Покойный режиссер Верховенцев был не похож на падишахов, какими их Федя представлял себе по иллюстрациям из журнала «Восточная коллекция», номера которого он время от времени таскал у матери! Режиссер Верховенцев, хоть и облаченный в бархатную куртку, белые брюки и красный шарф, производил впечатление удрученного мужчины преклонных лет, которому некогда как следует побриться!
папа его всегда слушал и поддерживал, продолжала Алина. Может, сейчас что-то изменится, не знаю! Устройте меня на радио, Федя! Я буду вести программу!
Могу похлопотать. Максим Викторович Озеров, мой начальник, самый известный на радио режиссер, он будет записывать «Дуэль» и
Алина расширила прекрасные глаза. Это у нее получалось виртуозно.
Который в таком диком пуховике?!
Почему в диком? смешался Федя.
Господи, ну, конечно, в диком!.. Он режиссер, да?! Как это я сразу не поняла, мне же папа говорил! Послушайте, Федя, познакомьте меня с ним!
Ну конечно.
Алиночка, ты уже взяла молодого человека в оборот?
В конце коридора показался высокий темный силуэт, быстро приближавшийся.
Принесло, дома ей не сидится, под нос себе пробормотала Алина, повернулась, раскинула руки и сердечно расцеловалась с подошедшей молодой женщиной. Никаких оборотов, что ты, Мариночка! Сегодня все здесь, и у всех траур.
И у тебя траур? уколола ее глазами дама. Алина была в белом свитере с блестками и тесных белых джинсах. Познакомь меня, дорогая!
Федор Величковский, приезжий из Москвы, отрекомендовался Федя.
Марина Никифорова, артистка. Здешняя! И засмеялась, подавая ему узкую холодную руку.
Эта, напротив, была вся в черном, вокруг шеи боа из гладких, как будто антрацитовых, перьев. Кажется, именно ее вчера обвиняли в том, что она ест щи из банки, которыми провоняло платье звезды Валерии Дорожкиной.
Вы производите разведку на местности, Федор? А мне казалось, что все роли уже распределены и изменений не будет! Или я ошибаюсь?
Роли? Какие роли?
В спектакле, который вы приехали записывать!
Я не распределяю ролей, перепугался Федя.
Но изменения будут?
Я не знаю. Наверное, нет.
А запись будет? Все в силе?
Наверное, да.
Вы милый! заявила антрацитовая Никифорова и слегка обняла за плечи белоснежную Алину. Что наш директор? После вчерашних потрясений?..
Да ничего хорошего, погрустнев, сказала Алина. Мне его так жалко, папу! Все на него!.. И эта дрянь его оскорбила при всех ужасно! Я даже хотела пойти и надавать ей пощечин.
Глаза у артистки Никифоровой сверкнули.
Алиночка, если на все гадости, что нам говорят, обращать внимание, лучше просто уйти из профессии!
А кто теперь будет режиссировать? встрял Федя Величковский.
Наверное, Игорь Подберезов, наш второй. Но главным он не потянет.
Не потянет, согласилась Алина.
Видимо, кого-то со стороны будут приглашать. В прошлом году ходили слухи, что Остапчука пытались склеить, но это вряд ли, он не поедет из Питера!.. Вы слышали про его «Антигону»?
Федя вынужден был признаться, что ничего не слышал.
Знаменитый спектакль, революционный! В Интернете столько писали!.. Целый скандал был!
Остапчук фигура, согласилась Алина. Не то что наши доморощенные
Верховенцев, между прочим, не доморощенный, возразила Никифорова язвительно. Столько лет в Москве проработал.
Марина, театр не должны делать старики! Театр должен быть молодым во всех отношениях! А старикам на пенсию нужно! Старикам везде у нас почет!
Ему было всего шестьдесят три!
Вот именно!
Отчего он мог скончаться? спросил Федя как можно более незаинтересованно. Да еще так внезапно!
Ах, отчего! Понятно, от чего, заговорили обе красавицы разом. От нервов. Мы все тратим нервы и даже не думаем о последствиях!.. Он так переживал, когда начался скандал!.. Папа тоже переживал!
Должно быть, это был особенный скандал, если Верховенцев после него умер от нервов, осторожно предположил Федя.
Да ничего особенного! У нас часто бывает!.. Есть вздорные бабы и мужики, между прочим, тоже!.. В нашем театре каждый второй мировая звезда! А когда состав утверждают!.. Еще и не такие скандалы бывают!..
А Валерия Дорожкина? Федя посмотрел сначала на одну, потом на другую. Ее чем-то отравили! Кто мог это сделать и зачем?..
Они сразу замолчали, и вдруг Алина сказала с ненавистью:
Я бы сама ее отравила. Дрянь такая! Про папу гадости говорит! Она про всех гадости говорит!..
Никто ее не травил, заявила Никифорова. Я совершенно уверена. Это все игра. Она хотела сорвать спектакль, и чтоб с ней все носились!
А тут Верховенцев как раз умер, подхватила Алина, на нее и внимания-то почти не обратили!.. Поду-умаешь, мертвая царевна! Открывается дверь, она лежит в гримерке бездыханная!..
Она хотела, чтоб Рамзес не доиграл и опозорился, только и всего!
Да он на нее никакого внимания не обращал, а она привыкла, что все мужики к ее ногам падают!
Зачем она ему нужна?! Ему и с Лялечкой прекрасно! Он ей интим-услуги оказывает, а она ему репертуарчик подбирает соответствующий! У нас на всех мужских ролях один Рамзес!
Лялечка для него изо всех сил старается! Только все равно он ее бросит, вот увидите!
Ну конечно, бросит!
Теперь-то вообще другая жизнь начнется! Новый режиссер придет, у него свои любимчики будут!
А Рамзес у Верховенцева был любимчиком? переспросил Федя.
Да ему Ляля капала на мозги день и ночь, какой Рамзес гениальный! А он слушал! И директор, между прочим, во всем его поддерживал!..
Папа с Виталием Васильевичем знакомы всю жизнь!
Алиночка, я ни в чем не обвиняю твоего папу!
Еще не хватает!..
Милые дамы, вмешался Федя, опасаясь, что беседа вот-вот свернет в опасное русло, я тут у вас ничего не знаю. Может, вы мне покажете дорогу на сцену?
Все из-за нее, вдруг сквозь зубы процедила Никофорова. Алина, я пойду. Я их ненавижу, всех этих мышек-норушек!.. Опять она шныряет!
Федя ничего не понял. В конце коридора двигалось нечто бесформенное и темное, и оно приближалось.
Добрый день, тихо произнесло оно, приблизившись.
Алин, мне надо к Юрию Ивановичу, замороженным, каким-то специально сделанным голосом сказала артистка Никифорова. Только что она говорила совсем другим. Ты меня не проводишь? Он, наверное, места себе не находит! Я должна его поддержать.
Провожу, ответила Алина тоже каким-то новым голосом. И они стремительно двинулись прочь. За ними по всему коридору вспыхивал и гас шлейф электрических искр.
Можно мне пройти?..
Тут в темном и бесформенном куле Федя Величковский узнал Кузину Бетси. Она тащила громадный ком черного крепа.
Здравствуйте, сказал он радостно, как будто встретил близкого человека. Как вы поживаете? Должно быть, прекрасно!
В отдалении хлопнула дверь красавицы исчезли.
Давайте я вам помогу!
Спасибо, я сама!..
Но он уже перехватил ком, оказавшийся не таким уж огромным.
Это на сцену надо отнести, сказала кузина растерянно. Зал готовят к прощанию.
Ужасные события, ужасные! сообщил Федя из-за крепа. Весь театр подавлен и опустошен. Он подумал, что бы еще сказать такого, и добавил: Одно дело играть трагедии, и совершенно другое участвовать в них. Как вас зовут, Кузина Бетси? В прошлый раз вы не представились!
Василиса.
Прекрасно, оценил Федя. Вы тоже опустошены и раздавлены?
Она посмотрела на него, и он вспомнил, как подумал: совсем глупенькая!..
Мне очень жалко наш театр, вдруг сказала Кузина Бетси. Все было так хорошо, и вдруг!.. Что теперь будет?..
Вы имеете в виду неожиданную кончину главного режиссера?
У нас прекрасный театр! Вы же, наверное, знаете, раз приехали из Москвы спектакль записывать! Таких больше нет. И Виталия Васильевича очень жалко, правда. Он в следующем сезоне собирался Мольера ставить.
Он часто болел?
Нет, что вы, никогда. Он все время проводил в театре, даже когда простужался, все равно приходил. Он говорил, что режиссеры и артисты, как спортсмены, должны работать каждый день. Иначе утратишь форму, а потом в нее вернуться почти невозможно. Он говорил, что знает полно талантливых артистов, которые от незанятости растеряли весь талант, ну, разучились играть.
Как интересно, оценил Федор. Главный режиссер с вами часто разговаривал?
Она улыбнулась.
Конечно, он не разговаривал со мной как с помощником костюмера! Но я брала у него несколько раз интервью. И он никогда не отказывал!
Роман Земсков не согласился ни разу, хотя она просила. Но она все равно писала про него, и однажды он сказал ей в коридоре: «Спасибо, милая девочка!»
Они вошли в темное закулисье, где пахло пылью и, кажется, краской, и Федор немедленно споткнулся. Она поддержала его под локоть.
Из-за чего вчера начался скандал?
Василиса вздохнула:
Даже не знаю. Я прибежала, уже когда Софочка плакала, а Валерия кричала. Ей показалось, что ее платье кто-то надевал, а мы никогда и никому
Она часто такие истерики закатывает?
Василиса промолчала. Она считала невозможным обсуждать «своих» с посторонним!
Они свалили черный креп на составленные на сцене стулья и двинулись в обратный путь.
Вот здесь провода, осторожней.
А когда вы прибежали, главный режиссер уже был в коридоре? Или потом пришел?
Я не помню. Валерия Павловна стала на меня тоже кричать, и я расстроилась очень. Понимаете, мы с Софочкой отвечаем за костюмы, это наша работа, мы никогда никому не даем чужие, особенно из первого состава, это невозможно просто! А Валерия Павловна почему-то решила, что мы
Странная история, заметил Федя Величковский. Очень странная. Главный режиссер умер, главную героиню почти отравили, спектакль сорвался, и все это в самый обычный день.
В тот же день самый обычный! или на следующий из директорского сейфа пропали ни много ни мало полмиллиона рублей!.. И еще. Кто-то говорил кому-то о «каленом железе», о том, что нужно «выжечь», «истребить» кто это говорил и кому?.. Вчера, когда Федя подслушал разговор, это казалось ничего не значащей ерундой, а сегодня?..
На лестнице Федя запутался в лестницах было холодно и сильно тянуло застарелым сигаретным дымом. Кузина Бетси неуверенно кивнула и пошла вниз к обитым жестью дверям, за которыми теплилась в отдалении тусклая желтая лампочка.
Федя секунду думал, потом последовал за ней.
А зачем нам в преисподнюю?
Кузина улыбнулась:
Там у нас склад. Старые декорации, которые уже не в работе, реквизит поломанный. Костюмы пятидесятых годов.
Они давно в негодность пришли, но мы с Софочкой иногда такие вещи находим!.. Кружевной воротник однажды нашли, она отпарила его, отгладила, так потом Валерия Павловна без него играть не могла.
Тот самый, который впоследствии был похищен? осведомился Федя.
Откуда вы знаете? Да, потом пропал куда-то. Искали, но не нашли.
А мы идем искать еще один?
Там разные траурные принадлежности, объяснила Василиса. Мне их нужно на сцену перетаскать. Господи, я как подумаю, что похороны впереди!.. Я даже бабушке соврала, сказала, что в университет поехала, а сама на работу. Она еще не знает, что тут у нас случилось, ей волноваться нельзя.
В огромном подвале было еще холоднее, одинокая лампочка светила издалека, как маяк, била в глаза. Среди нагромождений ящиков, коробов, листов фанеры, раскрашенных как крестьянские избы, колонн из папье-маше с отвалившимися, словно выгрызенными мышами капителями, двигаться было нелегко. Время от времени под ногами скрипело и шуршало в самом деле мыши, что ли, разбегались в разные стороны?.. Федор Величковский, человек закаленный и уравновешенный, чувствовал необъяснимую жуть, особенно когда перед носом вдруг возникали какие-то манекены или куклы гораздо выше человеческого роста, с огромными и страшными улыбающимися лицами с пятнами плесени, похожими на трупные.
Чтобы жуть не одолевала, он сказал очень громко:
Что за кунсткамера!
Да, как в фильме ужасов. Осторожней, здесь в полу дырка.
А вон те монстры тоже реквизит?
Куклы и медведи? Когда-то Шварца ставили, у него есть пьеса про кукол, я читала. Книжку хотела купить, но их давно нет. Пришлось из Интернете скачивать.
Феде хотелось выбежать из подвала наверх, к людям, к свету, к застарелой сигаретной вони, но страшно было повернуться спиной к чудовищам, как будто они могли наброситься и задушить, и неловко перед девчонкой она пробиралась совершенно уверенно и спокойно. По крайней мере, Феде так казалось.
Он оглянулся и поежился, беспокойство становилось все сильнее. Что за ерунда?..
Ну вот. Весь ящик мы, наверное, не утащим, он тяжелый
Скрипнула крышка, пахнуло сыростью и слежавшейся тканью.
Лампочка погасла, сверху упала темнота, и что-то сильно загрохотало.
Василиса взвизгнула.
Федя весь покрылся потом.
Что случилось? очень громко и четко спросил он в кромешной темноте.
Свет погас!..
Я заметил.
Стало не только темно, стало еще пронзительно тихо, ухо не улавливало ни малейшего звука. Федя вдруг подумал, что, наверное, так же темно и тихо бывает в могиле, когда голоса, звуки, люди, свет, запахи остаются наверху и к ним уже никогда не вернуться, и до них невозможно добраться.
Я боюсь, прошептала рядом девчонка. Я боюсь!..
Ничего страшного, неторопливо произнес Федя, обливаясь потом. Просто света нет. Дайте руку, где вы?..
Совсем ничего не было видно. Она стояла слева от него и оттуда в него ткнулась ее ладошка, тоже совершенно мокрая. Федя крепко взял ее.
Теперь нужно двигаться назад. Там были какие-то ящики, осторожно, потихоньку.
И он наугад шагнул. Ладошка подвинулась вместе с ним, видимо, девчонка шагнула тоже. Глаза не привыкали к темноте, он по-прежнему ничего не видел.
Под ногами зашуршало, и что-то покатилось. Василиса пискнула и тяжело задышала.
Тут вдруг Федя сообразил, что у него в кармане телефон, а в телефоне фонарик!.. Он выхватил устройство и нажал кнопку. Загорелся яркий белый огонек.
И у меня! закричала Василиса. У меня тоже есть!..
Загорелся второй огонек. Федя и Василиса посмотрели друг на друга. Со всех сторон их обступали чудовища и тьма, ставшая от капель света еще более непроглядной.
Здесь, наверное, мыши, трясясь, выговорила Василиса.
Шут с ними, решительно заявил Федя. Они нас не съедят.
Он снова взял ее руку и повел за собой. Искать среди нагромождений обратную дорогу было трудно.
Не паникуй, прорвемся! сказал себе Федя.
Я стараюсь, ответила девчонка. Его ладонь она сжимала изо всех сил. Просто свет никогда не гаснет, а сейчас погас, и еще мыши, хотя они, наверное, сами нас боятся, мы же такие большие, а они маленькие, не станут же они на нас прыгать
Прыгать? переспросил Федя. Нет, прыгать они точно не станут. По-моему, мыши вообще не умеют прыгать! Прыгают кенгуру. Мы с папашей как-то полетели в Австралию, у него там конференция была. В Австралии просто тьма кенгуру, и они все прыгают. Едешь по шоссе, а по обочине скачет кенгуру, как придурок.
Белый свет уперся в жестяные листы, которыми были обиты двери, и растекся по ним мутными неровными кругами.
Федя, уже все поняв, сначала подергал, а потом навалился на створку плечом. И еще раз навалился изо всех сил.
Двери были безнадежно, наглухо заперты.
Ляля Вершинина погремела ключами, закрывая свою комнату. Озеров в пятый раз позвонил Величковскому и в пятый раз прослушал сообщение про то, что «аппарат абонента выключен».
Странное дело. Пропал куда-то, да еще телефон выключил!.. Федя никогда не выключает телефон, утверждая, что «папаша и мамаша будут волноваться»!
Подвезти вас?
Нет, спасибо. Я совсем близко живу.
Она погасила свет в коридоре, и они вышли на площадку.
Я вас провожу до директорской приемной и пойду, хорошо?
Максиму казалось, что Ляля весь день хочет от него отвязаться и не знает как. Совершенно безучастно она слушала беседу со вторым режиссером, безучастно отвечала на вопросы, то и дело о чем-то задумывалась, и Озеров вдруг подумал может, прав Величковский, с покойным Верховенцевым у нее были «особые отношения»?..