Доктор Ланг, подождите, пожалуйста. Она торопливо стучала каблуками по резиновому покрытию пола. Мне нужно вам кое-что сказать.
Мученически закатив глаза, заведующий отделением поставил последнюю закорючку, что-то с улыбкой шепнул медсестре и повернулся к спешащей к нему навстречу взлохмаченной Рене. Без особого интереса он следил за её быстро приближающейся фигуркой и от скуки едва не зевал.
Что вам ещё нужно? лениво спросил Ланг, стоило ей остановиться.
Я я хотела бы извиниться за то, что произошло сейчас в кабинете, быстро проговорила она и, так как никаких комментариев не последовало, продолжила: За сказанные вам слова, за всю ситуацию, которая случилась из-за меня. Поверьте, я не знала и действительно не хотела, чтобы так вышло.
Неужели? странным тоном произнёс Ланг и скрестил на груди руки, отчего прямо перед её носом оказался странный лабиринт татуировки.
Задрав голову, чтобы смело посмотреть в золотистые глаза, она никак не могла истолковать пойманный взгляд, чего там было больше: насмешки, интереса или же напряжения. Впрочем, вся поза доктора Ланга выражала едва сдерживаемое нетерпение, словно он уже был готов запрыгнуть на свой байк и быстро умчаться. Право слово, не человек, а рождённое в плоти и крови олицетворение стремительности. И всё же Рене должна была договорить, а он выслушать.
Для меня попасть сюда, к вам, такая же неожиданность. Не так я представляла свою карьеру, однако случилось то, что случилось. Да, моя специализация и практика не были столь обширны, скорее, наоборот Но я почту за честь учиться у вас. И прекрасно понимаю, что вы имеете полное право думать обо мне так Она на секунду замялась, прежде чем договорила: Так, как сказали.
Рене перевела дыхание, не заметив, что руки принялись машинально теребить пояс плаща, а Ланг всё стоял и смотрел на неё сверху вниз. Молчание затягивалось, и надо было бы сказать что-то ещё, но слова больше не шли. Наконец Энтони Ланг хрустнул длинными пальцами, посмотрел куда-то поверх её головы и небрежно бросил:
Имею право, говорите? Он презрительно скривился. Нет, мисс Роше, не имею. Однако раз вам настолько нравится унижаться, то я, пожалуй, продолжу так думать и дальше.
Сэр попробовала было заговорить Рене. Чёрт, он всё понял неправильно! Совершенно неверно!
Мисс Роше, раздражённо оборвал её Ланг, засуньте свое благородство в рот, прожуйте и протолкните в глотку, стараясь не подавиться. И бегите отсюда прочь прямо сейчас, пока ещё не пожалели, что вообще переступили порог этой больницы.
Но
Ваша смена начинается завтра в половине шестого, и я настоятельно рекомендую туда не явиться. Он снова взялся за дверную ручку, но Рене, которая, видимо, набралась хамства у него же, прижала ладонь к створке, не дав открыть.
Сэр, пожалуйста, выслушайте меня. Вы неправильно поняли Умаление прав на извинения одной из сторон для неё унизительно. Помните? Это ваши слова. Я всего лишь хотела
Рене резко оборвала себя, потому что Ланг стремительно наклонился, отчего его бледное лицо оказалось слишком близко, и процедил:
До свидания, мисс Роше.
А в следующий миг мужчина рванул створку, вынудив пошатнувшуюся Рене инстинктивно схватиться за край откоса, в один шаг очутился на лестнице и резко захлопнул за собой дверь. Причём сделал это с такой силой, что грохот разнёсся по всему коридору, зазвенев в стёклах перегородок и кабинетов.
Рене шарахнулась в сторону всего лишь на мгновение позже удара закрытой двери. Но этого, конечно, никто не заметил, как не обратил внимания на её безумный взгляд и выступившую на лбу испарину проходивший мимо персонал. А она сама не понимала, как сумела не заорать. Почему вообще устояла на ногах, а не рухнула на пол у чёртовой двери с воем и воплями. Было так больно, что перед глазами на несколько секунд всё пошло цветной рябью, и к горлу подкатила тошнота. Открыть глаза было страшно, но Рене всё равно медленно подняла левую руку и боязливо уставилась на ободранные пальцы, прежде чем инстинктивно прижала к груди пострадавшую кисть. На прижатых дверной створкой фалангах уже собиралась кровь, однако беспокоило вовсе не это. Осторожно, боясь сделать слишком резкое движение, она согнула и разогнула горевшие огнём пальцы, а затем перевела безумный от боли взгляд на равнодушную светло-серую дверь. Боже
Руки хирурга предмет его гордости. Незаменимый инструмент. Смысл жизни. Можно разбить окуляры, остаться с одной ногой или вовсе без них. Но нельзя оперировать без идеально послушных рук. И теперь доктор Роше могла только надеяться, что к половине шестого утра её едва не перебитые пальцы будут способны удержать хотя бы пинцет. Господи, ну до чего же неудачная вышла случайность!
Глава 4
Остаток дня Рене провела, бегая по этажам и «наслаждаясь» прелестями учебной бюрократии. Она знакомилась с новыми коллегами, составляла в голове примерную карту местности и с тревогой ждала вечера, когда придётся вернуться домой и напрямую столкнуться с последствиями. Прижатые дверью пальцы болели. Да что там! Они пульсировали и ныли в такт сердцебиению всякий раз, стоило подняться несколько пролётов по лестнице или влететь в закрывающийся лифт. А любая попытка ими пошевелить вызывала горькое желание разреветься.
Вернувшись в кабинет Лиллиан Энгтан после неудавшегося разговора, Рене до конца интервью старательно прятала руку в складках плаща. Она знала, что пачкает его кровью, но отчаянно не хотела вопросов или (не приведи господи!) очередного конфликта. На сегодня для всех хватило унижений, и снова подставлять доктора Ланга под гнев главного врача было бы слишком жестоко. Однако по тому, как неловко вышло подхватить протянутую толстую папку, стало понятно, что притворщица из неё вышла аховая. Но Энгтан промолчала, только нахмурилась сильнее и отпустила с миром покорять дороги бумажной волокиты.
Во время этих вынужденных скитаний между отделениями Рене выяснила, что общая хирургия располагается на восемнадцатом этаже, под самой крышей огромного длинного корпуса, а операционные, согласно стандартному плану больниц, на полуподземных уровнях. Это поначалу заставило недоумённо моргнуть, потом медленно прикинуть, сколько минут займёт путь наверх или вниз, а затем Рене длинно выдохнула. Похоже, бегать придётся много. А уж о ночных дежурствах и говорить нечего.
Там же, в отделении, на самом верхнем этаже, Рене несколько раз сталкивалась с доктором Дюссо, который шёл будто бы по пятам: в коридоры, в кабинеты, ординаторскую до лифтов, к чёрной лестнице и даже в небольшую лабораторию, куда её попросили занести по пути чьи-то отчёты. Впрочем, это своеобразное преследование натолкнуло её на странные мысли. Чем дольше она смотрела на доктора Дюссо, тем больше лучший друг доктора Ланга выглядел как сам доктор Ланг.
Она с удивлением поняла это, когда наткнулась взглядом на такую же чёрную рубашку, тёмные брюки и даже небрежно закатанные рукава. Всё в нём, от походки до манеры жестикулировать, в точности повторяло привычки главы хирургии, но только не производило и доли того впечатления, какое оставлял после себя доктор Ланг. Уж это она почувствовала собственной кожей, потому что каждый раз, стоило им пересечься, Дюссо провожал её тем самым перебродившим взглядом. Это вызывало желание поскорее сбежать, а шрам взрывался такой острой болью, что, кажется, покраснел.
Разумеется, Дюссо видел покалеченные пальцы. Наверное, это стало первым, куда упал его взгляд, но он ничего не сказал. Только взглянул на часы, улыбнулся одной из медсестёр, и на том инцидент оказался исчерпан. Однако в конце дня, когда лифты для посетителей были переполнены уходившими со смены врачами, а Рене, прижатая двумя могучими ортопедами, почти висела на задней стенке кабины, произошёл самый отвратительный разговор, предметом которого стала она сама.
Они зашли в лифт двумя этажами ниже: Ланг на своём сегвее, который, видимо, всё же забрал из кабинета, и Дюссо. Между ними и Рене пролегла внушительная прослойка из человеческих тел, отчего эти двое наверняка её не заметили. Однако резко выделяющаяся на фоне французского говора английская речь не дала пропустить ни единого слова.
Глава хирургии был очень высок. Однако теперь, благодаря высоте сегвея, его голова и вовсе маячила где-то под потолком, подобно чёрному воздушному шарику. В другой раз это показалось бы презабавным, но сейчас отчего-то было не до смеха. Видимо, уже немного отёкшие пальцы напрочь отбили малейшее чувство юмора. Два врача явно продолжали начатый ранее разговор, пока Рене нервно стискивала папки с документами и мечтала очутиться где-нибудь в Гренландии.
Твоей целью сегодня было устрашение ради абсолютного послушания или ты действительно настолько не хочешь видеть девчонку в операционной? раздался голос Дюссо.
Настолько, коротко отозвался Ланг.
Жаль, протянул Дюссо, а затем раздался театрально длинный вздох. Она довольно милая. Видел бы ты, как она сладко краснела на похоронах
Бог миловал, процедил доктор Ланг и демонстративно достал телефон, но его друг, кажется, не уловил намёка. Мне хватило вчерашнего.
А что было вчера? недоумённо поинтересовался Дюссо, но, когда ответа не последовало, вернулся к очень интересной для него теме. Нет, серьёзно. Такой симпатичный маленький ангелочек.
Ага буркнул Ланг, который откровенно не слушал.
Как думаешь, за её крылышки будет удобно подержаться в позе сзади?
М-м-м
Опять же, шрам маячить перед глазами не будет. От него что угодно упадёт
Шрам? Впервые за всё это время глава отделения проявил хоть какой-то интерес к разговору, чем мгновенно воспользовался Дюссо.
Только не говори, что уже забыл, воскликнул он, но немедленно перешёл на громкий шёпот. У неё же всё лицо порезано. Чик-чик. Плохо зашили, видимо. М-да. Такое полночи в кошмарах сниться будет. А вообще могла бы чем-нибудь там замазать Эй! Ты действительно не помнишь?
Не заметил, отозвался главный хирург, снова потеряв всякий интерес к разговору.
Двери открылись и впустили новую порцию людей, отчего толпа перед Рене уплотнилась, а голоса двух врачей стали ближе.
Как этого можно не заметить?
Молча.
Интересно, что же такого она должна сделать, чтобы ты обратил на неё внимание?
Ответом стали ленивый поворот головы и недовольно сдвинутые брови. Очевидно, доктора Ланга уже порядком утомила беседа, а потому в кабине наконец-то повисла тишина. Но ненадолго, ведь стоять и ничего не говорить больше пары секунд Дюссо, похоже, попросту не умел.
Как думаешь, девчонка завтра придёт?
Мне всё равно.
А не боишься, что после таких эскапад она может подать на тебя в суд? Пальцы ты ей сильно отшиб. Я видел сегодня.
Не подаст, раздалось ленивое хмыканье, а потом Ланг равнодушно добавил: Эта нет. И если не дура, то уже пакует чемоданы, чтобы и дальше лить слёзы на могилке Хэмилтона.
Ну, судя по бумагам на твоём столе, она подписала контракт, ехидно заметил Дюссо. Видел, когда занёс тебе снимки.
Значит, всё-таки дура, послышался разочарованный выдох, а следом намеренно громкое клацанье по экрану телефона.
Смотрю, она тебя совсем не впечатлила.
А тебя чересчур.
Кажется, разговор окончательно достал доктора Ланга, потому что он устало потёр глаза и нахмурился, вчитываясь в какое-то сообщение или письмо. В общем, в нечто такое, что могло бы избавить от дальнейших обсуждений. Однако
Ну, я бы так не сказал, но, возможно, ты прав Дюссо посмотрел на главу отделения, который явно уже не слушал. Теперь Ланг что-то быстро печатал, пока его коллега терпеливо ждал ответа. Она тебе не нужна?
Кто? машинально отозвался глава отделения.
Девчонка. Если нет, тогда ты будешь не против
Похоже, Дюссо что-то изобразил, но последовал очередной раздражённый вздох, и пришлось замолчать. Слава богу! Рене нервно облизнула пересохшие губы. Однако в благословенной тишине им удалось проехать лишь пару этажей. Так что, когда она уже понадеялась на окончание этой неловкой беседы, со стороны замолчавших было мужчин донеслось новое:
Но если нет, можем поделить
Господи! процедил Ланг. Ты можешь уже заткнуться? Я выразился достаточно ясно: мне плевать на Роше и
Он явно собирался добавить что-то ещё, но вдруг тряхнул головой и запустил руку в волосы, словно у него внезапно заныли виски. Ну а потом кабину дёрнуло, двери лифта наконец-то открылись, и толпа радостно хлынула в общий холл первого этажа. Только Дюссо немного замешкался, пропуская сегвей, потому Рене услышала:
Мисс Ромашка, вы проданы, хохотнул он себе под нос и вышел следом за выкатившимся наружу Лангом.
Рене же осталась стоять в лифте, куда снова набивались люди, и спохватилась в самый последний момент, когда кто-то уже потянулся к кнопке закрытия дверей. С извинениями растолкав недовольных пассажиров, она успела вывалиться в коридор, прежде чем за спиной захлопнулись створки. И это было ужасно. Всё было ужасно! Доктор Ланг не опроверг слов Дюссо о пальцах, правда, и не подтвердил. А это значит значит Что-то же это должно значить! Боже Рене в замешательстве сжала папку сильнее и тут же охнула от боли.
Взглянув на наливающиеся синяками и чуть припухшие фаланги, где красовались неприятные ссадины, она поджала губы. Нет, скорее всего, Ланг просто не стал спорить с другом. Он устал, у него, очевидно, разболелась голова. Да и разве может хоть один связанный клятвой врач намеренно пойти на такую жестокость? Нет! Рене упрямо нахмурилась и быстрее зашагала к выходу из больницы. Никто из них не сделает больно нарочно. Не унизит. Не предаст человеческое доверие. Потому что зачем вообще становиться врачом, если внутри нет сострадания? Так что прочь любые подозрения от Энтони Ланга! Ни в коем случае нельзя сомневаться в человеке, пока он не докажет обратного. К тому же шрам никогда раньше её не обманывал.
Рене раздражённо передёрнула плечами, затем инстинктивно провела пальцами по тонкой полосе, что пересекала левую щёку и уходила дальше за ворот платья. Она слышала много обидных шуток в свой адрес, и эта не сказать, что её впечатлила. Но доктор Дюссо совершенно точно скрывал в себе нечто такое, отчего по спине пробегал холодок. В голову тут же лезли похороненные много лет назад воспоминания. Казалось, ей удалось превратить их в новые цели ещё лет десять назад, но один липкий взгляд пробудил их опять. И что с этим делать, она не знала. Шрам никогда не врал. Так значит ли это, что она может смело доверять Энтони Лангу, но должна бежать прочь от Дюссо? Хотя куда деться из одного отделения? Бред Рене хмыкнула, потом с каким-то яростным облегчением принялась расцарапывать горящий на шее рубец.
На то, чтобы отстирать с плаща смазанные следы крови, ушёл целый вечер. Остальное же время она потратила на судорожное чтение протоколов будущих операций и борьбу со справочниками, которых неожиданно оказалось слишком много. Да, у неё было время на подготовку, но чудовищно мало, если раньше ты вскрывал мозги и спины, а не кишки или желчные пузыри. Вряд ли, конечно, будет намного сложнее, но непривычнее точно. А уж волнительнее и подавно. Рене придётся прыгать выше головы самого доктора Ланга, потому что нечто менее гениальное его вряд ли устроит.
Так что в состоянии некоего транса она сидела на продавленном диване, куталась в подаренный на прощание друзьями из нейрохирургии плед и шептала классификации ран, пока вчитывалась в предоперационные эпикризы. С закрытыми глазами старший резидент мысленно проходила через каждый этап предстоящих манипуляций, просчитывала возможные осложнения, а потом судорожно сверялась по справочникам топографической анатомии. Уже привычно и монотонно ныли отдавленные дверью пальцы, едва заметно на подоконнике колыхала листьями гербера, и Рене не заметила, как между доступом к двенадцатиперстной кишке и остановкой кровотечения провалилась в сон.