Мужчина, расправившийся как раз с порцией булочек, широко улыбнулся и не испытывая ни малейшего смущения, быстро доел эту несчастнейшую из запеканок. А потом закусил пресловутой гречкой с мясной подливой. Ел он очень аккуратно, даже элегантно, но так аппетитно, что Соня спустя уже пару минут сама готова была есть эту чертову гречку. Ему надо в рекламах сниматься.
И губы такие красивые, и зубы ровные и ослепительно-белые. Но самое интересное это профиль. Такой хищный, почти орлиный. Нарисовать бы его одной линией, а потом на монетах чеканить. Выдающийся просто профиль, еще и переносица горделиво-высокая, как у древних римлян. Опять она его снова разглядывает совершенно беззастенчиво!
Лесенька, ты доела? бежать, срочно бежать! Пока он не подумал о чем-нибудь неприличном. Там ведь игра, помнишь?
Угумс, девочка быстро запихнула в рот остаток булки, громко хлюпнула чаем (Соню аж передернуло), вытерла рот салфеткой и вскочила. Быстрее, нам надо занять лучшие места. Пока, Эндрис, встретимся за завтраком!
Вот и славно. Прощайте, господин латыш, завтра вас уже пересадят за другой столик, это Соня знала точно.
Обязательно. Я позабочусь, прозвучало им вслед. Или ей показалось?
3. Интеллектуалы
Актовый зал санатория оказался до боли похож на подобный же в старой Сониной школе: те же ряды мягких театральных кресел, обитых потертой коричневой тканью, сцена, занавес и даже подобие рампы. На сцене стоит маркерная доска, унылого возраста и средней упитанности ведущий в неизменной клетчатой рубашке, что перебирает листочки и сортирует конфеты. Увидев Лесю, он сначала весьма нервно вздрагивает, а потом расплывается в насквозь фальшивой улыбке.
А вот и наш вундеркинд! интересно, а он догадывается, что попал прямо в точку? Сегодня у нас в качестве приза катание на санях.
Здорово, я с радостью покатаюсь, соглашается Леся, а Соня отворачивается, пряча явно неуместный смех. Ни Леся, ни ведущий уже не сомневаются, кто будет победителем.
Леся занимает свое излюбленное местечко возле прохода во втором ряду и громким шепотом требует у мамы телефон.
Тут сигнала нет, напоминает тихо Соня.
А мне и не надо. Я книгу нафоткала, буду читать.
Ох, уж эти дети нынешнего века! Соне и в голову бы не пришел подобный расклад, ей всегда проще взять с собой книгу. А Леся, как обычно, придумала бесхитростное и рациональное решение.
Потихонечку подползали разномастные бабушки с внучками и внуками, неодобрительно поджимая губы и косясь на Лесю. Глубоко беременная дама помахала им рукой и расплылась в кресле, кажется, задремав. Соня ее помнила еще с релакс-сеансов, которые ей прописала терапевт. Дурацкое времяпрепровождение: в маленькой комнате с десяток кресел-мешков, играет механическая монотонная музыка, а по телевизору показывают аквариум с плавающими рыбками. Соня побывала на сеансе один раз, у нее разболелась голова от нахлынувшего колющего раздражения. Убогие аляповатые рыбы, подвывающая уныло скрипучая музыка, даже не Бетховен и не Чайковский, тупые мешки, из которых выбраться можно только на четвереньках. Да еще сладко похрапывающие женщины вокруг. В общем, ей не зашло. Жюль Верн и то успокаивал куда релаксабельнее.
Зал заполнялся людьми. Что особенно Соню порадовало, так это полное отсутствие всех мужчин старше тринадцати лет. Кроме ведущего, что понятно.
Первый тур интеллектуальной игры был посвящен географии. Разумеется, Леся безошибочно назвала столицы Мадагаскара (как она слово-то выговорила такое: Антананариву), а также Шри-Ланки (это было еще даже круче: Шри-Джаяварденепура-Котте) и Австралии (какая-то простенькая Канберра), и совершенно точно указала общую численность населения Ватикана. Ничего нового. Самое смешное, что никто не посмел бы обвинить маленькую гениальную девочку в жульничестве: мобильной связи и, стало быть, интернета тут не было ни у кого. Все, так сказать, в одной лодке.
Услышав, что во втором туре будет викторина по ономастике, Леся вдруг заскучала. Эта наука ее не интересовала совершенно. Никакой информации, сплошные мозговтирательства.
Зато Сонечка оживилась: эту тему она знала неплохо. Строго говоря, вопросы были по антропонимике, но ведущий, кажется, и слова такого не знал. Собственная фамилия Сони была проста словно валенок: родители у нее были Ореховы. Фамилия мужа ничуть не сложнее он Кошкин. Соню теперь она бесила до судорог и зубовного скрежета: а уж Олесия Кошкина (на этом имени настояла свекровь, Альбина Виленовна Кошкина, между прочим). Даже на слух это словосочетание звучало свистяще и вообще отвратительно. В ближайших планах стояла задача стать снова обратно Ореховыми и тихонечко поменять документы, благо не так уж их было и много, лишь паспорт и свидетельство о рождении Леси. В заявлении о разводе Соня такую пометку сделала сразу, оставалось лишь взять себя в руки и выйти на тропу кровопролитной войны с бюрократией. А вот с этим у Сонечки пока были проблемы. К тому же, ей и представить было страшно, какую истерику устроит Борис Кошкин.
В этот раз на вопросы коварные викторины отвечала Соня настал час ее триумфа. Вожделенная поездка на санях становилась все ближе.
И последний самый сложный вопрос, объявил ведущий. От какого слова произошла фамилия Есенин
От слова осень, с тяжким вздохом ответила разочарованная Соня. Она ожидала чего-то большего. Вопрос был из школьной программы вообще-то.
И это абсолютно правильный ответ! ведущий пропел ей фальшиво и плохо поставленным голосом.
Да кто б сомневался. Соня поежилась, а Леся вдруг толкнула ее в бедро:
Мама, а там Андрис Андрий!
Эндрис, поправила ее мать, невольно оглядываясь.
Новый их знакомый сидел с самого края, повернувшись к Соне самой выгодной своей стороной гордым профилем. И снова она мысленно очертила линию его лба, носа, губ и подбородка. Неидеальный, не канон красоты, но тем и хорош. Идеальных скучно рисовать. В их студии самым востребованным натурщиком был дворник горбун и силач, статный и гордый потомок орд татарских. Руки почти до земли, ширина плеч нереальная, улыбка от уха до уха. Философ, бабник и говорун. А натурщиком он подрабатывал строго для вклада в историю
Что ж, тем временем вещал ведущий, отвлекая Соню от тяжких воспоминаний. У нас есть победители: это Олеся и ее мама Как зовут маму?
Лесю они знают, а Соню нет. Как мило. Так всегда: на всех детских площадках она была просто Лесиной мамой.
Меня зовут Софья, пришлось напомнить ведущему.
Да! Софья и Олеся получают главный приз поездку в санях по зимнему лесу! Милые дамы, вы можете взять с собой еще кого-нибудь. Если, конечно, пожелаете. Может быть, предложим эту честь второму месту?
Нет, мотнула головой Леся прежде, чем Соня успела согласиться. Я хочу взять Андреаса. Можно, мама?
Соня оцепенела. Только этого ей и не хватало! Они и так успели надоесть бедняге прибалту хуже манной каши, а тут еще и тащить его в лес?
И кто такой Андреас? некстати обрадовался ведущий. Кто здесь Андреас, поднимите руку!
Как будто в зрительном зале были еще мужчины, кроме нового их знакомого!
С горделивым видом латыш поднялся с места, раскланялся и даже приподнял несуществующую шляпу. Ну надо же, какой позер!
Итак, господин Андреас, ждем вас утром после завтрака на площадке возле первого медицинского корпуса, не опаздывайте. А сейчас дискотека!
Соня позорно сбежала с этого музыкального кошмара. Нет, песни там крутили довольно неплохие, некоторые даже еще советские эстрадные, но куча народу, толкущаяся в полутьме, словно планктон в толще океанической воды, ее откровенно пугала. И без того ей сегодня достаточно общения! И почему родители не подарили ей путевку на необитаемый остров?
Развод с Борисом обошелся Софье пока-еще-Кошкиной очень непросто. Он, Борис, вообще разводиться не хотел, это была целиком и полностью Сонина инициатива. Сейчас она не могла даже поверить, что ей хватило на этот отважный поступок сил и духа. Как она вообще посмела написать заявление на развод?
Достал потому что, вот как.
Соня прекрасно осознавала, что она плохая жена, отнюдь не та женщина, что нужна серьезному трудоголику Кошкину. Знала она и то, что многие ее знакомые отдали бы несколько лет жизни за подобное счастье. Как-никак, Борис был довольно представительным мужчиной, на хорошей должности и при деньгах. С машиной, без ипотеки. Просторная двухкомнатная квартира с большой кухней и даже с гардеробной была предметом зависти всех дочерей маминых подруг. Современный ремонт в скандинавском стиле, великолепный, сверкающий хромом и полированным камнем кухонный гарнитур, робот-пылесос, посудомоечная машина, мультиварка, электровафельница и даже тостер должны были максимально облегчить быт его жены.
Должны были, но почему-то не облегчали.
Соня ненавидела домашнее хозяйство. Вся эта техника пылилась без дела, разве что робот-пылесос давился Лесиными носками и травился куклами, пазлами, а потом и всякими слаймами. В раковине громоздилась куча немытой посуды, на каменной столешнице покрывался плесенью кусок трижды размороженной мраморной говядины, а в холодильнике догнивала банка открытого в прошлом году горошка.
В ванной творился армагеддон: куча тряпок, непарных носков и протертых на коленях детских колготок перемешалась со снятыми еще в сентябре летними шторами. Снять их Соня сумела самостоятельно в редком порыве любви к своему жилищу (стоило признать, что за три года некогда золотистые шторы почернели и пожухли), а плотные, зимние, потом вешал среди ночи Борис, чертыхаясь сквозь зубы. На сей подвиг у Сони сил уже не хватило.
Зато унитаз она мыла через день ей так нравилось. Так что не совсем уж она и засранка безрукая.
Разумеется, Бориса, вкалывающего по двенадцать часов шесть дней в неделю умение и желание жены вести домашнее хозяйство совершенно не устраивали. Если первые годы после рождения Леси он закрывал глаза на бардак и даже пытался хоть как-то Соне помочь, то в последнее время все чаще устраивал омерзительные скандалы. Ему хотелось возвращаться в чистый дом, пахнущий домашней едой. Но вместо этого он вдыхал запахи растворителей для красок и поскальзывался на разбросанных восковых мелках.
Ибо Соня была художницей и, к несчастью, художницей талантливой.
Творческие люди вообще немного не от мира сего, а Соню и вовсе близкая вся родня считала, мягко говоря, странной. Нормальная женщина должна заботиться о муже и ребенке. Нормальной женщине не сложно раз в день загрузить посудомоечную машину. Нормальная женщина умеет хотя бы пожарить яйца и сварить простой суп. Нормальная женщина иногда моет полы и даже выносит мусор.
Беда в том, что Соня нормальной не была никогда.
Да, она легко окончила школу с серебряной медалью, параллельно получив диплом в художке, так же просто поступила в институт и училась там, совершенно не напрягаясь. Даже технические специальности давались ей без труда. Красный диплом, предложение работы от нескольких фирм, но Соня предпочла выйти замуж и родить ребенка.
И, конечно, рисовать.
Когда она спросила у счастливого Бориса, можно ли ей раскрасить белые стены будущей детской комнаты, он не возражал. Все что угодно: беременным ведь нужно уступать? Даже хвалил, гордился ее успехами. Спустя несколько лет позволил Соне записаться на летние пленэры. Радовался вместе с ней, когда ее картины взяли на выставку.
А потом, после очередного безобразного скандала по поводу немытой посуды и пиццы на ужин, все ее картины пропали. Борис заявил, что довольно с него ненормальной жены. Больше Соня ерундой заниматься не будет, пока не научится быть взрослой и адекватной женщиной. Вот начнет прибираться и готовить, вот наступит в доме чистота и порядок тогда можно будет и о хобби поговорить.
В тот день отчаянно рыдающая Соня подала заявление на развод через сайт Госуслуги.
4. Зимняя сказка
На завтрак, как обычно, девочки выползли поздно, к самому его завершению. Пока проснулись, пока оделись, пока искали книгу, засунутую Лесей зачем-то в сумку (наверное, за компанию с несвежими носками). Столовая была почти пуста, каша остыла, кофе в кофемашине закончился. Ничего нового, все как обычно. Зато тишина и простор вокруг, никто не ноет, не чавкает и не скребет стульями по полу.
Впрочем, Соня с утра много есть не могла, довольствовалась чашкой чая и булкой. Зато Леся, в предвкушении прогулки, лопала как не в себя. И кашу всю съела холодную, и булку, и чай с четырьмя кусочками сахара выпила. Торопилась, вертела головой, высматривая Эндриса. Но тот, конечно, уже позавтракал и давно, а Соня довольная и спокойная малодушно радовалась привычному уже одиночеству.
Зато после завтрака их, конечно, ждали сани с лошадью и господин Эндрис. Прибалт был в лыжном костюме и шапке с помпоном, отчего сразу показался Соне совсем юным мальчишкой. Впрочем, мужчины ее теперь интересовали мало, а вот лошадь
Лошадка, запряженная в сани, была чудо как хороша. Маленькая, толстенькая, мохноногая, у Сони она вызвала настоящий восторг. И масть ей понравилась: серая словно мышь, и заплетенная в косички грива, и явно сытая морда с философским на ней выражением. Было видно, что животное любимо и ухожено.
Сани были стилизованы не то под старину, не то под русский стиль: ярко-красные с золотыми цветами под хохлому, нестерпимо сияющие лаком, с мягкими кожаными сидениями. Места, действительно, было три: два пассажирских и одно рядом с извозчиком. Кучером. Ямщиком. Или как там раньше называли водителя лошади?
Леся деловито забралась назад и потянула за собой слегка растерявшегося их негаданного спутника.
Мне кажется, дамам положено ездить на самых удобных местах. Я ведь как бы не самая главная дама?
Мама не обидится, заверила его Леся. К тому же ее сзади обычно укачивает.
Соня сомневалась, что в санях может укачать, но спорить с дочерью не стала. Во-первых, это было совершенно бесполезно. А во-вторых, так даже и лучше. Будет возможность просто помолчать.
Кучер (будем пока называть его так) оглянулся, велел девочке не прыгать на сиденьи, повел аккуратно вожжами, и они тронулись плавно. Не так, как на снегоходе, а медленно и степенно, разгоняясь, конечно, но вовсе не мчась быстрее ветра.
Лес был очень красив и невероятно тих. Только какие-то крупные, яркие птицы с длинными клювами соскальзывали с ветвей, взмахом крыльев срывая с них крупные хлопья пушистого снега. Да они, незваные посетители этого храма зимы, разрезали воздух своими голосами.
Мама, смотри, белка, настоящая белка, взвизгнула Леся, подпрыгивая от восторга. Андрис, ты видел? Ой, а зайцы тут есть? А серые волки?
Соня почувствовала, что ледяное оцепенение, сковывавшее ее последние недели, словно растрескалось, осыпалось с нее льдинками. Она уже и забыла, когда была настолько счастлива искренне и полномасштабно. Хохотала, откидывая голову назад, ловила снежинки языком, подставляла разрумянившееся лицо зимнему ветру. Погода была великолепная: пронзительно-голубое небо, яркое солнце, хрустящий и искристый снег. Если бы она умела снова рисовать, она бы изобразила весь этот день бокалом шампанского. Внизу золотое солнце и пузырьки, сверху белая пена снега, а по ней сани. И бубенцы на дуге лошади непременно звенят.