Alexander Agassiz
Квирит
Любовь есть не что иное как неистовство по поводу памяти того совершенства, которое душа видела до своего воплощения. Сократ
Пролог
Эта книга была найдена на скалистом острове нынешней северо-западной Франции. Так называемая могильная гора. При реставрации части замка, за каменной стеной крипты, был обнаружен поросший мхом и растительностью грот, внутри которого и была находка. Рабочие сразу же передали местному университету вещь и палеографы установили датировку примерного написания, как поздняя римская империя. Вместе с манускриптом была обнаружена фигурка Зевса из слоновой кости, которая на почти тысячу лет старше, чем само издание. Также несколько приложенных, к основной работе, написанных страниц неизвестного человека. Возможно, он и сохранил книгу от приливов и отливов этого места т.к. во времена римлян тут не были построены какие либо фортификации, но они приходили на эту гору наслаждаться закатами и наблюдать за изменением уровня вод. Если произведение было найдено на близлежащей территории, то вполне вероятно оно было зарыто в земле и при строительстве замка её нашли и сохранили в более надёжном месте. По одной из версий это был средневековый монах, который обнаружил книгу первым, она настолько ему полюбилась, что он решил не показывать её миру, а сохранил для себя. По иной версии, её могли спрятать от инквизиции. Является ли эта книгой единственной, или существуют иные экземпляры и копии мы не знаем.
Как косвенное доказательство первой гипотезы мы сохранили два стиха, что предполагаемый монах вложил в начало и конец.
Первый стих сначала написан в оригинале. Затем написан вновь, но с переделанными строками.
Vivamus mea Lesbia, atque amemus,
rumoresque senum severiorum
omnes unius aestimemus assis!
soles occidere et redire possunt:
nobis cum semel occidit brevis lux,
nox est perpetua una dormienda.
da mi basia mille, deinde centum,
dein mille altera, dein secunda centum, deinde usque altera mille,
deinde centum.
dein, cum milia multa fecerimus,
conturbabimus illa, ne sciamus,
aut ne quis malus inuidere possit,
cum tantum sciat esse basiorum.
Existatis cum Elysia una, atque ametis,
rumoresque senum severiorum
omnes unius aestimetis assis!
Soles occidere et redire possunt:
Vobis cum semel occidit brevis lux,
nox est perpetua una dormienda.
Date invicem basia mille, deinde centum,
dein mille altera, dein secunda centum,
deinde usque altera mille, deinde centum.
Dein, cum milia multa feceritis,
conturbabitis illa, ne sciatis,
Aut ne quis malus inuidere possit,
cum tantum sсiat esse basiorum.
(Переделанный, под впечатлением последующей истории, стих Катулла:
Существуйте с Элизией и любите,
И ворчанье всех зануд-стариков ни ставьте ни в грош!
Светила потухнут и вновь воссияют:
А вам, когда краткое солнце погаснет
Ночь бесконечная есть для любви.
Тысячу ласк приносите друг другу и сотню вдогонку, а там новая тысяча, новая сотня, так по новому кругу и впредь сотни раз.
А там, когда многих достигнете тысяч, cкорёжете счёт, да не вспомните, дабы завидовать грешный не мог, cколько истинно есть поцелуев. )
Часть I
Полночь, Luna Plena1 .Сумрачный лес окутан едким туманом и лунный свет не в первый раз видел ночных скитальцев, простых бродяг, разгульные пиршества под открытом небом и даже кровавые жертвоприношения. Но история одного центуриона, на котором лежал невыносимый груз горя, что он никак не мог перемолоть, из-за чего ноги его едва поднимались, а голова была опущена так, что казалось шлем вот вот и упадет, была редкостью даже для него. Обычно гулянки заканчивались, праздник завершался, люди разбредались по другим местам, а какие нибудь трупы в лесу, со времнем, сливались с землей и превращались в скелеты. Но в эту лунную ночь всё было совсем наоборот и путешествие только начиналось.
Шли первые минуты нового дня, канун римского праздника всех мёртвых, когда открывался вход в потусторонний мир. Центурион был подобен листу, что оторвался от дома и родного дерева, от другого, близкого ему листа, благодаря которому вырос сам. В одиночестве, ведомый непредсказуемым ветром, близился он к встрече с неизведанным. Признать, он сам не до конца понимал свою конечную цель. В его голове, подобну урагану, который формируется из смешения воздухных масс, шевелились разные мысли, что яростно боролись друг с другом. Этот ураган нуждался в успокоении, в неожиданных горных массивах, что могли бы ослабить и сбить его. Он должен превратиться в дождь и капли воды, рассыпаться, обратившись в ливень, который умоет и обновит раздражённый разум, успокоив его. Но чтобы пройтись по радуге, нужно пережить шторм, а центурион не просто так взял в свой уединённый поход в ночной лес меч. Своими тучами и холодными, накатывающими ветрами, буря закрывала небо на протяжении года. Было предпринято много попыток бороться с ней, но последним оружием оставалась лишь надежда на удачу и неизвестность. Путь, который либо приведёт к окончательной победе бури и избавлению от боли, либо к рассасыванию внутрненнего мрака и к смирению, что даст не просто избавление, но и победу над болью.
Лунный свет мутно пробивался через туман и слегка помогал ориентироваться в пространстве. Звуки ночной фауны одновременно устрашали и придавали жизнь этому месту. Отрывистые тени кустов возбуждали воображение и казалось, что находясь в одиночестве, в лунном лесу не далеко и до потери рассудка и неконтролируемого чувства паники, но центурион не ощущал звериного страха, который бы ощутили душевно стабильные люди. Некоторые эмоции и чувства сильно притупляют страх. Причины в бесстрашии, богоподобности, невероятном самоконтроле очень льстивы, однако иногда, настроение уходит в такой минус, отчего окружающее пространство, даже боль тела, кажется менее значимым и волнительным, чем внутренний холод, который колит всё тело. Римлянин шагал с опущенной головой и тащил, пачкая в земле щит, который оставлял за собой расчищенную дорожку от листьев. Ближе к опушке, где деревья росли всё реже друг от друга, он остановился у нескольких кипарисовых и сел под ними, чтобы отдохнуть. Впервые с города он опустился на землю и облегчённо выдохнул, немного отдыхая от долгой дороги, что началась ещё при свете солнца. С другой стороны его дыхание было глубоким и прирывистым, как у людей, что пытаются справиться с комом в горле. На одно из этих самобытных деревьев он облокотился спиной. Вокруг росли десятки сосен, лиственниц, пихт, елей, но эта группа кипарисов была уникальной в этой лесу. Осмотривая их рост, он снял шлем с гребнем и достал фляжку, которой словной чокаясь, дотронулся до ствола дерева и пролил пару капель на его ветви.
За твою уникальность! произнёс центурион и отпил из фляжки. Массируя руками лицо и шею, пытаясь прогнать усталось, он заметил, что туман в области стоп стал гуще и скрывал путь сильнее, чем раньше. Римлянин задумчиво гладил накануне побритое лицо и крутил единственное кольцо на правой руке. Он думал о том, куда может привести его путь в неизвестность. У него не было каких либо чётких целий или непоколебимых ответов для самого себя. Зачем жить и почему не умереть, закончив страдания раньше, чем природа заберёт тебя сама?, раздумывал центурион под колыхающимися на ветру символами смерти. Перед тем, как отправиться в путь, к неизвестному, он, на прощание, приобнял кипарис. После этого, через несколько шагов, он обо что то споткнулся и не удержав равновесие, повалился, громыхая, во всей броне на землю. Шлем и щит разлетелись в разные стороны, и пытаясь нащупать улетевшие части своей экипировки, он не сразу заметил, что рядом находились две могилы. Вокруг них был особо сгустившийся туман, а из одной могилы, о которую римлянин споткнулся, туман даже исходил и клубился, словно исходил из глубины. Эти могилы были без всяких опознавательных знаков или надгробий. Холодные холмики и туман. Центурион тут же пришёл в, оттаченное за десятки лет, состоянии защиты и готовности, вытащил гладиус из ножен и осторожно приблизился к могиле из которой исходил туман. Он кинул на неё ветку, а затем камень. Однако к своему удивлению он не услышал приглушённого звука удара о землю. Не было абсолютно никакого звука. Когда туман чуть чуть расступился, он присмотрелся внимательнее и увидел, что могила быра раскопана и открыта, а земля разбросана рядом, словно кто то не был закопан в неё, а наоборот, выбрался оттуда. Тоже самое было и из другой могилы, но она, казалось, уже давно исчерпала свой туман и задубела. Среди листьев и комочков земли он увидел золото. Вероятно, о него я и споткнулся, подумал римлянин. Убирая кончиком меча землю и освобождая золото, он увидел, что кусок этот был достаточно большым, а затем и вовсе удивился, когда увидел золотой слепок человеческого черепа. Он был настолько точным, что казалось его зарыл тут какой нибудь скульптор, мастерски владющей наукой анатомии. Словно это и был чей то череп, но полностью из золота. Даже сохранившиеся зубы золотисто блистели. Центурион убрал меч в ножны и вращал череп в руке, а фантазия непереставая накидывала причины его появляния.
Христиане? Беглые рабы? Преступники? Заначки лесных банд или какой нибудь, неизвестный мне, ритуал захоронения? Или всё же работа скульптора, который пожелал спрятать свой шедевр?
Натуральное золото, без примесей, было редким и очень ценным материалом, а ещё достаточно мягким, чуть твёрже ногтя, что римлянин и проверял, слегка надавливая на череп тут и там.
Элизия бы пришла в восторг от такой находки Но остаётся лишь представлять, какой вечер рассказов она бы устроила, принеси я это. Затем он добавил, с доброй усмешкой, Хах, а через неделю он бы был на местной выставке искусств, а она бы, счастливая, стояла рядом и рассказывала людям об анатомии
За половину пройденной жизни, центурион видел достаточно смерти и её последствий,жестокости и ужасов, но никогда прежде он так не подскакивал от испуга, как в момент, когда увидел на своём плече чьи то золотые кости и ощутил, как они слегка сдавливают его. Римлянин быстро вытащил меч, уронил череп и повернулся грудью к угрозе, готовый к удару. Перед ним стоял золотой скелет без головы, грязный, ростом с римлянина. От увиденного, центурион бранно вскрикнул и отступил на пару шагов назад. Золотое тело, завёрнутое в старые, пожелтевшие тряпки, нагнулось за своей головой и с хрустом поставило её на место.
Спасибо, что отдал её сказал скелет, с отчётливо хриплым голосом.
HUI2, ЧТО ТЫ?! Выпалил центурион.
Скелет вращал кистями, шеей, поднимал и опускал ноги, приседал, вращал челестью, он словно разминался, или старался напугать римляниня. Затем скелет скрипуче засмеялся и искуственно закашлил:
Хаха! Не узнаешь себя?! Я это будущий ты !
Центурион ничего не ответил, только моргал и не двигался с места, полный профессиональной выдержки и концентрации. После этого, скелет, словно наслаждаясь испугом человека, c хрустом вытащил нижнюю челюсть и неуклюже и тяжело пошёл на центуриона . Однако, его издевательство над римским солдатом закончилось тем, что ему пришлось вновь подбирать голову с земли.
В этот раз центурион поставил ногу на череп и крикнул, повторяя прежние слова :
ЧТО ИЛИ КТО ТЫ?!
Скелета зашатало и он едва остался на своих, одновременно мягких и тяжёлых ногах. Он махал во все стороны руками и показывал на свою голову. Центурион же пытался понять, реальность ли всё это или колдовство лесных нимф, сон, или он вовсе находиться на пороге смерти, а это предсмертные галлюцинации. Может быть всё, что он видит лишь иллюзия умирающего мозга, который подобно сновидениям, берёт что то из воспоминаний и меняет их до неузнаваемости. А в действительности, центурион сидит с лезвием в груди и медленно умирует, облокотившись на кипарисовое дерево. Но вернувшись к скелету, центурион слегка толкнул череп ногой, а сам отошёл на пару шагов назад, не выходя из защитной стойки. Скелет показывал руками, что сдаётся, а затем поднял голову, отчистил её тряпками от грязи, и вновь, с характерным щелчком, установил её на прежнее место. Он вытянул руки с поднятыми ладонями и стоял на месте.
Прости меня. Это была дурацкая шутка, я извиняюсь. Ты просто не представляешь на сколько давно я не издевался и не шутил над кем нибудь. Мне было необходимо это чувствосвободы и превосходства.
Центурион спокойно отмерял собственное дыхание, контролировал его и молча наблюдал за каждым движением скелета и осматривал его, готовый к бою в любой момент.
Я не причиню тебе вреда, ещё раз прости меня.
Затем центурион, c грубостью в голоcе, ответил:
Ты один?! Где твой друг из соседней могилы?!
Она пуста и поэтому я здесь. Я один. Его рядом нет. А что ты тут делаешь?
Центурион игнорировал вопрос скелета и спрашивал в ответ:
А где он? И почему ты так двигаешься? Почему ты вообще двигаешься?!
Я не знаю. Не знаю. А там лежал мой брат, не друг. отвечал скелет, всё в том же положении, c открытыми ладонями на вытянутых руках.
Почему вы воскресли?!
По воле богов. А брата мне нужно срочно найти. Есть несколько важных причин.
Каких? сухо спрашивал центурион
Я не могу сказать.
Центурион продолжал холодно, прищурив глаза и сомкнув брови, смотреть на скелета, готовый к атаке
Ох, ладно, расскажу Во первых он мой брат и я не видел его очень много времени. Сама по себе важная причина. Во вторых на нас лежит проклятие, которое ты видишь, скелет прошёлся руками по своему телу, демонстрируя центуриону ожившие кости из золота- Его можно снять. А в третьихв третьихэто секрет
Говори!
Ладно! Его нужно как можно быстрее отправить обратно в аид, пока не рассердились боги и не отправили в аид половину человечества.
Половину человечества? За что?
Ну, знаешьмне явился Зевс и сказал, что если у брата, меня, очевидно, не получится отчистить землю от такого зла, то ни у кого не получится, а поэтому лучше не дать злу распространиться вовсе и уничтожить еговместе с половиной человечества, хех.
Что ты несешь?!Боги?
Да. Поэтомумне нужно его найти. Ты можешь не верить, но это так.
Центурион покачал головой и не знал, как ему отвечать, ведь обычно скелеты не ходят и не разговаривают. К тому же это мог быть единственный золотой скелет в своём проклятом роде. Тут явно было что то очень странное и необычное. Магия или божественные происки. Однако, это был уникальнейший шанс, чтобы подавленный дух центуриона вновь приобрёл страсть к жизни. Пока римлянин молчал, скелет добавил:
Возможно, ты уже думаешь о золотом богатстве, уж я бы точно так думал. Но я тут, чтобы избавиться от своего проклятия и найти брата. Тебе придётся либо идти со мной, либо этот лес станет уже твоей могилой, раз ты увидел меня и разузнал третью причину.
Римлянин гневно воскликнул, а затем выступил вперёд, словно нападая:
Ты угрожаешь мне?! Если ты способен восстать, то почему бы и мне, после смерти, не вылезти из своей лесной могилы и не достать тебя?!
Скелет опустил руки на пояс и невозмутимо, насколько можно судить о невозмутивости голых костей, смотрел мёртвыми глазницами на центуриона.
А почему ты думаешь, что у тебя это получится? Это не так работает. Если бы каждый выходил мстить, то ты бы видел сотни мертвецов, блуждающих по лесам. А судя по твоей одеждеты можешь догадаться о количестве покойных, которые жаждут мести.
Центурион смотрел на скелета и думал о своём. Он думал, что если скелет не плод его фантазий, то каким то образом существует возможность воскрешения. У мужчины рождались идеи о спасении всего человечества и что так он точно сможет найти желание жить. Через поступок, который придаст значимость жизни, как минимум, в собственных глазах. Но не менее важным для него была и навящивая идея о спасении жены. Ему приходили на ум различные истории о возвращении и спасении душ возлюбленных из царства мёртвых. Центурион покусывал губу и заметно смягчился по отношению к скелету. Он предвкушал, что спасёт жену, мир, познает тайны этого мира, но старался не подавать виду и сдерживать свою наростающую радость.
Значит воскрешение после смерти существуета боги, душиэто всё реально?
Ну, да. Как видишь, я реален и могу тебя ударить.
Скелет завёл руку, чтобы ударить римлянина по плечу, но увидел оскалившегося центуриона, который сделал шаг навстречу. Тут же скелет вновь поднял руки со словами:
Ладно, ладно, прости, я шучу! Яя не могу привыкнуть к этому чувству, что ты можешь бояться меняа я пугаю тебя. Или пугал
Так неизвестность, в которую вошёл центурион, с последней надеждой отыскать что то новое, за что можно зацепиться и вытянуть себя, приподнесла ему не просто медь, но золото, поистине! Старые и болезненные воспоминания в его голове вспыхивали с новой силой. К ним добавлялась надежда и предвкушение того, что ещё не всё потеряно. Память о смерти жены, которую убили его сограждане. О внутренней борьбе, что раздерала его уже на протяжении многих лун после её смерти. О поиске ответов и путей, как жить без дорого человека. Как найти желание жить и возродить в себе страсть к жизни, как вернут её краски. Римлянин чувствовал, что ему улыбнулась удача и этот глубокий шрам в его душе может получить исцеление. В конце концов, альтернативой этому путешествию является только смерть от собственного меча. Так думал центурион и загоревшись надеждой, предвкушением, не видя иного пути, мужчина спрятал меч в ножнах, выпрямился и сказал скелету: