Виктор Яманов
По ту сторону света
Пролог
Вокруг кружили чёрные дымящиеся тени. Я оказался в непроглядной ночи, в нескончаемой каменистой местности, среди одних камней, да валунов. И не мог различить ничего, кроме надвигающегося страха смерти. Тени двигались сквозь моё тело, будто я был невидимкой. И с каждым проходом тьмы чувствовал боль и ужас, сравнимый только с самой смертью.
Рот широко раскрылся в безмолвном крике. Очередная тень прошла насквозь. Всего на несколько секунд я ощутил себя в теле хрупкой девушки. Меня топили, чьи-то сильные руки до боли сдавливали горло, и не хватало сил оторвать их от себя. Длинные, рыжие волосы закрывали широко распахнутые глаза, но я смог уловить мужской силуэт за разделяющей нас водной гладью. Тело наполнил холод от ледяной воды. Я чувствовал на себе, как девушка захлёбывается, словно мы были единым целым. Вода заполняла лёгкие жгучей болью. Меня охватил первобытный страх, но я был не в состоянии бороться. Исход оказался известен с самого начала. Отчаяние охватило меня вместе с девушкой, чьё убийство пришлось пережить. Я не мог закрыть рот из-за спазма гортани. Агония пожирала мозг. И вдруг всё исчезло также неожиданно, как и пришло.
Физическая боль ушла вместе с туманной тенью, скрылась в гуще таких же, как она, что блуждали повсюду, но внутри меня осталось отчаяние и глубокий страх смерти, пожирающий душу изнутри. Я упал на колени, закрыв руки ладонями. Не мог ни дышать, ни рыдать.
Следующая тень заставила меня почувствовать себя мужчиной, который сидел в окопе и стрелял по врагам. Адреналин разливался по телу, и я ощутил некое удовольствие от каждого выстрела из винтовки. Чужая смерть приносила эйфорию. Всего секунду. Пока в неприкрытую каской голову не попала шальная пуля. Боли не было, я упал. Чувствовал, как одежда пропитывается кровью, и жизнь стремительно уходит, возвращая меня к теням.
Глава 1. «Найди меня»
Я проснулся в холодном поту, вскочил с кровати жадно всасывая воздух. Отдышался. Рефлекторно ощупал голову, проверяя целостность. В ушах отдавался слабый звон, словно меня оглушили во сне. Кошмары приходили каждую ночь. Год за годом. Все мои семнадцать лет.
Мокрая от пота футболка противно прилипла к телу. Я остановился возле зеркала, висящего на стене. На меня смотрело бледное лицо с короткими белыми волосами, которые слишком походили на седину, и выглядели нелепо на фоне тёмно-коричневых бровей. Зрачки ярко-голубых глаз оказались расширены, будто я принимал запрещённые вещества. Самое время избавиться от этого состояния и войти в новый день.
Я вышел из крошечной комнаты, где едва помещалась узкая кровать, которую не меняли после усыновления в детстве, и письменный стол. Вместо шкафа хранил вещи на полках и в ящиках под кроватью. Деревянные половицы звонко скрипели под ногами, и даже плотный ковёр не сглаживал стоны старого дома.
Перед тем, как помыться в ванне, которую приходилось делить с «братьями и сестрами», я засыпал её чистящим порошком. Подождал пару минут и принялся отмывать чугунную поверхность, в которую намертво въелись большинство пятен. Меня доводила до паники одна мысль мыться в месте, где оставались частички кожи других людей. Это казалось настолько противным, что от одного намерения лицо искривлялось в ужасной гримасе.
Я вновь пришёл к завтраку последним. Достал из шкафа хлопья и залил их молоком. Опекунов не было дома, как всегда в это время. Солнечный свет пробивался из запыленного окна яркими полосами, кочевавшими с пола на стол.
Как спалось? с издёвкой спросил Рахим парень на год меня младше. Ему доставляло удовольствие унижать других, или того хуже.
Как всегда, процедил я сквозь зубы, не поворачиваясь.
Сколько раз за ночь умер, а? Рахим продолжил, демонстрируя широкую улыбку.
Не слушай его, Морфей! неожиданно за меня заступилась Ирида и отвесила оплеуху сидящему рядом задире.
Я взял тарелку и присел за большой стол, где мы собирались каждое утро, а иногда и вечер. Ирида улыбнулась и передала мне ложку из стакана с приборами.
Есть планы на день? поинтересовалась она, убирая за ухо прядь каштановых волос, которые при дневном свете приобретали золотистый оттенок.
Нет, ответил я с набитым ртом.
Рахим встал из-за стола, небрежно кинул тарелку в раковину и, накинув на плечи джинсовую куртку, спешно вышел из дома. Остальные дети сидели молча, отрешённо. Близнецы-аутисты двенадцати лет не замечали мир вокруг, и постоянно уходили в себя. А десятилетняя девочка с сильной задержкой в развитии вместо завтрака раскрашивала фломастерами динозавра в альбоме, пока тарелка с хлопьями опасно зависла на краю стола.
Мы все были с «особенностями», но достаточно взрослые, чтобы опекуны оставляли нас одних на целый день в выходные. В остальные дни нас возили в спецшколу, которая могла сравниться лишь с непрекращающимися кошмарами по ночам.
Я знал Ириду с пяти лет, с тех пор как меня усыновили. Не для того, чтобы любить, за детей с психическими отклонениями хорошо платили по государственной программе социализации сирот. Опекуны выполняли все обязанности по «списку», но не более того. Суровая правда жизни. У Ириды прогрессировала шизофрения, отчего девушке приходилось постоянно принимать лекарства. Каждое утро и вечер по десять пилюль. Из-за недуга она сильно отставала в развитии по сравнению со здоровыми сверстниками.
Ирида встала из-за стола, помыла тарелку дважды. Её бзик всегда мыть посуду два раза, к этому все давно привыкли. Она налила из фильтра воды в стакан, и тут же вылила её в раковину. Налив второй раз, девушка достала из шкафа баночки с лекарствами, набрала в руку целую горсть и отправила в рот, разом осушив стакан воды.
Поиграем в прятки? воодушевлённо предложила она с детской интонацией.
Я не в настроении, хмуро отозвался я.
Ну, Морфей, ну пожалуйста! Никто больше не хочет со мной играть!
Всё равно заняться больше нечем, я пожал плечами и неохотно согласился. Детские игры Ириды мне давно надоели, но если она оставалась одна, то замыкалась в себе, и вытащить её из подобного состояния было тяжко. Мной руководило чувство долга и ответственности, как никак самый старший в «семье».
Ирида обрадовалась ответу и захлопала в ладоши. Она не понимала интонаций, только слова, так что я её не обидел. Она не умела грустить или обижаться, и радовалась каждому новому дню, как последнему. Все стены в её крошечной комнате были исписаны радужными рисунками монстров, которые приходили к ней вечерами, и они вместе играли. По крайней мере, девушка так рассказывала. И эта особенность Ириды, как и многие другие, не поддавалась лечению.
Я достал из шкафа в прихожей куртку и надел, судя по завываниям за кухонным окном, на улице было ветрено. Ирида вприпрыжку следовала за моим хмурым силуэтом. Поймал себя на мысли: «Её шестнадцатилетние сверстницы из школы для «нормальных» себя так не ведут», а потом вспомнил, что и сам не был «нормальным».
Достал для Ириды розовый свитер, который девушка с радостью натянула поверх белой футболки. Её изумрудно-зелёные глаза светились в предвкушении игры. Я проверил, что младшие нашли себе занятия в виде очередной порции книг и раскрасок, и позвал Ириду во двор.
Опекуны разрешали нам гулять недалеко от дома, но с одним условием не заходить на кукурузные поля, которые находились поблизости. Опасаясь, что кто-нибудь из нас заблудится, Дерван наш опекун огородил дом деревянным забором ещё лет десять назад. Держа руки в карманах куртки, я шаркал ногами по траве, которая охотно выбивалась из-под земли.
Чур, я первая прячусь! заявила Ирида со всей серьёзностью.
Хорошо, буду считать до десяти, промямлил я в ответ.
До двадцати! она в шутку погрозила мне указательным пальцем.
Как скажешь, выдыхая, я отвернулся в сторону дома.
Слышалось, как Ирида бежала вприпрыжку, и её шаги удалялись, становились тише и тише, пока и вовсе не пропали. От скуки считания вслух взгляд застыл на витражной мозаике, занимающей верхнюю половину входной двери. «Дешёвое убожество» из красного, зелёного и мутно-белого стекла, изображающее розовый куст.
Закончив считать вслух, я развернулся. Двор загромождали сорняки, высившиеся над нескошенной травой. Прохладный ветер щекотал лицо, заставлял редкую зелёную листву дрожать.
Короткими шагами я направился на поиски Ириды. Первым делом зашёл в обшарпанную пристройку, явно нуждающуюся в покраске. Там опекуны хранили фермерские приспособления, семена и удобрения в громадных мешках. Чаще всего девушка пряталась там. Но не в этот раз. Я обошёл пристройку, прошёл вдоль забора, где росли редкие низкие деревья, посаженные лет пять назад, как помню.
Двор оказался пустым, и я вернулся в дом. Ирида могла зайти через чёрный ход и спрятаться в одной из комнат. Зайдя, я обнаружил младших за теми же занятиями чтением и раскраской. «Видели Ириду?» громко спросил я. Но лица девочек оставались безучастны. Пришлось повторить дважды. Младшая из девочек на мгновение оторвалась от раскраски и с отрешённым видом покачала головой.
Я продолжил искать. Обошёл каждую комнату, заглянул под все кровати, открыл все шкафы. Отчаявшись, забрался на чердак. Измарал одежду в пыли, но так ничего не нашёл. Страх за жизнь Ириды застыл громадным комом в горле.
Я же старший, я не могу подвести её.
Вернулся во двор. Второй раз обошёл округу. «Нет, она не могла пойти в поле» в голове роились нехорошие мысли. Тревога усиливалась, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью. Я вышел за ворота на просёлочную дорогу, отделявшую дом от громадного кукурузного поля.
Неподалёку на импровизированном стуле из ящика и доски сидел Рахим, меня смутила его улыбка. Юный психопат так радовался только убийству грызунов, которых предпочитал отлавливать голыми руками. Удивительно, что он ещё не подхватил от жертв никакой заразы.
В этот раз парень сидел и обтачивал карманным ножом несчастный стебель кукурузы, а его одежда оказалась чистой значит, он не охотился на зверей. Не хотелось представлять какое будущее ждёт Рахима с его жестокими наклонностями.
Ты не видел Ириду? прокричал я.
Нет! тут же злорадно ответил он. Потерял свою возлюбленную?
Он окрасил всю округу дьявольским смехом, от которого мне стало страшно и тошно одновременно. Но я не стал отвечать и отвернулся, продолжив поиски.
Изредка приходилось помогать опекунам с ненавистной мне кукурузой, все проходы в полях были давно изучены, и год за годом их расположение не менялось. Саженцы оказались на голову выше меня, и я искренне наделся найти Ириду на одной из троп. То и дело кричал: «Ирида! Где ты? Это не смешно! Выходи!», но мои мольбы оставались без ответа.
Шли часы. Казалось, что если не найду Ириду, то сердце остановится и я мгновенно умру. А тело найдут через пару недель при сборе урожая. Ком в горле разрастался, мешал дышать.
Солнце медленно двигалось над головой, освещая округу ясными лучами редкого тепла. А Ирида исчезла. Без следа.
К вечеру, когда я в пятый раз обошёл дом и ближайшие окрестности, обыскал тропы в кукурузных полях на несколько километров вглубь, пришлось сдаться. Я разрывался от желания скорее сообщить о пропаже «сестры» и самому спрятаться в тёмный подвал, чтобы опекуны не наказали.
Дежурные номера висели на потрёпанном листе, приклеенным скотчем возле стационарного телефона на кухне дома. Я дышал глубоко и ровно, пока страх не позволил спокойно говорить. Набрал Марту второго опекуна. Мои ладони покрылись каплями холодного пота. Она ответила не сразу:
Да, в трубке послышался усталый голос.
Марта, это Морфей. Я не знаю, как сказать, от тревоги я теребил свои пальцы ногтями, раздирая кожу в кровь.
Что случилось? насторожённо спросила она.
Я не могу найти Ириду. Обыскал всё, даже кукурузное поле. Нигде нет, на одном дыхании протараторил я.
Скоро буду! чётко ответила Марта и положила трубку.
Она знала, что никто бы не посмел беспокоить её по пустякам.
Внезапно воздух в помещении стал густым, а стены и потолок придавили голову. Я вышел из дома и присел на крыльцо. На глаза наворачивались слёзы. Подобное отчаяние мне довелось испытывать лишь в кошмарах, приходящих каждую ночь.
Марта и Дерван приехали вместе на старом джипе, местами с облупленной краской. Я услышал хрип мотора за забором и сразу вышел к месту во дворе, где опекуны обычно ставили машину.
Где Ирида? яростно вскрикнул Дерван, не успев выйти из машины.
Я я не знаю, в панике тараторил я.
Что значит не знаешь? он распахнул дверь автомобиля так, словно хотел вырвать её с петель и бросить в меня.
Успокойся! Марта пыталась утихомирить мужа.
Она вышла из машины и открыла заднюю дверь. С пассажирского сидения вылез Алек их единственный родной сын, без каких-либо отклонений в развитии. Марта взяла темноволосого семилетнего мальчишку за руку, а Дерван не переставал на меня орать.
Мы позволили тебе жить с нами, ни в чем не ограничивали. И чем ты нам отплатил? он бурно размахивал руками, сдерживаясь, чтобы не ударить меня.
Мы играли в прятки, я только отвернулся посчитать до двадцати. оправдывался я, но глубокое чувство вины пожирало душу до самого основания.
Нужно вызвать полицию, и ещё раз всё обыскать! твердым тоном заявила Марта.
Пошли искать! опекун толкнул меня в плечо.
Марта отправилась звонить в полицейский участок, а мне пришлось возвращаться в кукурузное поле. Дерван не переставал причитать о моей безответственности. Я и сам причитал в голове, но после выражений опекуна почувствовал себя настоящим ничтожеством, не способным даже за взрослой девчонкой уследить.
Солнце клонилось к закату, постепенно забирая свой свет в объятия горизонта. Я не переставал выкрикивать имя Ириды, в истерике молил её откликнуться. И почему это случилось с ней, а не со мной?
Мы вышли из поля в сумерках. У дома стояла полосатая полицейская машина. А чернокожий мужчина в форме записывал в блокнот показания Марты. Она с высоко поднятой головой объясняла офицеру все «особенности» поведения Ириды, высказала предположение, что «девочка потерялась и нуждается в помощи».
Морфей, иди сюда! приказным тоном подозвала она.
Я повиновался. Полицейский, чьё лицо украшали густые усы, оценивающе посмотрел на меня исподлобья. Марта убрала за спину редкие пряди тёмно-рыжих волос и скрестила руки на груди.
Расскажи мне всё с самого начала, обыденным тоном попросил офицер.
И я рассказал, судорожно, запинаясь, тревога не отпускала разум ни на секунду, жадно сдавливая виски, подобно тискам. Полицейский всё записал, не перебивая и не задавая вопросов. Я подробно рассказал ему, где уже искал.
Вы найдёте её? запинаясь, понадеялся я.
Это оказалось пыткой: переживать за чужую жизнь наяву гораздо больнее, чем раз за разом делить с кем-либо смерть во сне.
Конечно, он изобразил доброжелательную улыбку. Девочка скорее всего сошла с тропы и заблудилась. Будем искать, пока не найдём.
Морфей, иди в дом! Хватит с тебя, приказала Марта.
Но я могу помочь! жалобно возразил я.
Нет! отрезала она.
Пришлось повиноваться. Склонив голову, я направился в дом. Чувствовал себя нашкодившим юнцом, но сейчас моя невнимательность могла стоить Ириде жизни.