотом спросил:
А можно я уже поеду? Или до квартиры довести?
Я попрошу без намеков! возмутилась Соломоновна. До квартиры вы еще не доросли. Свободны, юноша!
В прихожей Соломоновна сбросила шубку, внимательно оглядела меня и шёпотом спросила:
Твой босяк дома?
Нет, только Сережа.
Это хорошо для твоего мужа и плохо для меня, она села на стул в прихожей и тяжело дыша стащила сапоги. Мне очень хотелось сделать ему два обрезания по цене одного. Ой, как мне что-то все тяжело! она двумя руками взялась за огромную грудь и поддела ее вверх, поправляя лифчик. Вот что значит давно без сексу. Гормоны шалят, дыхалка закончилась. Когда тебе полтос, шкильда, секс это уже не удовольствие. Это лекарство. Так, чайник ты поставила? Чего стоишь?
Я бросилась на кухню ставить чайник. И вдруг услышала такой странный звук, похожий на лязг, и сразу ещё один треск разрываемой ткани. Бросившись обратно в коридор, я открыла рот и замерла. Соломоновна с остервенением резала мою старую куртку и дорывала ее, наступив ногой.
Молчи! она наставила на меня указательный палец с ярко-красным лаком.
Тяжелые серьги возмущено качнулись вместе с огромной грудью, затянутой в красный свитер.
Иначе я тебе сделаю вырванные годы из еле оставшихся дней, она дорвала куртку и бросила мне под ноги. Снимай джинсы.
Виолочка, прошу
Снимай сама! она пошла на меня, держа ножницы в руках.
Пришлось быстро стащить джинсы. Пока я натягивала брюки, Соломоновна кромсала старые джинсы.
Это в мусорное ведро, она бросила джинсы на обрезки куртки, решительно прошла в спальню и распахнула шкаф. Ты себя наказываешь, шкильда-селедка, поэтому носишь старые шмотки, не делаешь маникюр и вообще выглядишь, как последняя засранка. Это чувство вины. Его не должно быть.
Я виновата, Виолочка. Диме сложно очень. Если бы не моя роковая ошибка, он бы в Москву не переехал. И так бы не пахал. От усталости и нервов срывается. Нужно терпеть.
Ты не виновата в измене мужа и в том, что случилось с Сережей. Дима вбивает тебе в голову это чувство вины, чтобы контролировать. И потом да, он пахал, не спорю. Но ты занималась реабилитацией после операций. Ты моталась с сыном по психологам, по разным центрам развития. Пять лет в бассейн возила почти каждый день. А бесконечные физиотерапии? А все эти гомеопаты, гуру-шмуру-йоги и прочие качатели бабок? Ты ж даже до шаманов дошла. В Сибирь с ребенком ездила. А как он рисовать начал? Это ты обратила внимание, что ему это нравится и взяла преподавателя по рисованию. Ты же не сидела без дела. Вспомни, как ты иногда моталась целый день. Туда-сюда ребёнка возила. А потом еще приготовить, убрать, рубашечки Диме нагладить. Себя в порядок привести, чтобы ему понравиться. Книжек сколько перечитала по разным лечебным методикам профессором можно назначать.
Но Дима же на это все зарабатывал. Соломоновна, ты же знаешь, сколько это все стоит.
Знаю. Но все равно не воспринимай себя, как паразитку, что на шее мужа сидит. Да только списаться с этими всеми клиниками за границей это ж сколько времени и сил! Тебе же пришлось английский из-за этого выучить! И ведь вызубрила. А как? Ночами сидя возле Сережи. Он ведь у тебя почти не спал. И при этом еще умудрялась из ателье работу на дом брать, когда Дима еще не успел на ноги встать. Так что это еще вопрос: кто больше пахал?
Всё так, Виолочка. Но я виновата и знаю это. Дима прав: мой грех. И мне его никогда не искупить.
Никогда с тобой не соглашусь. Ты посмотри! она вытащила из шкафа шубку из норки, черное длинное пальто и светлое полупальто. Твой босяк, конечно, сволочь. Но он никогда не экономил ни на тебе, ни на ребёнке. И имея вот это все, ты ходишь в старье. Так что ты от него хотела? Ты знаешь, что мужики, как дети малые, любят, когда у них красивые игрушки? Ну не хватило у Бога на них мозгов. Отвернулся в тот момент, когда эти мозги в тазу варились. С кем не бывает? Вообще всем мужикам можно дать одну фамилию: Шумахер. Потому что шума много, а толку как во второй части слова.
Но нужно же работать с тем, что есть! И нужно быть справедливой: Дима не жмот.
Это да, Виола. Не жмот.
Уже легче. Хоть одну хорошую черту мы в нем нашли. И эта не та черта, что делит задницу напополам. Пойдем чай пить.
Она пошла на кухню, села на стул, решительно отодвинула хлебницу и сказала:
А теперь я имею до тебя главный вопрос: ты деньги скопила? В стороне? Чтобы Дима про заначку не знал?
Нет, зачем? я налила чаю в две большие керамические кружки. У нас все общее. Дима давно открыл мне отдельный банковский счет и туда деньги переводил со своего.
Ага, значит к его счету у тебя доступа нет?
Я опустилась на стул. Только сейчас я поняла, что она права: все деньги были у Димы. Моих на счету хватало на еду, одежду, лекарства Сереже и прочие повседневные расходы. Но мне их не хватит, если вдруг начну самостоятельную жизнь.
Соломоновна, мне и в голову не приходило, что будет вот так, я заплакала. Он же такой надежный всегда был. Мы же с ним вместе
Соломоновна обняла меня и положила мою голову себе на грудь.
Ой, дурочка моя! Какие же мы все дурочки! Вот вроде же умные, образованные более-менее, а все равно дуры. Особенно твое и мое поколение. Эти мелкие девки нынешние они хваткие, как акулы. Еще перед замужеством брачные контракты заключают. Вытаскивают из мужиков квартиры, машины, Мальдивы и шубы на рыбьем меху. А мы все о любовях, о чувствах, о детях. Ой, горе мое! она начала меня качать, как ребенка.
Что мне делать, Соломоновна? Ты же мудрая. Подскажи! заливаясь слезами, я рассказала ей о нашей сегодняшней ссоре и предложении Платона.
Значит так, шкильда-селёдка, лови ушами моих слов. Дело наше такое бабское: всю жизнь под мужиками. А там как повезет. Ты денег не скопила. А тебе уходить нужно от твоего босяка. Если не хочешь, чтобы сын совсем дурной стал. Оно так всегда начинается: сначала куском хлеба попрекает, потом и ребёнка отберет. А это в твоем случае очень легко. Как только он социальной опеке расскажет, почему Сереженька болен, ему сразу сына отдадут. К раввину и гадалке не ходи! Это еще будет большое счастье, если тебе с дитенком видеться позволят. Но опека будет у твоего мужа. Он же всё расскажет в таких подробностях, шо у них заплачет не только бумага, но и те бревна вместе с лесоповалом, на котором эти самые бревна пилили. Еще и в суд с адвокатом наперевес явится. Адвоката возьмет дорогого, из наших: Либермана, Циммермана и прочих Гольденбергов. Тот уже расстарается вовсю. Так расчешет нервы судье, шо он будет, как Гагарин, лететь из зала суда. Я так разводилась со вторым мужем. Он мне вытащил аппендицит через голову и сделал эту голову беременной. До сих пор так и не поняла: это был погром или ограбление?
Я заплакала еще громче.
Ша, девочка, тише! Сына испугаешь. Ребенок и так на нервах! Ой, бедные вы мои, бедные! она вдруг заплакала вместе со мной. Что вы от него имеете! Вырванные годы он вам сделал, этот бандит!
Так мы ревели на кухне вдвоем. Соломоновна первая пришла в себя.
Так, слушай сюда, давай думать, что мы имеем с гуся. Всё плохо, согласна. Но во всем плохом есть и хорошее. Вот тебе бог дал шанс: работу новую, мущинку не женатого. Платон этот на лицо не поганый?
Нет, всхлипнула я.
А какая у него тазобедренная композиция?
Виола, ты что? Я туда не смотрела! я аж плакать перестала от шока, который вызвал ее вопрос.
А шо здесь такого? она вскинула руки, а потом прижала их к груди. Мы же должны знать: ты будешь иметь удовольствие или это удовольствие будет иметь тебя?
Я закрыла глаза и вздохнула:
Соломоновна, закрой тему! Всё!
Всё, шкильда, это когда уже ноги холодные! Просто будь умнее: денег скопи, связи заведи. Первое правило хорошего развода: заранее готовь запасной аэродром. Шоб не умереть от голода внезапно посреди полного здоровья. Оно легче всего дверью хлопнуть и в никуда уйти. А ребенок больной что делать будет? К родителям можешь поехать?
Не могу, они не поймут. Мы не близки с мамой. А с отчимом тем более. Он у нее всегда прав.
Потому ты и взамужи сбежала за первого встречного? Ты же тогда шла на базар, а не с него, как я сейчас. Могла еще посмотреть товар, помацать его и дождаться таки кита, а не полведра тухлых бычков.
Я его люблю, Соломоновна. Понимаешь? Люблю!
Гэвалт, бояре! То есть, караул. Час от часу не легче. Ты пойми, девочка моя: нет больше твоего Димы, которого ты любила.
Знаю! Но все еще его люблю. И при этом уже видеть не могу. Веришь, Соломоновна? Боюсь сорваться. Боюсь, что не сдержусь.
Знаешь, что? Мне твой брак напоминает старый одесский анекдот про девственницу, которая пришла к раввину.
Я такого анекдота не знаю, Виолочка.
Девственница пришла к ребе и говорит, шо хочет жить вечно. Он ей говорит: «Так выйди замуж!» Она глазами лупает и удивленно спрашивает: «А шо я тогда буду жить вечно?» Ребе отвечает: «Нет. Но желание пропадет почти сразу». Так вот, шкильда, я таки имею умную мысль. Собирай вещи и ко мне переезжай. У меня три комнаты. Я одна. Дочка в Израиле давно живет с мужем и внучкой моей. Я пока замуж не собираюсь. Вместе будет веселее. Кроме того, я таки скопила пару копеек. Чем могу всегда помогу. Дочке помогать не нужно. Ей и так не дует с ихнего моря.