Я не потерплю твоих многочисленных жён и наложниц, князь, предупреждаю! голос Анны вернул Владимира на землю, он изломал бровь, посмотрел на неё и отвернулся, устремив взгляд на берег реки, где священники закончили крещение и теперь только надевали крестики и показывали, как надо креститься.
Анна происходила из Македонской династии, представители которой правили страной более двух столетий. Её отец император Роман II умер молодым, оставив двух несовершеннолетних сыновей Василия и Константина и
дочь Анну. Говорили, что он умер от «изнурения плоти
позорнейшими и сластолюбивыми поступками». Мать
Анны Феофано была незнатного рода. По отзыву летописца Льва Диакона, эта «наиболее прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью», была дочерью константинопольского шинкаря, в заведении которого работала проституткой. Обольстив молодого наследника престола Романа, она в итоге стала царицей. Мать Анны царица Феофано была провозглашена регентшей своих малолетних сыновей. Вскоре императорским престолом овладел командующий войсками Востока Никифор II Фока, сразу женившийся на Феофано.
Спустя всего шесть лет против сурового Никифора образовался заговор, во главе которого стала Феофано и её любовник, сподвижник Никифора, Иоанн Цимисхий. Никифор был зверски убит, а Цимисхий овладел престолом.
Однако вопреки ожиданиям Феофано, Цимисхий не женился на ней, а отправил в изгнание, куда вместе с матерью, последовала и шестилетняя Анна. Только после смерти Цимисхия повзрослевшие братья Анны стали править сами, сделавшись императорами-соправителями. После восшествия старших братьев на престол Анна стала завидной невестой, чьей руки добивались правители соседних стран. После захвата руссами греческого города Корсунь (Херсонес) в Крыму, русский князь Владимир Святославич потребовал у византийских императоров руки их сестры, грозя в случае отказа взять приступом Царьград. Испуганные этим требованием, Василий и Константин согласились на брак, но при условии принятия князем христианства, чтобы сестра вышла за единоверца. Получив согласие Владимира, византийцы прислали в Корсунь сестру со священниками. Царевна Анна с большою неохотой отправилась морем в Корсунь, где находился великий князь. Анна говорила своим братьям:
Иду, как в полон, лучше бы мне здесь умереть.
Владимир вместе со своей дружиной прошёл обряд крещения. В крещении Владимир принял имя Василий, в честь правящего византийского императора Василия II, согласно практике политических крещений того времени, после чего совершил церемонию бракосочетания и вернулся в Киев, где сразу же повелел опрокинуть языческих идолов.
Жёны князя друг друга не любили и только что не таскали одна другую за космы. Владимир смотрел на них с улыбкой, когда они собирались в трапезной за обеденным столом вместе, его забавляла их ревность. Но сегодня, в такое историческое событие для Киева, они собрались все вместе около него со своими детьми и, даже, разговаривают между собой, потому что муженёк-то их общий, Владимир Святославич, себе новую жену привёз, так обсудить надобно её, перемыть косточки напоследок. Видимо их примирило то, что они разъезжаются по разным уделам и уж больше не увидят друг друга и все дружно исполчились против Анны. Когда Владимир вернулся из Византии и привёз её с собой, сразу предупредил своих жён, чтобы забыли его, он с ними не венчан, значит, они ему незаконные жёны.
Ха! Незаконные! До сих пор были законные, Рогнеда всегда была водимой женой, куча детей вокруг него бегает, а теперь оказывается, мы незаконные! возмущалась Мальфрида, когда узнала, что Владимир назвал своих жён незаконными. Да вы только посмотрите на эту законную! продолжала возмущаться Мальфрида, тоже мне красавица нашлась! Что он в ней нашёл?
Грудь! коротко ответила Рогнеда.
Грудь? А ну да, наверное, так у нас у всех грудь, Мальфрида наклонила голову, осмотрела свою грудь и даже потрогала, как будто хотела убедиться, что она на месте.
А ты видела её лицо, когда она пришла сюда с князем, особенно глаза? злилась Рогнеда, по ней же было видно, что она только что из-под мужика и как ей было хорошо и сладко! На лице же все написано когда, с кем, и сколько! А я уже и забыла, когда он был на моём ложе!
Стоило из такой дали везти сюда эту гордячку! изрекла Мальфрида.
Бывшая боярыня, а потом жена Владимира, княгиня Мальфрида в своё время обманом увлекла его в опочивальню, где их и застал её отец, после чего князь на девице женился.
Ты совсем, Мальфридка, тёмная? Рогнеда перевела взгляд с Анны на Мальфриду, это же государственное дело! Мы замирились с Византией и теперь, пока Анна будет здесь жить, не будет войны между нами. Она же царевна, сестра императоров Константинополя.
Рогнеда объясняла своей бывшей сопернице, почему их муж Владимир Святославич женился на Византийской царевне, забыв, что совсем недавно космы рвали друг другу за счастье завлечь Владимира в свою опочивальню, пока князь не отселил Рогнеду, хотя она не много потеряла от этого. Князь очень часто её навещал. Анну трогать они не решались. А Мальфрида боялась, что князь исторгнет её вместе с сыном из своего терема, как Рогнеду.
Мы ему уже не подходим, царскую кровь подавай! гневливо сказала Мальфрида.
Княгиня-гречанка слушала их молча и не поддерживала разговора, потому что, во-первых, Владимир не был её супругом в общеизвестном смысле, а во-вторых, до того как Святослав, отец её убитого супруга Ярополка, взял её в полон, она была монашкой. Он привёз её в Киев и подарил своему сыну Ярополку, который долгое время не обращал на неё внимания, а потом разглядел, да и женился.
Батюшка! Смотри! Там двое уходят от крещения через реку! потеребил Владимира за рукав Святополк.
Ничего, догонят и окунут!
А я слышал, во дворе сказывали, что ночью многие ушли в лес, сказал Святополк, пытаясь заглянуть отцу в глаза и обратить его внимание на себя.
Не могли они уйти, на всех воротах всю ночь стража стоит, не выпустили бы их. А и ушли бы, так долго не просидят в дебрях, достанем и окунём, а ещё и накажем, плетьми высечем до руды, чтобы неповадно было не слушаться указа князя, ответил Владимир, по-прежнему, не глядя на сыновца.
А на воде дружинники догнали беглецов, схватили за чубы, затащили в лодийку и повезли к священникам на крещение.
А тебе, Рогнедка, не обидно, что мы оказались ему не нужны? не унималась Мальфрида.
Ну, я то остаюсь рядом, есть надежда, когда ему надоест царевна, он ко мне приедет!
Ну, тебя-то он раньше всех отправил в Изяславль и назначил твоего сына князем Полоцким, а остальных что ж так раскидал по сторонам? Куда он их отправил-то,
не знаешь?
Как куда? Ярослава с пестуном-кормильцем в Ростов шлёт. Всеволода на Волынь во Владимир.
А моему Святославу Овруч назначил. К древлянам едем, я их страсть как боюсь?
Почему?
Так ты же слышала, как князь Древлянский великого князя Киевского Игоря казнил? А куда остальных посылают? не унималась Мальфрида.
Наша гречанка-монахиня со Святополком едут в Туров. Аделька со Станиславом в Смоленск, Владимир там ему выделил удел. Олову с Вышеславом и Добрыней отправил в Новгород, сказала Рогнеда, это всё, что я знаю.
А знаешь, какой подарок Владимир своей Аделичке преподнёс? ехидно прищурившись, спросила Мальфрида.
Не знаю. И какой же? Рогнеда вопросительно посмотрела на княгиню.
Её сыночка-то, Мстислава, в Тмутаракань собрался заслать.
Да ты что?! Это же за печенежским полем, где-то за морем! А что Аделя? ужаснулась Рогнеда.
А что Аделя! Ревёт как корова. Ей же нонче хоть разорвись, сердце-то у матери не камень! Станислава в Смоленск, Судислава в Псков, а Мстислава вон за тридевять земель. Там же касоги. Они примучат мальчонку за деда Святослава. Правда пестуном с ним едет Сфенг, этот не даст парнишку в обиду, вырастит зубастого, научит обороняться.
Ну, коли не наскочат на печенегов, доберутся. Аделю жалко, теперь уж вряд ли увидится с сыновьями, посочувствовала Рогнеда.
Да-а-а, а ты посчитай, сколь у нашего муженька сыновей! Вырастут, и начнётся между ними сеча за великокняжеский стол.
Не говори так, Мальфрида, даже слушать страшно!
Ага! Самой страшно, а ты забыла, кто мужа нашей гречанки-монашки извёл? Вот то-то. Родной братец, наш новоженец, чтоб у него там всё отсохло.
К вечеру, когда солнце клонилось к окоёму, все покрестились и почти разошлись с берега, а святые отцы еле передвигая от усталости ноги стали собирать свои церковные принадлежности. Владимир Святославич оставил своё многочисленное семейство и с тремя крепкими дружинниками пошёл на берег. Он широкими шагами спустился в Подол, подошёл к священникам.
Спасибо вам, святые отцы, за великий почин. Пойдёмте ко мне в терем, в трапезной стол накрыт, поснедаем, медов отведаете моих, да брашно2.
Он направился в гору к воротам. Священники потянулись за ним. Владимир Святославич взглянул вверх на курган, увидел там головёнки сыновей своих и жён, приветно помахал им рукой.
Наконец-то своих заметил новоженец наш, ехидно молвила Мальфрида.
Княжичи в ответ дружно замахали отцу руками, закричали вразнобой каждый своё. Но ни одна княгиня и головой не кивнула.
Отужинав, священники поблагодарили князя и ушли. Жёны тоже разошлись по своим опочивальням, детей ещё раньше няньки-мамки увели и уложили спать. Проводив гостей, Анна пошла к себе в опочивальню, даже не оглянувшись на Владимира. Он посмотрел ей вслед и ухмыльнулся, налил себе хмельного мёду, выпил, встал из-за стола и, покинув трапезную, направился в опочивальню к Анне.
Анна, когда князь привёз её в свой терем, вначале была к нему холодна, но на своём ложе благосклонно принимала, да и могла ли она отказать князю, когда он выполнил ради неё требования её братьев и крестился, да ещё и дружину свою окунул. Князь понимая, что ей надо к нему привыкнуть многого от неё и не требовал, всё, что ему надо было, он получал от Рогнеды. Но время шло, и княгиня менялась. Теперь уже она с трепетом и волнением ждала его у себя в опочивальне, и когда он занятый неотложными делами не приходил, её сжигала ревность к его многочисленным жёнам. Владимир вошёл в опочивальню, горничная уже помогала Анне раздеться. Он, прикрыв за собой дверь, сказал:
Выйди, я сам помогу княгине!
Князь! Ты когда своих бывших жён отправишь по их уделам? А то дождёшься, что из-за них без Страшного суда прямым маршем за грехи в ад отправишься! Куда только Господь смотрит!
Но Господь же сказал: «Люби ближних своих!»
Не богохульствуй, князь! Господь сказал: «Возлюби ближних своих!»
Так ты за моих бывших жён, лада моя, мне ад пророчишь? Ты у меня одна, к бывшим жёнам я ни-ни, уже давно ни ногой!
Хочешь сказать, князь, что вот это всё только моё? она обмахнула рукой по кругу его внушительную статную фигуру.
Он подошёл к Анне и сел рядом на её ложе. Осторожно обнял обнажённые плечи. Она показалась ему грустной. Её обаяние было сильнее, чем ему представлялось. Он тянулся к ней, как ребёнок тянется к новой яркой игрушке и, даже, не мог подумать, что это гордая, казалось бы, неприступная княгиня, уже вкусившая сладостных ощущений, которые давал ей супруг, ждёт его с нетерпением, сжигаемая страстным огнём.
Аннушка! Ты чем-то встревожена? Скажи, может, я смогу тебе помочь.
Я скучаю без тебя, а ещё ревную к твоим бывшим, сказала она тихо, опустив глаза.
Быль молодцу не укор, а тебя я не отдам никому, не продам за все сокровища земные. Мне за тебя заплатить мало станет жизни человеческой. Лебедь белая! Краса не-наглядная, солнышко моё! Мне нужна только ты, девочка моя, ради тебя я готов на что угодно! улыбнулся он. Давай, я помогу тебе раздеться.
Нет уж лучше не надо, я сама
Анна опустила голову. Она была молода и не знала, что тот огонь, который она вдруг с некоторых пор стала ощущать при виде князя, огонь любви и страсти, той страсти, которой предаваться с мужем не грех не только ради того, чтобы одарить его наследником, но и ради счастья быть с любимым. Она взяла его руку и положила себе на грудь, скрытую лишь тончайшим бархатом и прикрыла глаза. Владимир, почувствовав под своей ладонью упругую девичью грудь, почувствовал, как сильно бьётся её сердечко, обнял свободной рукой, нежную и стройную, тянущуюся к нему, как полевой цветок к солнцу и стал целовать, слегка прикасаясь к приоткрытым губам. Она, вцепившись в кафтан, притянула его к себе, и тогда Владимир стал целовать её так, словно завтра должен наступить конец света и надо всё успеть, потом отодвинулся, сдёрнул с неё рубашку, она быстро прикрыла руками груди. Он убрал её руки.
Аннушка, не надо прятать от меня свою красоту, я же твой муж.
Она схватила покрывало, и прикрылась им.
Я пока так, я потом, потом, когда привыкну.
Князь смотрел на свою молодую супругу и будто кто-то перекрыл кислород. Это был тот случай, когда от женской красоты перехватывает дыхание и земля уходит из-под ног. Он быстро скинул с себя одежду, подхватил Анну на руки, положил на ложе, лёг рядом и крепко прижал её к себе. Они слились так неожиданно и естественно, что в первый миг даже этого не поняли, дыхание смешивалось, превращаясь в сладострастный стон
Потом Владимир лежал, положив её голову себе на пле-чо и подумал: «Если бы я её не увидел, она стала бы женой другого мужчины. По утрам рядом с ней просыпался бы не я. Её сонную целовали бы не мои губы. Она такая красивая по утрам. И по ночам дарила бы наслаждение не мне. И не только по ночам. Ох ты! Чудны дела твои, Господи! Он, вздохнув, положил свою большую ладонь на её голову и прижал к себе. Моя».
Владимир встал чуть свет, умылся, оделся и пошёл в свою молельню. Пламя свечей дрожало, расплавленный воск прозрачными капельками скатывался на серебряные подставы. В молельной было жарко и душно, пахло лада-ном. Князь молился истово, самозабвенно. Слова молитвы сами срывались с губ и падали в тишину клети. Закончив молитву, он последний раз взглянул на Спасителя, трое-кратно перекрестился, повернулся, толкнул небольшую, украшенную орнаментом дверь и вышел из клети. Во время молитвы никто не смел его беспокоить. В большие православные праздники они вместе с Анной ходили в церковь и стояли заутреню, а в простые дни он возносил молитвы к Богу в своей молельне, где стояли иконы и го-рели свечи. После завтрака он потребовал к себе течца. Переступив порог, мужалый отрок остановился, оглядел пустую людскую палату, увидев князя, вмиг сорвал шапку с чубатой головы.
Звал, князь? спросил он густым басом.
Князь удивлённо посмотрел на отрока и повёл бровью.
Заутре двуконь беги в Новгород и передай Добрыне, чтобы он с сыном Константином явился в Киев.
Течец прибыл в Новгород и немедля, пыльный, грязный, уставший и голодный явился в терем к посаднику. Добрыня не стал с дороги его пытать, сначала накормил, напоил и дал отдохнуть. Через час пришёл в гридню, где отдыхал течец. Мужалый отрок, дремавший на лавке, услышал стук двери, открыл глаза и, увидев Добрыню, сел. Посадник посмотрел на молодого дружинника и позавидовал молодости, сколько дней вершнем отскакал, а час поспал и опять свеж и полон сил.
Ну, давай, милостник, сказывай, с чем прибыл, что за нужда у князя объявилась, гнать тебя на другой край Руси!