Mr. Kisskin
Быль о Черном Коте-Певуне
А я говорил тебе, Тимоха, гони лошадей в загон, нечего им подле леса мордой в траву тычить! достаточно эмоционально, размахивая руками, обращался к братцу пожилой крестьянин.
Кто же ведал, братка, кто же знал! почёсывая лысый затылок, мотал головой второй мужчина, иногда поглядывая в темно-зелёную чащу. Никогда этих смердов не было в нашем лесу!
Обалдуй ты непутёвый, Тимоха! гневно бросил свою шапку раззадоренный старик и пал на корточки. Богатыри-то наши, что защищали лес, три дня тому назад покинули наш бор, ты ли не знал? И как мы теперь-то без скакунов-то наших? Пешком до деревни топать будем?
Коль надо будем не успел провинившийся договорить, как из лесу послышался ржач кобыл.
Посейдонское чудо! Неужто наши Люська да Ленка? воспылал надеждой тот, что сидел на корточках, что подорвался на ноги одним прыжком, невзирая на старость свою.
Действительно, две лошадки показались из лесной тени, однако с первого же взгляда было понятно что-то с животными не так. Двигались они целенаправленно, словно пребывали в состоянии чьих-то марионеток да и из очей их струился тёмный, густой туман. Они впились своим взором в пожилых ошарашенных мужчин, которые неосознанно, хоть и не отводили свои взгляды от питомцев, однако пятились в сторону избы.
Тима, шёпотом промолвил один из братьев. Гони коз подальше пока не поздно, а я в избу, выведу всех оттуда
Но не успел второй братец послушаться, как обомлел за лошадьми появилась навья. Она плыла по воздуху, вытянув свои ручки с длинными пальчиками перед собой. И, знаешь, она была в прямом смысле слова ужасно красивая тёмные локоны её словно влажные с тяжестью свисали на пышную грудь худенького тела, облачённого в грязную и мокрую белую льняную тряпку, что небрежно прилипла к ней, не особо прикрывая интимные места, а мило скрещенные ноги могли показаться испачканными илом, однако если приглядеться, то можно уверенно сказать, что они будто испепелены, хоть и кожа зрительно такая же гладкая, только чёрная, плавным градиентом переливающаяся в нормальный цвет кожи ближе к коленям. Она ласково улыбалась, как улыбается отчаявшаяся преданная девушка, когда всю боль девицы можно прочитать по глазам.
Жи-и-и-ворот, словно змея она зашипела из глуби леса, не убирая свою неоднозначную улыбку с милого лица. Второй брат, к которому она обратилась, аж побагровел от своего же имени из уст чертовки. Тимоха повернулся и убедился в удручающем состоянии своего брата, что аж самому поплохело ещё сильнее. Жи-и-и-иворот, ответь мне, милый в избу вдовы Агафьи ты заглядывал?
Тимоха не мог не взирать на своего брата, что уже успел позеленеть и пасть гузном на пень. Очи его, кои как у любомудра были всегда узки и не ярко выражены, распахнулись так, что усопшая мать родная бы удивилась. Хоть сосны и даровали свежий воздух, Живороту его явно не хватало. Однако он собрался с мыслями и кое-как ответил:
Нет!
НЕ ВРИ, ХРЫЩ СТАРЫЙ! послышалось во всей округе, что после отдавалось эхом в сознаниях мужчин. Навья продолжала бесновато улыбаться, строя глазки. В избу вдовы Агафьи ты заглядывал, мой ненаглядный, Живорот? Ответь, будь милым мне.
Ходил! Ходил! испытывая страх ли, агонию ль, мужик признался, лишь бы весь ужас кончился.
Щеки румяные, губы алые целовал её? спрашивала навья.
Целовал! Целовал!
Любил всю ночь её?
Любил! Любил!
Так что же ты, гнида седовласая, имеешь счастье жить и радоваться? спокойные и даже приятные нотки её звонкого голоса сменились на аляповатые и незвучные сиплые вибрации, что издаёт горбатая бабка, когда отчитывает внука, гоняя того метлой по двору.
Навья подступила в компании двух лошадок, перелетая через приземистый заборчик из берёзы. Охотничья изба, где вовсю пировали товарищи, заливаясь квасом и наслаждаясь свежей медвежатиной, ютилась в невеликом лугу средь сосновой чащобы. Рядом уютно располагалась банька, которую недавно растопили, чтобы через чуток часов, под вечер отлично провести время. Судя по выкрикам молодых охотников, в домике находились сыновья двух стариков. Двое их было, а может, трое.
Тимоха со страхом в глазах продолжал смотреть на брата, однако доверху ко всему, в них читалось и отчаяние, и разочарование в кровном своём родиче.
Кажись, братец, это не я дурак непутёвый, сколько было мочи у Тимы, столько он её вложил в эти слова, что еле слышны были на фоне шипения чертовки, что медленно, но верно подплывала к Живороту, кой готов стать с пнём единым целым, лишь бы эта женщина бросила мужика в покое.
Жи-и-и-иворот, готов ли ты отдать себя лесу? Взамен я оставлю лошадей, и никто не прознает про чернь, что ты наделал, кроме брата твоего, Тимохи? Даже Агафья забудет обо всем и будет о тебе слава славная в деревне, как героя, что воротил скотину ценой своей жизни? Брат твой, сыновьям твоим, жене твоей принесёт весточку о твоей доблести и будет слава тебе славная в деревне твоей, она, оставив лошадей, прильнула к седовласому, аккуратно приземлившись на его коленки и ласково объяв его шипя на ушко.
Живорот покрылся холодным потом и застыл, лишь очи его бегали от неё до братца и обратно. Не хотелось мужику помирать, да и знавал он былицы да небылицы всякие, что забери навья душу твою будешь вечно мучиться в своих содеяниях и что не будет душа свободной и что мучиться душа будет вечно и жить она будет в этом лесу и никогда из него не выберется.
А-а что, если я не захочу? тихо выдавил из себя он.
То о тебе, милый мой, прознают все от Оки и до Волги! чертовка шептала ему на ухо противным голосом, что вяли уши. И Белобог прознает и Сварог прознает! И не будет тебе покоя в мире живых и твоей семье! И гоним будет род твой! И тогда ты вспомнишь обо мне, мой милый Живорот, ведь упрекать тебя будут кому не лень и в колодец сбросят тебя, и заплюют тебя, мой милый старый хрыщ! И ни один муж не отдаст свою дочурку за детей твоих и их детей! И ни один колдун не отмоет и не отпоёт тебя, Живорот Так что?
Братка, осознав, что пришли не за ним и то, что можно от проклятья отвертеться, успокоившись, обратился Тимоха. Братка, отдай свою нечестивую душу, не подставляй наш род за свои деяния, прошу!
Донёсся до слуха истерический вопль, который являлся смехом навьи, коя от услышанного раздора аж взлетела и направила свой взор в порозовевшее небо.
Как прекрасно! Как чудесно! Кровный брат желает смерти брату! Ну что же может быть лучше! А-ха-ха-ха! её разрывало от счастья, она словно ожила. Глаза её наполнились красками, прояснились. Умри, Живорот! Отдай мне душеньку свою! А я сделаю тебя героем! А-ха-ха-ха!
Провинившийся и испуганный до побеления старик внезапно отвлёкся на пышношерстого чёрного кота, который шустро промчался мимо них и ловко залез на ветку в два прыжка. Навья застыла, предвкушая неладное, догадываясь, что данный кот несёт неудачи, но для кого?
Кот же усевшись на основании ветки постепенно принимал человеческий вид: лапы перерастали в мохнатые руки и ноги с когтями, выперла грудь, на которой явно виднелась руна Чернобога из белых волосков, морда представляла собой смесь кошачьей и человеческой, и выглядело это нечто как оборотень, как волколак, только, наверно, котолак
Новоградские князья, что выступают ближайшими рабами Белобога, клянутся в святости и непорочности своей, оборотень великолепно выговаривал славянскую речь, однако неосознанно подмяукивал, что было заметно, как он пытается себя сдерживать. Тем не менее его голос был тягучим и приятным, тёплым мёдом с топлёным молоком, он так ласкал слух, что хотелось слышать его ещё и ещё. Однако навья заметно смутилась, услышав сладкий голос. Но не каждый знает, чем заняты они в потёмках ночи, в закрытых залах и в кругу семьи. Не всё белое добро, не всё чёрное зло. Я, сказочник, скитающийся в ночи, я,то ли бес, то ли гамаюн, я, воин без меча и я
Чёрный кот-баюн тихо промолвил Тимоха, раскрыв очи.
Кот смутился тому, что его перебили, но в то же время ухмыльнулся, ведь его узнали и имя правильно произнесли. Что может быть лучше для этого нарцисса, кой не поленился самого себя лизнуть.
Опять ты, Милан! вися в воздухе, но, повернувшись в сторону новоприбывшего, злилась навья.
А я думал, ты меня не узнаешь, Первуна! не менее обрадовался кот. Мужики, поведаю вам один сказ об этой несчастной девушке
Замолчи! Замолчи, окаянный! злость лилась через край, итак неприятный и гнилой глас ужасно красивой девушки был уже невыносим, словно говорил самый настоящий бес. Мужики были обескуражены: Тимоха ещё с удивлением мотал головой, а вот в застывшем Живороте вовсе не было души.
Какая же ты бесстыжая, Первуна! оборотень харизматично фамильярничал, словно общался с подругой, имитируя кошачью позу, когда задние лапы раскинуты в стороны, а передние выставлены перед ними. На морде его заметна была улыбка, а сам он облучал добротой, его голос всё также был в разы приятнее на контрасте. Лет сто тому назад Первуша была человеком, красой, за которой весь хутор бегал! И женой она сталась местного рыбака. Богатый, зараза, был, на своей лодочке гонял по Оке, рыбой промышлял, что стал востребованным и желанным гостем и в Новограде и в Гордаре, и в Киеве о нём знавали! Сколько градов на пути было, столько и жён было и детей от них. А бедная Первуна сидела в избе, скучала, хоть и под окном молодцев рать стояла, а она всё сидит себе, ждёт суженого своего, кой уже как год позабыл о своей Первуне. Но весть пришла от Новоградских богатырей, мол рыбачек её-то совсем не любит более жену свою, что жён у него по всей Руси пруд пруди, и что плыть он не хочет более домой, где его Первуна милая, Первуна ласковая ждёт. Не было нужды у него ни в красе хуторской, ни в рыбе родимой. Зла была вдова соломенная, долго держала в себе обиду красна дева. Но не только на суженного своего обиду таила, но и на себя и более на себя, ведь прознала она, что дурой верной сталась, и пошла в глубокий лес одна с охапкой вички на плече и на этой вичке и повесилась у ствола мудрого дуба и висят её остатки по сей день, ведь не было того, кто осмелился так далеко в чащу тёмную зайти: там смеродй пахнет, смердой злостной всякой, но чует смерда, когда нет желания у души чистой жить и радоваться, вот и ни одна смерда не тронула красу и завела её в сердце злого леса. И путь из стеклянных слёз её ведёт к тому дубу, где тело её висит. Не упокоилась душенька красной девицы, вот и приходит она к тем, кто жён своих не любит
Зачем?! Зачем ты поведал им?! злилась навья, рождая глазами стеклянные слёзы, что падали и бились оземь, но и с места не тронулась, а лишь висела в воздухе, а лошадки затопали копытами и ещё больше испускали туман чёрный.
Вот! Кот показал на стеклянные слёзы, что горкой уже собрались на травушке. Вот такие слёзы ведут к её телу Их и продать можно Мр-р-р оборотень глазел на побрякушки с характерным аппетитом.
Чего желаешь, окаянный? очнулся Живорот. Неохота мне душеньку свою навье отдавать!
Братка! встрепенулся Тимоха. Он людоед!
Но не успел Живорот отреагировать на столь удручающий факт, как оборотень в секунду оказался напротив него чуть ли не впритык, что мужик учуял запах сырой рыбы изо рта окаянного.
Подряд! радостно замурчал тот.
Какой ещё подряд? не двигаясь, но, чуть откинув голову, со страхом спросил старый.
Такой подряд! кот схватил мощную руку мужика и когтем другой руки царапнул вдоль предплечья, что кровушка поструилась. Духовно-кровный подряд!
Живорот! Отдай мне душу и станешь героем! послышалось от застывшей в воздухе навьи.
Молчать, женщина! крикнул горделиво Кот. Ты на время дашь мне свою душеньку, а как закопаю её тело, так верну обратно!
Это ж что получается-то одна душу просит и другой душу просит Нет мне спасения, братец! заёрзал мужчина словно ребёнок, слезая с пня грузно приземляясь на задницу.
Бешеной собаке семь верст не крюк промолвил Тимоха.
Да не переживай ты так! оборотень пылал духом и был благостно настроен, что эта сила пестрела от каждого его слова. Буду танцевать от печки: найду тело, закопаю и во славу Велеса будешь спать спокойно!
А душа моя на кой чёрт?
А затем, что выбрала навья тебя, а проклятье не снять без приглянувшейся души, развёл руками Кот. Коль не желаешь душу давать, то ступай сам, с молодцами своими, а я вашего медведя с радостью доем.
А коль ты в лес пойдёшь, да не воротишься, тогда чего?
А коль подряд не выполню, то станешь ты Котом, как я, а я помру в лесу гнусно! заметив, как Живорот смутился, он продолжил: Да не переживай ты так! Будешь жить сколько пожелаешь, лекари не понадобятся тебе живительная сила затягивает раны на глазах! С лесу волочить по пять медведей и по десять оленей сможешь. Можешь даже к Астафьи ходить и любить, сколько захочешь ни одна навья за тобой не придёт, коль душа не совсем чиста твоя будет!