Двери «Форда» кровоточили крошками краски, сочились сукровицей шпаклёвки, призывая влагу усугубить мучения. Паста и маскирующий карандаш были здесь бессильны. Чёрт с ним, потом всё потом
Он открыл дверь, сел в сохранивший ночную прохладу салон и снял с лобового стекла солнцезащитную шторку. Через несколько секунд двигатель ожил и принялся сотрясать двухдневное оцепенение.
На пути к Волоколамскому шоссе, соединяющему Красногорск с Москвой, лежала насмешка над автомобильной дорогой вертлявое недоразумение из асфальта, щебня и песка, щедро испещрённое колдобинами. У бетонного забора строительного рынка Максим сбавил скорость до черепашьей и провёл «Форд» мимо торчащей Г-образной трубы. Водопроводную закорючку воткнули в канализационную решётку на дне глубокой рытвины, которую часто заполняла вода, скрывая ловушку (если не считать всю дорогу сплошной ловушкой). Ржавую решётку расщепила пополам трещина, на трубе предупреждающе болтались голубой и розовый куски ткани, повязанные по обе сторону ржавого вентиля, точно шейные платки. Дождя давно не было, снега в обозримом будущем не предвиделось, но металлическое пугало продолжало нести вахту. Предупреждая об очевидном.
На Москву, по-наполеоновски сказал Максим, как делал почти каждое рабочее утро на выезде из Павшинской поймы, но шутка не показалась смешной, даже своей избитостью.
2
Дуб-долгожитель, четверть тысячелетия смотрящий на творящееся вокруг безобразие, приблизился по правой стороне, проплыл мимо и какое-то время жил в зеркале заднего вида, уменьшаясь, уменьшаясь, уменьшаясь. Максим урывками следил за размерными метаморфозами природного памятника.
В дороге его занимали далёкие от расследования или расставания с Аней мысли. Обычные путевые думы не очень свежего водителя, лейтмотивом которых было: «лишь бы никто не остановил». Понятно, что отболтается, но зачем лишний раз объяснять инспектору, что он Дюзов тоже сотрудник, что они коллеги, что завтра, возможно, встретятся при других обстоятельствах Максим вспомнил старшего летёху Коляна Штульда, утренняя похмельность которого, точнее, фирменный способ её маскировки, вошёл в следственный фольклор Штульд всегда держал наготове обычную сигарету (с электронной такой фокус не канал) и как только его тормозили, принимался пыхтеть паровозом, а если не помогало, тянулся за удостоверением. Да, всё решаемо, но всегда найдётся принципиальный, честный от изгиба фуражки до кончика жезла, и тогда это исцарапанное утро испортится окончательно.
Прежде чем наведаться в ИИКМ (Исследовательский Институт Квантового Моделирования), где должны были восстановить кабинет пропавшего профессора, Максим заехал в управление: отметиться на утренней «пятиминутке» и прихватить выездную папку.
Медлительный шлагбаум и сонный кивок вахтенного пропустили на асфальтированную дорожку, ведущую прямиком к главному зданию. На парковке для личного транспорта нашлось место рядом с электромобилем заместителя начальника следственного управления. Максим пристроил ущербный в таком соседстве «Форд» справа от аквамаринового «мерса» руководителя и вышел под текущее истомой небо. Редкие облачка казались размякшими гренками, которые кто-то высыпал в огромную порцию бульона; желток солнца почти погрузился в наваристую снедь.
Перед ступеньками входа стояла бензиновая «таблетка» (автопарк Следственного комитета обновлялся не так стремительно, как модельный ряд начальствующего состава), водитель «уазика» пялился в навигатор, где ребристый Брюс Ли вешал люлей направо и налево, не смущаясь отсутствия звука. Под навигатором на клейком коврике лежала рекламная брошюра с логотипом «Р-К» («Ретро-Классика») и пятном от одноразовой флешки такие «пробники» недавно раздавали по всей Москве в рамках международного фестиваля ретро-кино, посвящённого картинам о боевых искусствах.
«Пьяный мастер»? шутливо спросил Максим.
Почему пьяный? Кто пьяный? искренне удивился водитель. Это Джеки Чан пьяный, а Брюс Ли трезвый.
Мастерство не пропьёшь.
Очередная попытка схохмить отскочила от водителя, как сухой горох.
Всё пропьёшь, серьёзно сказал тот и поставил фильм на паузу.
Понял. Максим примирительно поднял руки. Не мешаю. И взбежал по ступенькам.
Кабинет пустовал все ушли на «пятиминутку». Максим глянул на часы и понял, что не успеет привести себя в соответствие с обозначенным начальством дресс-кодом. Он сунул в карман брюк галстук, схватил со стола ежедневник и припустил по коридору к «вратам в новый продуктивный рабочий день».
В кабинете Дмитрия Валентиновича, заместителя начальника Следственного управления, высился частокол спин.
А, Макс, кивнул сосед по кабинету Игорь Пономарёв и пропустил коллегу «в строй», с облегчением оказавшись в арьергарде следователей. Чем дальше от шефа, тем надёжней, к тому же на щуплом теле Пономарёва по какому-то недоразумению оказалась небесно-голубая жилетка, семейство которых Дмитрий Валентинович не переносил на дух. В рабочей обстановке, разумеется.
Решил начать понедельник самоубийством? шёпотом спросил Максим, кивая на небесно-голубое глумление над ветхозаветным дресс-кодом.
Хоть ты не подливай, сквозь зубы процедил Пономарёв. От подруги, домой не успел заскочить.
Стульев не хватало, те, кто стояли, переминались с ноги на ногу, внимая ритуальным наставлениям. Утреннюю «пятиминутку» между собой окрестили «смешной»: кто-то прятался за спинами коллег, кто-то откровенно дремал, кто-то, Максим в их числе, в спешке повязывал поверх рубашки галстук. Успел, подобрался, постарался дышать тихо и в сторону, когда Дмитрий Валентинович попросил план работы на неделю.
Дюзов, когда в институт? осведомился начальник, глядя в ежедневник Максима. Профессора искать будем или он на атомы рассыпался?
Будем. Сразу после и собираюсь, заверил Максим со всей серьёзностью. Сегодня должны подготовить копию кабинета.
О как! Новые технологии на службе следствия. Тогда едь, разумеется, Дмитрий Валентинович закрыл ежедневник и протянул его Максиму. И давай-ка план на неделю в следующий раз не будем столь подробно расписывать? Манера начальника часто переходить на «мы» располагала, и вообще Валентинович оказался нормальным мужиком, особенно в последний год, когда сошлись в рабочих вопросах. Техническая работа, точка, уважительно, почти увесисто, процитировал Дмитрий Валентинович запись из ежедневника Максима. Что-то многовато запланировал, может не надо так надрываться, а то сердечко посадишь.
Понял, тоже улыбаясь глазами, пообещал Максим и стал пробираться к двери.
В спину ударило негодование, наигранное, но, тем не менее, опасное:
Пономарёв! Это что за вольная пастораль? Кабинет начальника с кабаком перепутал, а, капитан?
Крепись, шепнул Максим, проходя мимо глупо улыбающегося Пономарёва.
Кто впустил этого модника?! «На плечах» в кабинет зашёл?! услышал Дюзов уже в коридоре, и кабинет начальника взорвался хохотом. Максим тоже не удержал улыбку жаргонное «зайти на плечах» означало попасть в квартиру через знакомого наркомана или синяка, которому открыли дверь, не зная, что тот «принёс на плечах» следователя.
«Смешная пятиминутка», несмотря на вроде как фиксированный интервал времени, заканчивалась для всех по-разному, и уж точно не в пределах оговоренного в названии времени (именно поэтому её ещё называли как противотанковую пушку «сорокапяткой»). Паша Важник, рабочее место которого вместе с Дюзовым и Пономарёвым располагалось в кабинете 22, освободился даже раньше Максима. Важник сидел за столом слева от окна, пытаясь «оседлать» новую компьютерную систему «Спейстоп», месяц назад пришедшую на смену компьютерной мыши и обрекшую всё управление на муки привыкания. Руки следователя копошились внутри прозрачного светодиодного дисплея, а губы отбивали нецензурное резюме о новых технологиях. Одно хорошо, экран пальцами не заляпает.
Игорька сношают? спросил Важник, не поднимая головы.
Не без этого.
Невротиком его шеф сделает.
Лишь бы не невпопиком.
Ха! прыснул Важник, но тут же помрачнел. Чёрт! Чего она картинку поворачивает?
Башкой не крути, комп под тебя ракурс подстраивает. Или отключи функцию привязки.
Умные, мать пробурчал Важник. Встроенная в дисплей камера, отслеживающая жесты, и трёхмерный интерфейс будто бы ставили садистский эксперимент над нервной системой следователя. Пытаясь переместить виртуальные вещдоки с полки на полку, Важник перелистывал макет комнаты; желая изменить размер картинки, закрывал программу.
Игорёк, походу, карточку-заместитель потерял, вспомнил Максим. В пятницу по рапорту табельное получал.
Нашёл он карточку, сказал Важник.
Ну, хоть так. Одним косяком меньше.
Максим ослабил узел галстука, упал на стул, привалился плечом к стене и нацелился на бутылку минеральной воды в углу стола. Загарпунил, подтянул, свинтил крышку и сделал жадный глоток. Газированная минералка выдохлась. Оно и лучше
Вот гадство! Важник достал из монитора руку, погрозил камере кулаком и стал подкатывать рукава васильковой рубашки (летний вариант формы без рукавов в который раз отменили, разрешив, при жаре за двадцать пять по Цельсию, расстёгивать верхнюю пуговицу и закатывать рукава). Кстати, сегодня новенького к нам перевели, на место Шмелёва.
Нормальный? спросил Максим без особого интереса.
А я почём знаю. Первый день и сразу на вызов.
Бывает.
Максим провернулся на стуле и закинул ноги на сейф. В тот же момент дверь скрипнула, и он поспешно снял ноги с угрюмой железяки, набившей пузо делами и вещдоками. В кабинет просочился Пономарёв. На вид довольно бодрый, несмотря на свёрнутую валиком жилетку, которую держал под мышкой, и шлем Дарта Вейдера, изображённый на белой футболке.
Игорёк, ты точно самоубийца, покачал головой Максим. Ты бы ещё тюремную зебру напялил.
Да-а, знатное зрелище мы пропустили, заметил Важник.
Нормуль всё, отмахнулся Пономарёв. Он подошёл к своему столу, вкрутил аккумулятор е-сигареты в зарядное устройство и включил агент-ресивер. Поржали и будет.
В рабочую рубашку трудно было переодеться?
Да невезуха сплошная. На выходные рубашки забрал, простирнуть. У подруги остались валяться.
Так, так Важник с нескрываемым облегчением отодвинулся от компьютера: Пономарёва подкалывать это не со «Спейстопом» сражаться. Если дама ещё и рубашки твои стирает, тут попахивает свадьбой. Верно говорю, Макс?
Это попахивает стиральным порошком, задумчиво сказал Максим. Он вспомнил вечер, когда понял, что Аня та самая, а не просто очередная девчонка рядом. Был ливень и железнодорожные пути, через которые они бежали к ней домой, без зонта, без ненависти к заставшей врасплох стихии, и был ларёк на платформе, и промокшее насквозь дерево, которое не спасало, а лило целенаправленно и непрестанно, и поцелуи под дуршлагом ветвей, влажные и ненасытные. В квартире, которую Аня снимала, они разделись и завернулись в банные полотенца. Аня без спросу собрала его мокрые вещи носки, нижнее бельё, джинсы и футболку и озадачила стиральную машину. Именно эта бытовая забота, молчаливая и простая, заставила Максима посмотреть на Аню по-другому. Через два месяца он предложил ей переехать к себе.
Тебя-то когда окольцуют? спросил Игорь, довольный возможностью смахнуть со своей персоны перхоть внимания.
Как только, так сразу.
Максим открыл ящик стола, порылся, достал пакет с перчатками и выездную папку с полным комплектом бланков и «печатей» (фрагментов бумаги с оттиском печати). Встал. Развивать тему женитьбы и отношений хотелось не больше, чем искать табельное оружие, упавшее в деревенский сортир. В этом мало приятного, Женька Дивин подтвердит: его «Макаров» вылавливали из дерьма всем управлением, баграми и сачками, вылавливали, вылавливали, да так и не выловили. Нет пистолета и всё тут. Табельный тренчик висит до щиколотки, а Дивин руками жалобно разводит забыл пристегнуть, а куда оружие делось, хоть убейте, не знаю. Может, и не в сортире сгинуло. Обыскали всё вокруг. Ничего. Дивину строгий выговор и весь комплект проблем в плечи, а за непристёгнутый к пистолету хлястик спрос со всех по полной программе.
Пойду, сказал Максим, определяя в сумку папку и перчатки.
Громкоговоритель под потолком ожил, хрипнул и снова замолчал.
А? Куда? как-то растерялся Пономарёв. У меня тут
В Сколково. На осмотр.
Основания? по-деловому осведомился Важник, плохо имитируя голос начальника.
Восстановление места преступления до момента самого преступления. Повторный осмотр, подыграл Максим.
А первый, значится, поверхностный? Ничего с первого раза осмотреть не можем, глаза б мои вас не видели, бездари.
Так точно. Не увидят.
У меня тут попробовал ещё раз Пономарёв и, когда Макс повернулся к нему, кивнул под свой стол. Практикантка с самого ранья забегала
Под столом ждёт?
Днюха у неё сегодня отпросилась. И пакетик презентовала.
Ага! многообещающе сказал Важник и отодвинулся от компьютера ещё дальше, так, что упёрся в подоконник.
Я пас, опережая события, сказал Максим.
А я гол, передразнил Важник. Что там, Игорёк, в пакетике волшебном?
Блинчики с красной рыбой, нарезка мясная, помидорчики, настойка
Бабская?
Сорок оборотов.
Умница практикантка! Зачёт!
У меня руль, мужики, отмахнулся Максим. Давайте завтра.
Пономарёв покачал головой, Дарт Вейдер снисходительно глянул с футболки.
Такое богатство и до завтра? Вечерком, после работы, и оформим.
Как знаете.
Максим открыл дверь.
Макс позвал Пономарёв.
А?
Я твою рубашку на сегодня возьму?
Максим улыбнулся уголками губ и кивнул.
3
Наукоград Сколково.
Очередная точка Б, в которую он должен попасть из точки А. Очередная ломаная пути, ориентир для физического перемещения тела, и идеальная среда для путешествия мысли. Даже отдавая всего себя управлению машиной, выжимая до капли сосредоточенность, человек парадоксально высвобождает внутри себя ментальную полосу, по которой мчит без оглядки разум. В конце концов, дорога из точки А в точку Б превращается не в странствие материи, и даже не в зачин школьной задачки, а в турне раздумий.
Максим думал о себе и об Ане. Не о них, а именно так порознь, несмотря на соседство в рванине воспоминаний. Он помнил её слова: «Неужели тебе не хочется сделать шаг вперёд? Четыре года прожили без штампа и ещё сорок проживём?» и её же молчание, пришедшее следом, и собственную немоту, и безразличие реки Баньки, притока ещё более равнодушной Москвы-реки. Кажется, это был День города. Они попытались сбежать от праздничной суеты и гомона, но не смогли сбежать от самих себя. Возможно, именно тогда она начала паковать свой «чемодан расставания». Возможно, ей просто было больно, она сомневалась, ждала доказательств. Возможно, видела в краснеющем закатном небе какой-то знак, бесконечно грустный символ. Максима же беспокоили уставшие ноги, надоедливые комары и мечты о холодном пиве. Мужчины и женщины на редкость несинхронные в чувствах создания, к тому же мужчины обладают меньшей восприимчивостью к отвлекающим факторам.
Автомобиль ехал на запад. К северу от Можайского шоссе виднелись башни грязно-розовых новостроек, обступивших громадный торговый центр. Под днищем периодически что-то будто бы постукивало, но «Форд» держал своё место в транспортном потоке понедельничного утра. Обнадёживающе собирались тучи, правда, лишь на севере, словно организуя сходку авторитетов, на юге небо было безнадёжно чистым и голубым. Максим пожалел, что не дал себе времени на чашечку кофе. Может, удастся глотнуть на территории инновационного комплекса.