А ведь скоро мы будем видеться гораздо чаще. она поставила кувшин на столик, перевернулась и стала водить остро отточенным ярко-красным ноготком по моей груди. Ваше начальство настоятельно требует, чтобы я вернулась в коммуну, на прежнее место. Между прочим, персонально ради тебя!
От неожиданности я поперхнулся вином, и струйка пролилась мне на грудь. Елена дождалась, когда я откашляюсь, после чего улыбнулась, высунула острый розовый язычок и медленно нарочито медленно! слизнула гранатово-красную жидкость с моей кожи. Моё мужское достоинство, слегка утомлённое за два часа плотских радостей, отреагировало на эту ласку. Я, тем не менее, сделал попытку этого не заметить.
Начальство? Какое? Гоппиус, да? Ты снова будешь жить в коммуне?
Фу, какой! Елена недовольно наморщила носик. У тебя тут голая, на всё готовая женщина, а ты о делах
Так ты же сама заговорила ой!
До споров она не снизошла намотала на палец прядку волос у меня на груди (с некоторых пор они стали расти чересчур густо) и чувствительно дёрнула. Мне оставалось только обнять её и опрокинуть на спину, попутно попытавшись закинуть немыслимо стройные, затянутые чёрным шёлком ножки, себе на плечи. Попытка сорвалась Елена ужом вывернулась из-под навалившейся тяжести и ловко оседлала мои бёдра.
Знай своё место, ничтожный раб! она хищно улыбнулась, показав мелкие, жемчужно-белые зубки. Я мельком подумал: как они тут ухитряются добиваться такого результата при помощи всего лишь зубного порошка, который только и можно купить? В наказание будешь теперь исполнять все мои желания до самого утра! А их у меня много
Женщина призывно провела кончиком языка по губам и упёрлась руками мне в плечи. При этом она склонилась достаточно низко, чтобы позволить мне вернуть утраченные стратегические позиции я обхватил женщину за талию и в свою очередь опрокинул спиной на простыни. Елена не сопротивлялась наоборот, закинула ноги мне за спину, скрестив на пояснице. Подалась бёдрами навстречу и издала низкий, хриплый стон, когда моя разгорячённая плоть вторглась во влажную женскую глубину.
Стрелки стареньких ходиков доползли до половины седьмого, когда, как писал в своих «Трёх мушкетёрах» Дюма-отец, «восторги влюбленной пары постепенно утихли». Январь, во дворе темно, лишь на востоке, над дальними крышами начинало едва заметно сереть. Елена вдруг застеснялась своего вида быстро скатала чулки, расстегнула пояс и улеглась, натянув простыню до самого подбородка. Я не возражал ночь страсти и меня выпила до донышка.
Что ты там говорила о совместной работе? Я ведь не так просто спрашиваю, мне знать надо
Она покосилась на меня недовольно.
Ну, вы и зануда, Алексей! Всё в своё время узнаете, и вообще скоро у вас многое изменится, вы уж мне поверьте! А сейчас если так уж не спится, одевайтесь и ступайте прочь. Первый автобус отправляется она приподнялась на локте и поглядела на часы, при этом не забыв придержать простыню, скрывающую грудь, через тридцать минут. Если поторопитесь, как раз успеете, будете в своей драгоценной коммуне через полтора часа, раз уж вы её предпочитаете моей постели!
..Вот как с такой спорить? Одно слово королева К тому же, Елена права, в коммуне мне стоит оказаться пораньше. Хотя, тут уж спеши не спеши, так и так мимо дневального не прошмыгнуть всё увидит и сообщит дежкому.
Давыдов? Алексей?
Я оглянулся. Со стороны «особого корпуса» по только что расчищенной мною дорожке спешил знакомый лаборант тот самый, что пропал из коммуны вместе с Гоппиусом. Был он в пальто, накинутом на плечи поверх белого лабораторного халата, и вид имел чрезвычайно недовольный.
Сколько можно вас искать? Немедленно прекращайте заниматься ерундой, и идите за мной!
Что ж, идти так идти. Начальству виднее, у него зарплата больше. Я воткнул лопату в сугроб, отряхнулся и пошёл за лаборантом.
А ведь права, права Елена свет-Андреевна: жизнь, похоже, вот-вот выкинет очередное коленце
VIII
В актовом зале «особого корпуса» собрались все до единого спецкурсанты, но на первом ряду сидели только шестеро остальные стулья были свободны, и давешний лаборант без разговоров заворачивал всякого, кто нацеливался занять удобное местечко. В числе этих шестерых были и мы с Марком и Татьяной рука у неё всё ещё была на перевязи, воспалившаяся рана в плече заживала долго и мучительно. Был здесь пирокинетик Егор, который восстановился после своего перелома и с тех пор, как мы вернулись в коммуну, всё время расспрашивал о наших заграничных приключениях. Мы молчали, разумеется подписка о неразглашении дело нешуточное! но он не терял надежды выведать хоть какие-то подробности.
Ещё был парень по имени Илья. Ему едва исполнилось шестнадцать лет; он появился в составе спецкурсантов незадолго до того, как мы отправились на задание, так что познакомиться с ним мы толком не сумели. Я знал только, что Гоппиус полагал его весьма перспективным за способности практически безошибочно считывать эмоциональное состояние человека. Мешало Илье элементарное отсутствие общей культуры и, как ни странно, начитанности считывать-то он считывал, а вот чтобы описать результаты ему порой попросту не хватало слов и понятий.
Второй была девушка лет восемнадцати. Самая старшая в нашей группе, она то ли старательно придерживалась модного в конце двадцатых образа «женщина-вамп», то ли что-то другое накладывало отпечаток а только была она бледной, с тёмными кругами вокруг глазниц, бледными тонкими губами и мрачным огнём в глубоко запавших глазах. В одежде она неизменно предпочитала чёрный цвет, и была одной из немногих обитательниц коммуны, кто пользовался макияжем опять-таки тёмных оттенков.
Способности были под стать внешности. Нина так её звали чувствовала смерть. Не угрозу, нет, а особую «некротическую» ауру, сопутствующую переходу человека из состояния жизни в состояние не-жизни. Слышали, наверное, о специфическом поведении некоторых обречённых? Приговорённых к смерти в нескольких шагах от эшафота, умирающих от неизлечимой болезни на пороге наступления агонии когда и внешность, и поведение человека необъяснимо (а порой и неуловимо) меняется. Кто-то совершает судорожные и внешне бессмысленные движения, кто-то принимается стряхивать с себя видимых только ему то ли вшей, то ли жуков, или же отмахивается от незримой паутины
Так вот, Нина предчувствовала это состояние порой за несколько минут, а иногда даже за несколько часов. Не ошибалась никогда, а когда приходила смерть, впадала в своего рода транс, в котором могла оставаться по своему желанию до момента, когда по её собственному выражению «рассеется смертная аура». Это состояние доставляло ей некое необъяснимое, если не сказать, извращённое удовольствие. Как-то она призналась, что в такие моменты она подпитывается энергией, забирая её из некротической ауры покойника. Признание это я услышал от неё во время одного из занятий, ещё до нашей заграничной поездки, когда Гоппиус «тестировал» меня в режиме поддержки со всеми сколько-нибудь перспективными спецкурсантами. Тогда-то и выяснилось, что Нине, единственной из всех я не могу помочь; мало того, в моём присутствии её способности размываются, а порой и вовсе угасают к счастью, лишь на краткое время. Я же после такого сеанса чувствовал себя не просто выжатым, как лимон, а чуть ли не изнасилованным в ментальном плане, разумеется.
Многозначительные штришки, верно? Меня они наводили на вполне определённые мысли, делиться которыми я ни с кем не спешил но от Нины с тех пор старался держаться подальше.
Прочие же коммунары неважно, спецкурсанты или нет тоже чуяли в Нине что-то недоброе, а девушки откровенно её не любили, называя "ведьмой", "кикиморой", «упырицей». Знала ли об этом Нина? Разумеется, знала и платила однокашникам молчаливой неприязнью и старательно скрываемой ненавистью.
Зачем Гоппиусу и Барченко понадобилось развивать в девушке эту зловещую способность, неизбежно делая её и без того непростой характер вовсе уж невыносимым оставалось только гадать. И только в замке доктора Либенфельса, после столкновения с его жуткими «немёртвыми» творениями забрезжило, пусть пока и невнятно, подобие разгадки.
Трое ваших товарищей недавно вернулись с чрезвычайно опасного задания.
Голос Барченко звучал глухо, даже ниже чем обычно, моментами переходя в хрип. Глаза под набрякшими веками были усталыми, и я подумал, что он, наверное, не имел случая хорошенько выспаться уже не одну неделю.
Задание состояло в том, чтобы раздобыть крайне важные документы. Подробности сейчас несущественны, но теперь, когда эти документы у нас Барченко запнулся и закашлялся. Кашлял он долго, прижимая ладонь ко рту и сотрясаясь всем своим большим телом. Слушатели и спецкурсанты, и Гоппиус, всё это время державшийся за спиной патрона, и стайка его лаборантов ждали, задержав дыхание.
Кх-х теперь, когда документы у нас, продолжил Барченко, справившись, наконец, с кашлем, мы можем перейти к новому этапу нашей работы. Участие в нём примут не все.
Он обвёл сидящих тяжёлым взглядом из-под насупленных бровей.
Давыдов его палец, толстый, с коричневым ногтем, уткнулся в меня.
Я, Александр Васильевич! вскочил я.
Сидите, молодой человек Стеценко здесь?
Здесь! пирокинетик Егор вскинулся, едва не опрокинув стул. Здесь Стеценко!
Отлично. Барченко кивнул. Вы второй в списке. Макарук, вы третий. он указал на Илью, и тот тоже поднялся и даже сделал попытку встать по стойке «смирно», едва не опрокинув при этом стул. Барченко чуть заметно скривился.
Надо быть аккуратнее, юноша он сверился со списком. Так, четвёртая вы, Шевчук.
Нина вставать не стала выпрямилась, поджав подведённые лиловой, почти чёрной помадой губы.
Вслед за Ниной Барченко по очереди ткнул пальцем ещё в двоих, каждый раз заглядывая в свою бумажку. Наверняка ведь и так знает весь список наизусть, подумал я, сам же его составлял, а вот, поди ж ты
Остальные могут быть свободны. Возвращайтесь к вашим обычным занятиям, молодые люди, и не забывайте всё, что вы сейчас услышали, категорически не для распространения. Ни одно единое из сказанного здесь не должно покинуть этих стен!
По залу прокатились недовольные шепотки спецкурсанты вставали и, переговариваясь, направлялись к выходу. Я поймал разочарованный взгляд Марка и едва заметно кивнул «не тушуйся, потом расскажу!» Он кивнул в ответ и что-то шепнул Татьяне, покидавшей зал вместе с ним.
а ведь и правда, придётся рассказывать! Секретность секретностью, но если хоть раз не оправдать доверие друзей конец нашей слётанной боевой тройке.
Барченко дождался, когда зал опустеет.
Сейчас, молодые люди, доктор Гоппиус ознакомит вас с ближайшими планами. Прошу вас, товарищ
Гоппиус вышел к краю сцены и стал зачитывать, заглядывая в блокнот, «план мероприятий», сводящийся к тому, что «избранные» в сопровождении ассистентов должны будут отправиться на некий загадочный «объект». А до тех пор группа переводится на военное положение категорически запрещается покидать территорию «особого корпуса», а так же вступать в контакты с кем-либо помимо присутствующих здесь. Робкую попытку Егора выяснить, что именно нам предстоит делать, Гоппиус пресёк в зародыше:
Попрошу, молодые люди, впредь воздержаться от вопросов. В своё время вся необходимая информация будет доведена до вас в должном объёме. А пока ваша задача точно исполнять полученные инструкции.
И он стал зачитывать список личных вещей, которые разрешено взять с собой на «объект», но я его уже не слушал. Всё и так было яснее ясного: Барченко затеял повторение эксперимента Либенфельса с зомби, выбор «спецкурсантов», которым предстоит принять в нём участие, однозначно на это указывает. В первую очередь это Нина с её талантом воспринимать «некротическую ауру». Потом Егор если уж пули не способны остановить зомби, то возможно, с этим справится огонь? Илья видимо, с его помощью Барченко намеревается изучить «эмоциональный мир» будущих зомби. И, наконец, ваш покорный слуга как имеющий опыт общения с либенфельсовыми «мертвяками». И совершенно ясно, почему в список не включили ни Марка, ни Татьяну: во-первых, их таланты в этой истории вроде и ни к чему, а во вторых зачем лишний раз подвергать неокрепшую психику подростков таким нагрузкам? Нет, правда, шутки шутками, а здесь я целиком согласен с Барченко, поскольку хорошо помнил, как корёжило Марка, почувствовавшего только почувствовавшего! присутствие оживших мертвецов. И не смог бы поручится, что он выдержит повторное испытание.
«Никогда такого не было и вот, опять!» как говаривал один государственный деятель обновлённой демократической, прости господи, России. Конечно, флэшбэки были для меня отнюдь не в новинку, а всё же не случались они довольно давно пожалуй, тех самых пор, как они выбрались из руин замка Либенфельса. Но и тот флэшбэк был каким-то неубедительным, что ли? Так, пара- тройка сценок из повседневной жизни двадцать первого века, по большому счёту не содержавшие сколько-нибудь ценной информации.
И вот опять! Причём на этот раз флэшбэк был не вполне типичный? Обычно оно ведь как бывало? Я оказывался как бы в том, другом теле, и мог его органами чувств воспринимать окружающую реальность, но не был в состоянии ни вмешаться в происходящее, ни проникнуть в мысли того, кто в данный момент управлял этим телом. Мотивы, которые им двигали, соображения, исходя из которых он принимал решения обо всём этом я мог только гадать.
Другое дело теперь. Собственно, ничего и не происходило: мой альтер эго просто сидел за столом моим собственным письменным столом в кабинете моей собственной московской квартиры! и думал, пытаясь переосмыслить некие сведения, полученные им я не понял, каким именно способом, но без флэшбэков точно не обошлось. Причём каких-то других, с моей личностью никак не связанных.
Непонятно? Сумбурно? А каково было мне, вынужденному воспринимать это в полубреду-полувидении, да ещё и находясь под впечатлением собрания, на котором Барченко объявил, что нам предстоит воспроизвести опыт Либенфельса, не к ночи будь помянут, с «мертвяками»-зомби? Вот-вот, меня это тоже не слишком воодушевило
Флэшбэк накрыл меня, как только я прикоснулся головой к подушке. Продолжался он, от силы, минут пять, но выжал все силы досуха. Некоторое время я лежал, не шевелясь, и старался как-то разложить по полочкам полученные сведения. Получалось не очень, но кое-что я всё же понял например, выстроил для себя всю цепочку «обмена разумов», который я запустил своим опрометчивым опытом на даче.
Итак, по порядку:
Шаг первый: престарелый олух Алексей Симагин, решивший от нечего делать, поэкспериментировать с найденными много лет назад записями «нейроэнергетической лаборатории» доктора Гоппиуса устанавливает вневременную и внепространственную связь с агрегатом, задействованным упомянутым Гоппиусом во время опыта. Результат сознание старого дурня Алексея Симагина оказывается в теле пятнадцатилетнего Алёши Давыдова, играющего в опыте Гоппиуса малопочтенную роль подопытной крысы. Его сознание, в свою очередь, отправилось на столетие без малого вперёд, заняв освободившееся место в теле, пребывающем в самодельной симагинской установке. Агрегат Гоппиуса при этом надолго выходит из строя; на починку требуется несколько месяцев, за которые много чего происходит.