В покрытом глубокими шрамами сердце Кати мама стала её самым близким и единственным человеком, ради встречи с которым девушка вставала по утрам и проживала очередной безрадостный день своего вынужденного заточения. Катя верила, что по её приезду в лечебницу, несмотря на долгие годы разлуки, мама узнает её и заключит в свои объятия, пообещав, что впредь они будут вместе и ничто не сможет их разлучить. Девушке настолько хотелось ощутить исцеляющие душу материнское тепло и любовь, что мечта о встрече с мамой стала для Кати смыслом её существования. Девушка лелеяла надежду на то, что, увидев её, мама быстро пойдёт на поправку, и врачи выпустят её из сумасшедшего дома, чтобы разлучённые некогда мать и дочь снова были вместе, оставив позади постигшие их беды. Ради мамы Катя заключила глубоко в сердце всё лучшее, что в ней было, дабы при гложущей девушку ненависти к сверстникам сберечь свою любовь к матери и подарить её, когда наступит долгожданный день их встречи.
Каждый месяц на протяжении пяти лет Катя видела, как в её группу сирот то и дело приходили в поисках детей разные приёмные родители, забирая понравившегося им мальчика или девочку. Большинство сирот желало оставить детский дом и оказаться в приёмной семье, надеясь хоть немного вкусить свободной жизни, предусматривающей наличие личного пространства, неограниченное передвижение и столь необходимое каждому ребёнку внимание заботливых родителей, пусть и приёмных. Лица усыновлённых и удочерённых детей ярко сияли при уходе из «Кукушонка» от радости, в то время как те, кто продолжал оставаться в детском доме не скрывали ревнивой зависти к своим более удачливым сверстникам.
Катя была единственной, кто запирался в своей комнате, когда потенциальные родители приходили в её группу знакомиться с детьми. Девушка хотела остаться в детском доме до своего совершеннолетия, для чего заимствовала у Вики машинку для стрижки волос и каждый месяц обривала себе голову, чем приводила черноокую в полный восторг. Когда воспитательница приходила за Катей и насильно выводила её из комнаты, увидев нелюдимую бритоголовую девушку, никто из потенциальных мам и пап не мог хоть отдалённо разглядеть в ней своего приёмного ребёнка.
Хитроумная тактика Кати успешно работала вплоть до 2020-го года, когда в один из осенних дней порог «Кукушонка» неожиданно переступили супруги Белозёровы. Девушка находилась на уроке рисования, когда в учебный класс её группы вошла заместитель директора и отыскала глазами сидящего за дальней партой бритоголового подростка: Воронцова в кабинет директора!
От этих слов Катя невольно вздрогнула, вспомнив свой предыдущий визит к директору пятилетней давности, и в ответ на нетерпеливый взгляд замдиректора поднялась со стула, взяла с парты свой рисунок и под оживлённые шушуканья сверстников взволнованно направилась к выходу из учебного помещения.
Покажи там себя, красотка, и без победы не возвращайся! услышала девушка за спиной ироничное напутствие черноокой, после чего остальные дети дружно рассмеялись, вынудив Катю поспешно покинуть комнату.
Почему госпожа директор хочет меня видеть? спросила девушка, тревожно следуя за средних лет женщиной по лестнице здания детского дома на первый этаж.
Узнаешь, не оборачиваясь, ответила Кате замдиректора.
В нервозном ожидании девушка зашла в кабинет директора «Кукушонка» и тут же замерла от удивления.
А вот и наша Катенька! окинув девушку внимательным взглядом, радостно обратилась директор к стоящим рядом с ней мужчине и женщине.
Катя отступила назад и с опаской посмотрела на незнакомую супружескую пару.
Сегодня в твоей жизни поистине замечательный день, улыбнулась девушке директор. Эти люди пришли за тобой, изъявив желание забрать тебя в свою семью.
А разве они не желают сперва посмотреть всех сирот нашего детского дома? робко спросила Катя, всеми силами пытаясь сохранить ускользающее самообладание.
Эта славная пара пришла именно за тобой, Катенька, выбрав тебя из остальных сирот, и уже несколько месяцев, как подала на рассмотрение в сиротский суд все необходимые документы для твоего удочерения. Сегодня я получила положительное решение суда, и твои приёмные родители нашли возможность незамедлительно за тобой прийти.
Чувствуя, как к пересохшему от волнения горлу подступает нервный приступ тошноты, девушка вдруг вспомнила сказанные ей Викой пару лет назад слова: «Если тебя кто и удочерит, красотка, то лишь для того, чтобы продать тебя на органы или для сексуальных утех скучающим богачам».
Катя бросила испуганный взгляд на стоящего перед ней мужчину лет сорока и его чуть более молодую спутницу, лицо которой озаряла приветливая улыбка, едва не вызвав у оцепеневшей девушки неконтролируемую панику.
«Хотя ты вполне можешь приглянуться и каким-нибудь сектантам, забирающим сирот для тяжёлых работ в своих трудовых лагерях. Уверена, ты просто создана для рабского труда на картофельных грядках с перерывами на неустанную молитву», вспомнилась Кате очередная порция язвительных слов черноокой.
«Органы, извращения или грядки», в ужасе пыталась разглядеть смутные очертания своей дальнейшей судьбы девушка в глазах смотрящей на неё пары.
Рита, представилась женщина и, сделав шаг вперёд, протянула Кате свою ладонь.
Девушка от неожиданности выронила из рук свой рисунок, о существовании которого успела позабыть, и безучастно наблюдала за тем, как женщина подняла с пола исчерченный простым карандашом листок бумаги.
Это яркий свет в окошке башни замка? поинтересовалась Рита, вернув Кате её рисунок, на котором был изображён мрачный средневековый дворец с высокими стенами и массивной башней, под которой роились голодные орды злобных чудовищ.
Застигнутая врасплох неожиданным вопросом женщины девушка машинально кивнула.
Но если в башне горит свет, значит, должен быть и тот, для кого он зажжён? высказала своё предположение Рита.
В этой башне от монстров прячется девушка-воин, взяв наконец себя в руки, ответила Катя.
А найдётся ли в башне место для доброй девочки, которой нужна защита отважной девушки-воина от монстров? с надеждой спросила женщина.
Будучи несколько сбита с толку, Катя одновременно ощущала исходящие от Риты ласку и тепло и ещё нечто едва уловимое, чему не могла пока найти разумное объяснение. Девушка смотрела в добрые глаза женщины и чувствовала, что, несмотря на бритую голову, Рита видит в ней не отверженного всеми изгоя, как другие сироты, а надежду на спасение своей дочери от угрожающих её благополучию монстров.
«Эта женщина не может быть плохим человеком», подумала Катя, испытав доселе неведомое ей чувство воодушевления от того, что кто-то нуждался в её помощи, думая при этом, что она способна её оказать.
Впервые после смерти отца и бабушки Катя увидела себя в глазах Риты не как полоумную красотку для бесконечных насмешек сверстников, а как бесстрашного героя из сказок, каковым девушка никогда не была, но коим ей вдруг захотелось хоть на мгновение стать, приоткрыв незнакомой женщине запертую дверь своей башни.
«Ответив ей да, я смогу выбраться отсюда и повидать маму, не дожидаясь совершеннолетия», взволнованно подумала Катя, мысленно вдыхая манящий аромат столь близкой свободы, ведущей к исполнению её заветного желания.
Если сердце девочки и правда доброе, то в башне для неё найдётся место, а девушка-воин защитит её от любых монстров, сказала женщине Катя, впервые за долгое время почувствовав некое подобие уверенности в своих силах.
У этой девочки самое доброе сердце на свете, ответила Рита с выступившими на глазах слезами и заключила девушку в свои благодарные объятия.
Как же отрадно, когда осиротевший ребёнок обретает шанс на счастливую жизнь в приёмной семье! расплылась в лучезарной улыбке директор детского дома.
Катя неподвижно стояла в объятиях незнакомой женщины и поймала себя на мысли, что впервые за время пребывания в «Кукушонке» её кто-то держал не для того, чтобы обрить голову, разрисовать лицо или задушить во сне, а потому что перед ней был хороший человек, какого девушка надеялась вскоре увидеть и в своей родной маме.
Глава 5. Разноцветные огоньки
Лето 2007-го года
Ранним утром Марьяна лежала на нижних нарах своей камеры и думала о дочери, слушая мерное дыхание спящей наверху Жеки, которая стала несколько лет назад сокамерницей Марьяны после выхода на свободу предыдущей. До подъёма и переклички заключённых оставалась ещё четверть часа, поэтому у Марьяны было немного времени на то, чтобы насладиться последними минутами царящей в тюремном блоке тишины.
В этот субботний день женщине не было нужды направляться в швейный цех на двенадцатичасовую смену по выработке нормы по пошиву спецодежды, в то время как Жека могла отдохнуть от своих обязанностей по приготовлению на тюремной кухне еды для трёх сотен заключённых Рижской Ильгюциемской женской тюрьмы.
В свободные от трудовых смен выходные дни осуждённые имели возможность встретиться со своими родными и близкими, получив от них проверенные тюремной охраной продуктовые передачи, призванные внести в рацион заключённых некоторое разнообразие. Также по выходным осуждённые могли вдоволь побыть на свежем воздухе тюремного двора, почитать в камере взятую из местной библиотеки книгу или же принять участие в постановке театральной труппы, состоящей из творчески одарённых заключённых.
Общая камера Марьяны и Жеки площадью в восемь квадратных метров располагала выходящим в тюремный двор окошком и имела массивную решётку на выходе. У правой стены камеры находились двухъярусные нары с матрасами, а слева у решётки располагался унитаз с умывальником, над которым висела полка с тюбиком зубной пасты, двумя щётками, куском мыла, гигиеническими прокладками и рулоном туалетной бумаги. Камера являлась для Марьяны на протяжении последних четырёх лет крохотным уголком её личного пространства и образно воспринималась женщиной в качестве каюты находящегося в многолетнем плавании круизного лайнера, который должен был однажды вернуться после своего длительного путешествия в Рижский порт и позволить Марьяне сойти на берег к её любимой Сонечке.
За прошедшие годы заключения женщина успела привыкнуть к скромной обстановке и стеснённым условиям своей тюремной камеры и даже в некотором смысле полюбила толстые прутья запирающей её решётки, которая давала Марьяне чувство защищённости от обитающих в других камерах осуждённых. Подавляющее большинство женщин отбывали свой срок за воровство, поэтому запертая массивная решётка камеры дарила Марьяне уверенность в том, что никто не посягнёт на её личную безопасность и сохранность её вещей.
Наибольшую ценность у заключённых имели сигареты, алкоголь, духи, тушь, блеск для губ и крема для ухода за лицом и руками всё то, что находилось в тюрьме под запретом и незаконно попадало к осуждённым в зале для свиданий с посетителями. Последние умело прятали контрафакт в одежде и, преодолев металлодетектор на входе в исправительное учреждение, передавали родным те ли иные запрещённые вещи в мелких бумажных, стеклянных или пластиковых сосудах. При этом большую часть контрафакта изымали охранники при регулярном обыске камер, следя за тем, чтобы на территории тюрьмы не было запрещённых к хранению и обмену заключёнными между собой вещей.
Единственное, что не пользовалось в женской тюрьме спросом это ювелирные украшения, поскольку их было невозможно носить на людях и не имело смысла хранить. По этой причине многие осуждённые украшали себя разного рода татуировками, а отбывающие в тюрьме срок тату мастера были очень уважаемыми людьми и получали за свою работу от заключённых самые лучшие контрафактные подарки.
Поскольку Жека не была рядовой работницей швейного цеха, как Марьяна, а являлась одним из поваров на кухне, более высокий тюремный статус позволял Жеке сохранять половину тайно передаваемых ей матерью на свиданиях запрещённых вещей, добровольно отдавая вторую половину охранникам. В отличие от большинства обитательниц женской тюрьмы, преступивших закон воровством или мошенничеством, Жека мотала свой срок за убийство мужа с особой жестокостью, поэтому никто из заключённых её не донимал, равно как и других осуждённых за убийство женщин.
Благодаря тому, что, оказавшись в тюрьме, Марьяна подружилась с Жекой, которая увидела в ней родственную душу из-за совершения схожего преступления и наличия у женщины маленького ребёнка, Марьяна поведала подруге свою историю и узнала любопытные детали былой жизни самой Жеки. Так, на свободе Евгения Жилина работала су-шефом одного из рижских ресторанов и жила в браке с двумя маленькими детьми.
Счастливая жизнь дала трещину, когда муж Евгении потерял работу и стал жить на пособие, ожидая свободной вакансии на аналогичную должность той, которую он ранее занимал. Оказавшегося временно безработным мужчину угнетала роль приглядывающего за детьми няня, из-за чего он часто пребывал в дурном настроении и критиковал Евгению за её поздние возвращения домой вместо того, чтобы быть благодарным ей за то, что жена самостоятельно содержит семью, работая за двоих.
Топя на дне стакана кажущийся ему унизительным для мужчины статус безработного домохозяина, мнительный супруг Евгении вбил себе в голову, что она поздно возвращается домой не по причине сверхурочной работы, а потому что тайно встречается с другими мужчинами и собирается его бросить. Верная жена и ответственная мать двоих детей ничем подобным не занималась, однако переубедить утратившего в себя веру супруга не могла, периодически сталкиваясь с его сценами ревности и поднятием на неё руки в состоянии алкогольного опьянения.
Отказываясь терпеть подобное отношение мужа, Евгения молча собирала вещи и уезжала вместе с детьми к своей матери Валентине Михайловне. Протрезвевший супруг неизменно приезжал к свекрови и молил жену о прощении, обещая ей больше никогда не пить, не поднимать на неё руку и устроиться в самое ближайшее время на работу. Ради сохранения семьи Евгения прощала мужа и возвращалась к нему с детьми, не раз предоставляя мужчине шанс доказать его слова делом.
Однако после очередных безуспешных попыток найти работу по душе муж снова напивался, устраивал ссору и распускал руки, что продолжалось порядка двух лет, пока терпение женщины не иссякло. Однажды Евгения принесла супругу документы на развод и сообщила, что уходит от него с детьми навсегда, на что прижатый к стене муж повёл себя крайне неадекватно даже по его меркам, приставив большой кухонный нож к горлу родных детей и пригрозив убить их и себя, если жена уйдёт.
Вид плачущих в испуге малышей, которых собственный отец взял в заложники, стал для стойко переносившей несколько лет выходки супруга женщины последней каплей и спусковым крючком. Испытав по отношению к мужчине неконтролируемый приступ гнева, Евгения выхватила у мужа нож, повалила его на пол и нанесла супругу в состоянии аффекта двадцать семь ножевых ранений, половина из которых оказались смертельными. Обеспокоенные громкими криками соседи семьи Жилиных вызвали полицию, офицеры которой арестовали Евгению и отвезли её с детьми в участок.