Приятель мистера Хилла, активист, работал в Технологическом колледже Мелвин-Григгс расположенном к югу от Таллахасси учебном заведении для цветных. Там он последние три года преподавал английский язык и американскую литературу. До недавних пор начальство мало заботилось о судьбе колледжа, но новый президент основательно взялся за дело. В Мелвин-Григгс есть курсы для одаренных старшеклассников, но среди местных мало кто о них знает. Президент поделился проблемой с приятелем мистера Хилла, и тот предложил: может, в Линкольне есть талантливые ребята, которым это было бы интересно?
Элвуд стиснул метлу, которую держал в руках.
Все это здорово, но, боюсь, у нас нет денег на такие курсы, ответил он. А потом покачал головой: в самом деле, он ведь копил на учебу в колледже, так почему нельзя начать ее прямо сейчас, пока он еще учится в Линкольне?
В этом-то все и дело, Элвуд: они бесплатные. Во всяком случае, этой осенью, чтобы привлечь побольше людей из местных.
Мне надо обсудить это с бабушкой.
Разумеется, Элвуд, сказал мистер Хилл. Если надо, я сам с ней поговорю. Он опустил руку Элвуду на плечо. Самое главное, что эти курсы уж точно пойдут на пользу такому юноше, как ты. Именно для таких учеников они и создавались!
Чуть позже, после полудня, гоняя по лавочке здоровую жужжащую муху, Элвуд решил, что в Таллахасси, пожалуй, не так уж много белых, которые учатся в колледже.
Отстающий должен либо плестись в хвосте до скончания века, либо поднажать и обогнать того, кто бежит впереди.
Гарриет отнеслась к предложению мистера Хилла благосклонно слово «бесплатные» подействовало на нее, точно волшебное заклинание. А потом лето для Элвуда потянулось со скоростью черепахи. Так как приятель мистера Хилла преподавал английский, Элвуд планировал записаться на литературные курсы, и, даже узнав, что выбрать можно любое направление, не изменил своего решения. Обзорный курс британской литературы не нес в себе практической пользы, как заметила бабушка, но именно тем и притягивал Элвуда, тем сильнее, чем больше он о нем думал. Слишком уж долго он пекся об одной лишь «практической пользе».
Как знать, может, в колледже выдадут новенькие учебники. Не исчерканные. В них нечего будет вымарывать. Такое ведь возможно.
Накануне первого учебного дня в колледже мистер Маркони подозвал Элвуда к кассе. Из-за занятий на курсах Элвуду предстояло пропускать четверговые смены, и он было подумал, что босс хочет удостовериться, все ли он оставляет в лавочке в порядке на время своей отлучки. Итальянец прочистил горло и подтолкнул к нему коробочку, обитую бархатом.
На вот, учись, сказал он.
Внутри лежала перьевая ручка темно-синего цвета с латунной отделкой. Красивый подарок, даже если мистер Маркони приобрел его по скидке, пользуясь тем, что хозяин канцелярского магазинчика был его давним клиентом. Они обменялись по-мужски крепкими рукопожатиями.
Гарриет пожелала ему удачи. Перед школой она каждое утро оценивала его внешний вид, следя за тем, чтобы он выглядел опрятным, но обычно не вносила никаких корректив разве что снимала с ткани приставшую ворсинку. Так было и на этот раз.
Какой же ты красавец, Эл! сказала она и, поцеловав внука в щеку и вскинув плечи она всегда так делала, когда пыталась не расплакаться на глазах у Элвуда, пошла к автобусной остановке.
Элвуду до того не терпелось увидеть Мелвин-Григгс, что он отправился туда сразу после школьных уроков, хотя времени до начала занятий оставалось еще много. В тот вечер, когда ребята поставили ему синяк, два звена на велосипедной цепи погнулись, и с тех пор она постоянно слетала во время долгих поездок. Так что ему предстояло либо поймать попутку, либо пройти семь миль пешком. Войти в ворота, погулять по кампусу, затеряться среди корпусов, а может, просто посидеть на лавочке во дворе, окунуться в здешнюю атмосферу.
Он остановился на углу Олд-Бэйнбридж и стал ждать какого-нибудь темнокожего водителя, направляющегося в сторону шоссе. Мимо пронеслось два пикапа, а потом рядом притормозил сверкающий зеленый «плимут-фьюри» шестьдесят первого года, приземистый и с «плавниками», как у гигантского сома. Водитель наклонился в сторону Элвуда и открыл пассажирскую дверцу.
Я на юг, сообщил он.
Зеленовато-белое сиденье, обтянутое винилом, скрипнуло, когда Элвуд на него опустился.
Родни, представился водитель. Невысокий и коренастый, в сером костюме в тонкую сиреневую полоску, он сидел в кресле развалившись и напоминал темнокожую версию Эдварда Робинсона. Когда он пожал Элвуду руку, кольца на его пальцах вонзились ему в кожу, и Элвуд поморщился.
Элвуд, представился он в ответ и, пристроив портфель между ног, посмотрел на серебристую, точно аэрокосмическую, панель «плимута», из которой торчало множество кнопок.
Они устремились на юг, в сторону трассы 636. Родни барабанил по кнопкам, тщетно пытаясь настроить радио.
Никак я с ним не разберусь. Давай ты.
Элвуд тоже потыкал в кнопки и нашел станцию, где крутили музыку в стиле ритм-энд-блюз. Он уже собирался переключиться, когда осознал, что Гарриет тут нет и никто не станет ворчать на двусмысленность песен, пускаясь в туманные разъяснения и оставляя Эвуда в замешательстве и смятении. Он остался на той же радиоволне. Звучала какая-то композиция в духе ду-вопа. От волос Родни исходил аромат тоника, которым пользовался мистер Маркони. От него воздух в салоне стал тягучим и едким. Даже в выходной Элвуду не удалось сбежать от этого запаха.
Родни возвращался от матушки, которая жила в Валдосте. Он сказал, что никогда раньше не слышал о Мелвин-Григгс, что слегка уязвило гордость Элвуда, которую он испытывал в этот знаменательный для него день.
Ах, колледж, проговорил Родни и присвистнул. Сам-то я в четырнадцать лет уже начал работать на фабрике стульев, добавил он.
Я тоже работаю: в табачной лавке, сказал Элвуд.
Вот оно что, произнес Родни.
Радиоведущий зачитал объявление о воскресной ярмарке. А потом пустили рекламу Фан-тауна, и Элвуд стал вполголоса подпевать.
Это еще что такое? спросил Родни. Он шумно выдохнул и ругнулся. Почесал рукой свой крупный нос.
В зеркале заднего вида замигали красные огоньки патрульной машины.
Они ехали по сельской местности, и других автомобилей на дороге не было. Родни что-то пробормотал себе под нос и свернул на обочину. Элвуд положил портфель себе на колени, и Родни велел ему сохранять спокойствие.
Сзади в нескольких ярдах от них припарковался автомобиль белого полицейского. Он вышел из машины, положил левую руку на кобуру и направился в их сторону. Затем он снял солнечные очки и убрал их в нагрудный карман.
Мы с тобой незнакомы, произнес Родни.
Незнакомы, подтвердил Элвуд.
Я ему так и скажу.
Полицейский тем временем уже держал в руке пистолет.
Первое, о чем я подумал, когда мне передали ориентировку на «плимут», сказал он, такую машину сопрет только ниггер.
Часть вторая
Глава четвертая
Последние три ночи перед отправкой по приговору судьи в Никель Элвуд провел дома. А во вторник в семь часов утра за ним прислали машину. Судебный пристав оказался добродушным парнем с густой нечесаной бородой и нетвердой хмельной походкой. Он давно вырос из своей рубашки, пуговицы которой трещали от натяжения ткани, что делало его похожим на плотно набитую подушку. Но пристав был белым, да еще при оружии, и потому, несмотря на неряшливый вид, вызывал трепет. Многие из окрестных жителей высыпали на крыльцо с сигаретой в зубах и наблюдали за ним, вцепившись в перила с такой силой, точно боялись рухнуть в морскую пучину. Соседи выглядывали в окна, и сцена, которая открывалась их взгляду, пробуждала в памяти события прошлых лет, когда у них на глазах точно так же забирали мальчика или мужчину, только не того, что жил чуть поодаль по улице, а своего, родного. Брата. Сына.
Когда пристав что-нибудь говорил а он оказался немногословен, во рту у него перекатывалась зубочистка. Он приковал Элвуда наручниками к металлической перекладине позади переднего сиденья и за все двести семьдесят пять миль не проронил ни слова.
Они добрались до тюрьмы города Тампы, и уже через пять минут пристав вступил в перебранку с тюремным охранником. Произошла накладка: в академию Никель поручили доставить троих юных нарушителей, но цветного мальчишку требовалось забрать последним, а вовсе не первым. Таллахасси ведь всего в часе езды от школы. Не кажется ли вам, поинтересовался охранник, что скакать с парнишкой по всему штату не больно-то сподручно? Он вам что, игрушка йо-йо? В ту минуту лицо у пристава уже пылало.
Я действовал по инструкции, ответил он.
Там фамилии по алфавиту расставлены, заметил охранник.
Элвуд потер отметины от наручников на запястьях. Он готов был поклясться, что в тюремном приемнике стоит скамья из церкви во всяком случае, точно такой же формы.
Через полчаса они снова пустились в путь. Франклин Т. и Билл У. далеко отстояли бы от Элвуда, расположи их фамилии в алфавитном порядке, но еще дальше на шкале темпераментов. С первого же хмурого взгляда он распознал в своих белых попутчиках заносчивый нрав. Такого веснушчатого лица, как у Франклина Т., Элвуд отродясь не видывал. Франклин, очень смуглый парнишка с ежиком рыжих волос, держался понуро, смотрел себе под ноги, но, стоило ему поднять глаза, в них отчетливо читалась ярость. Черно-фиолетовый ореол от синяков вокруг глаз Билла У. внушал настоящий ужас. Губы его распухли и покрылись язвами. Коричневое родимое пятно грушевидной формы на правой щеке добавляло еще один оттенок его пятнистому лицу. Завидев Элвуда, Билл фыркнул, и всякий раз, когда в пути их ноги случайно соприкасались, он дергался, точно обжегшись о раскаленную печь.
Как бы сильно ни различалось их прошлое и преступления, за которые их отправили в Никель, мальчиков сковали единой цепью и пункт назначения у них был один. Чуть погодя Франклин и Билл начали обмениваться короткими репликами. Оказалось, что для Франклина это уже вторая поездка в Никель. В первый раз его упекли туда за непослушание, а теперь за прогулы. Однажды его высекли за то, что он пялился на жену одного из воспитателей, но в остальном, по его словам, местечко вроде как приличное. Уж куда лучше, чем жить под одной крышей с отчимом. Билла воспитывала сестра, а потом он связался со «стадом паршивых овец», как выразился судья. Они разбили витрину в аптеке, но Билл еще легко отделался. В Никель его отправили, потому что ему всего четырнадцать, а остальных сослали прямиком в Пидмонтскую тюрьму.
Пристав сообщил белым мальчишкам, что они сидят рядом с автоугонщиком, и Билл расхохотался.
Ой, ну тачки-то я уводил постоянно, похвастался он. Вот за что надо было меня хватать, а не за дурацкую витрину.
Неподалеку от Гейнсвилла они съехали с магистрали. Пристав остановился на обочине, дал мальчишкам справить нужду и вручил каждому по сэндвичу с горчицей. Когда они снова уселись в машину, он не стал надевать на них наручники. Сказал, что знает, что они и так не сбегут. Таллахасси они обошли стороной, съехав на проселочную дорогу, точно никакого города тут и не существовало. «Я даже деревьев не узнаю», подумал Элвуд, когда они въехали в округ Джексон. От этого ему стало горько.
Он взглянул на школу, и в голове пронеслась мысль, что Франклин, наверное, прав, в Никеле вовсе не так уж и плохо. Воображение рисовало Элвуду высокие каменные стены с колючей проволокой, но тут не было никакой ограды. Ухоженный кампус изумрудно-зеленая лужайка, усеянная постройками из красного кирпича в два-три этажа. Под буковыми деревьями и кедрами старинными, высокими тенистые островки. Эта картина радовала глаз и подобных ей Элвуд в жизни не видывал; казалось, перед ним настоящая школа, хорошая школа, а вовсе не жуткий исправительный дом, мысли о котором наводили на него ужас вот уже несколько недель. Иронично, но как раз таким он воображал себе колледж Мелвин-Григгс, разве что без нескольких статуй и колонн.
Они проехали по длинной подъездной дороге к главному административному корпусу, и Элвуд заметил футбольное поле и ватагу мальчишек, которые шумно толкались, отбирая друг у дружки мяч. Он ожидал увидеть детей в кандалах и цепях точно из мультиков, но эти беспечно сновали по траве и явно радовались жизни.
Ну и дела! с нескрываемым удовольствием сказал Билл. Увиденное успокоило не только Элвуда.
Вы тут особо не выпендривайтесь, сказал пристав. Если воспитатели с вами не сладят и вы не утопнете в здешнем болоте
то по нашу душу пришлют собак из исправительного дома, что в Аппалачах, закончил за него Франклин.
Не нарывайтесь не схлопочете, подытожил пристав.
Они зашли в здание, пристав подозвал секретаря, и тот отвел их в выкрашенную в желтый цвет комнату, вдоль стен которой располагались деревянные шкафы с ящиками. Стулья стояли рядами совсем как в школьном классе, и мальчики расселись подальше друг от друга. Элвуд по привычке выбрал местечко в первом ряду. Когда дверь с шумом распахнулась и на пороге возник старший надзиратель Спенсер, все как один вытянулись по струнке.
Мэйнарду Спенсеру было далеко за пятьдесят, и его коротко стриженные черные волосы серебрила седина. В каждом жесте этого белокожего «солдафонишки» как наверняка окрестила бы его Гарриет чувствовалась продуманность, точно он заранее отрепетировал их перед зеркалом. Его заостренное лицо напоминало мордочку енота Элвуд сразу обратил внимание на маленький нос, темные круги под глазами и густые щетинистые брови, которые только подчеркивали сходство. Спенсер со всей педантичностью следил за состоянием своей темно-синей никелевской формы; каждая складочка на его одежде была отутюжена до того тщательно, что казалось, от одного прикосновения к ней можно порезаться; впрочем, и сам он напоминал ходячее лезвие.
Спенсер кивнул Франклину, и тот вцепился пальцами в край парты. Надзиратель спрятал улыбку, будто с самого начала знал, что мальчишка вернется. Он прислонился спиной к доске и скрестил руки на груди.
Поздновато вас привезли, заметил он, так что буду краток. Сюда попадают те, кто не умеет существовать в приличном обществе. Ничего страшного. У нас тут школа, а мы учителя. Мы вас научим жить, как все. Знаю, Франклин, ты все это уже слышал, но к сведению так и не принял. Может, теперь исправишься. Пока что все вы черви. У нас тут есть четыре ранга поведения: новенькие это черви, затем они дослуживаются до испытателей, потом до пионеров и, наконец, до асов. Веди себя как полагается, зарабатывай очки и поднимешься по этой лесенке. Ваша задача дослужиться до асов, и тогда вас выпустят отсюда и вы вернетесь в свои семьи. Он выдержал паузу. Если вас там, конечно, примут; впрочем, это уже не наше дело. Затем он пояснил, что асы слушаются надзирателей и воспитателей, добросовестно выполняют свою работу, никогда не прогуливают, прилежно учатся. Не дерутся, не бранятся, не богохульствуют и не хулиганят. Всеми силами пытаются исправиться, от рассвета и до заката. Только от вас зависит, сколько времени вы проведете в этих стенах, сказал Спенсер. Миндальничать тут с вами никто не станет. Для бунтарей у нас есть особое местечко, и оно вам не понравится. Я лично об этом позабочусь.
Он коснулся рукой внушительной связки ключей, висевшей у него на поясе, и уголки губ на его суровом лице дернулись то ли от самодовольства, то ли в знак зловещего предостережения. Старший надзиратель устремил взгляд на Франклина, мальчишку, который вернулся еще раз хлебнуть никелевской жизни. Расскажи им, Франклин.