Почва была лессовая супесь, с севера территория омывалась Уралом, за рекой уже была Россия. То было идеальное место для посадки бахчи. Арбузы, дыни, тыквы,там росли превосходно, для этого были все условия. Мы даже не всегда могли убирать весь урожай, и после нашей уборки, там еще лакомилась треть расположенного на правом берегу города Новотроицка.
Вот туда мы и поехали с председателем в воскресное утро, прихватив с собой семена бахчевых и четыре сапы, так как ожидалось еще двое гостей из города Орска. Приехали на Урал, встретились с городскими гостями. Один был хорошо знакомый мне Горожанов Михаил Максимович, представитель одного из крупных орских заводов, второго я видел впервые, он назвался Рудольфом Рудольфовичем. Посадили бахчу, разместились на берегу, май, тепло, трава зеленая. Сидим, закусываем, обмениваемся новостями и впечатлениями. Я спросил Рудольфа, почему он не пьет? За рулем, говорит, а через город ехать. А ты чего не пьешь,спрашивает, не из-за того же ведь, что тоже за рулем, кто тебя в этих горах остановит? Да, говорю, мне ехать завтра, с женой не все в порядке, и дома трое детей. И тогда он говорит я главврач одной из орских больниц, ты привези ко мне жену, я ее просмотрю, может, что-то определим. Вот что такое судьба. Не пригласи меня председатель на посадку бахчи, я бы не поехал, не будь знакомым моим Горожанов, а он в свою очередь знакомый с Рудольфом мы бы никогда и не встретились. Сейчас даже страшно подумать, как бы развивались события, если бы все было не так.
Недолго думая, я рано утром в понедельник отвез жену в Орск, к Рудольфу Рудольфовичу Пиддэ, он работал главврачом туберкулезной больницы в старом городе, оставил ее там, а сам уехал в Москву. Уже в институте меня нагнала срочная телеграмма с просьбой немедленно появиться в Орске, жене необходима сложная операция. На второй день я был там, взяв академический отпуск в институте. Ситуация был сложной. Пиддэ Р.Р., сам рентгенолог, сделал в своей больнице снимки почек жены, и оказалось, что вместо правой почки у нее огромный камень коралл, заполнивший все почечное гнездо.
В городе Орске еще тогда была довольно разумная специализация среди заводских больниц, одни занимались чистой хирургией, и к ним везли нуждающихся со всех заводов, другие занимались урологией и т.д. Пиддэ отвез жену в другую больницу, где главврач Шиянов А.Н. был прекрасным урологом и сам оперировал по этому профилю. Он только посмотрел снимки, сразу же положил жену в больницу, сделал анализы и стал готовить к срочной операции, а затем вызвал меня. Операция прошла успешно, мы получили в подарок огромный серый коралл, чуть не стоивший жене жизни. По словам Шиянова, вся нечисть уничтоженной почки начали поступать и в здоровую, и жить жене оставалось месяц-полтора
Вот вам и бахча, вот вам и наш районный главврач, не удосужившийся за столько лет даже снимок почек сделать, а только вырезавший каждый раз какую-то мелочь, как поганый телемастер из первых наших телевизионных лет. Слава Богу, все обошлось. Нет на свете уже ни Каструбина, ни Горожанова, ни Пиддэ, ни Шиянова, а жена, благодаря им, живет, и мы с ней будем благодарны этим людям, сколько будем жить. Они того достойны.
А вы говорите «ничего личного только бизнес» да провались он пропадом тот бизнес без хороших людей рядом.
СЕКРЕТАРЬ ОБКОМА
В последние годы только ленивый не бросил камень в адрес правившей в советские времена компартии. Я не ставлю перед собой задачу говорить о партии, вспомним о людях, из которых эта партия состояла, особенно о тех, кто занимал в ней высокие руководящие посты.
Рядовые члены партии, в большинстве своем, добросовестно работали, часто показывая пример во всем. Основная партийная работа шла на уровне райкома, а уже с областных комитетов, ЦК республик и далее шла совсем другая работа, с другими подходами, методами и способами. Номенклатурные работники, начиная с областного уровня, подбирались далеко не по качественным показателям и, попав в эту номенклатурную сеть, как правило, из нее не выпускались. Надо было что-то очень уж страшное совершить, чтобы быть из этих кругов изгнанным. Практически такого не случалось: если удары и наносились, то по первым лицам, остальная номенклатурная масса лишь туда-сюда ротировалась внутри своей зоны (области, республики, центра).
Все зависело от людей. Какие люди такая и организация, такая и партия. Мы это хорошо знаем, так как на наших глазах те, кто раньше рьяно защищал коммунистические идеалы, теперь (опять почему-то оказавшись у власти), столь же решительно их опровергают.
Так получается, что нынешние «избираемо-назначаемые» лидеры ничем не отличаются от прежних «назначаемо-избираемых». Высокомерие, чванство, абсолютное пренебрежение и неуважение к тем, кто ниже их по иерархической лестнице, хамство, отсутствие собственного мнения (ни «да» ни «нет»), запрограммированная тупость и в то же время подхалимаж, угодливость к вышестоящим. Все это классическая характеристика подавляющего большинства крупных партийных функционеров прежних, да и не только прежних, лет.
Мне по жизни не так часто приходилось иметь дело с высоким партийным начальством непосредственно. Так, разовые встречи. Но расскажу одну быль, которую можно считать классическим образцом партийно-производственных отношений.
Я никого не обвиняю. Понятно, что иногда уговаривать некогда, что необходимо и власть употребить. Но разумно.
Было это давно, а запомнилось на всю жизнь. После блестящего тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, когда Казахстан выдал государству, как тогда модно было считать, миллиард пудов зерна, наступил сухой шестьдесят седьмой. Урожая практически не было, все выгорело. Сидим мы вдвоем в кабинете председателя колхоза. Считаем зерно, а что считать на семена отбить не можем. Полтора центнера с гектара вместе с половой и землей. Дело к вечеру. И тут вдруг, как снег на голову, в кабинет буквально вваливается третий секретарь обкома. Я не буду называть его фамилии. Он и сегодня живет в городе Актюбинске. Раньше первый секретарь обкома занимался общими вопросами, второй идеологией, третий сельским хозяйством, четвертый всем остальным.
Поздоровавшись, секретарь сразу набросился на председателя: «Сколько сдали хлеба государству?» Каструбин посмотрел на него и говорит: «Да что там сдавать, на семена отобрать не можем, а еще скот кормить, да и людям что-то дать надо». Секретарь вскочил: «Семена, люди это не ваша забота! Немедленно начинайте возить зерно на элеватор!»
«А чья ж это забота, если не наша? спокойно говорит председатель, Вы же людям хлеба не дадите».
«Вы кулак! буквально закричал секретарь. Зажимаете зерно в кулак (он показал, как мы его зажимаем), а то, что между пальцами капает (он снова показал), оставляете государству!»
«Да у нас и зажимать-то нечего, я же вам показываю все наличие зерна и на бумаге, и в натуре», не выдержал Каструбин.
«Я буду звонить Журину! (В то время первый секретарь обкома). Где телефон?»
Аппарат был у нас еще довоенный. С вращающейся ручкой. Секретарь начал с остервенением эту ручку крутить. Телефон молчал. После пятого или шестого захода он вдруг ожил и голосом старшего брата моей жены Петра (ныне покойного) сказал: «Телефон не работает, обрыв, я сейчас на линии, постараюсь скоро исправить».
Секретарь еще более энергично закрутил ручку телефона. Через время Петр отозвался.
«Дайте мне Актюбинск!» заорал секретарь. «Ты, шо, не пони-мешь, шо линия оборвана», закричал ему в ответ Петро. «Ты зна- ешь, что я (называет фамилию) секретарь обкома? Немедленно соедини меня с Актюбинском!»
«Ты шо, кыргыз, чи турок? обиделся Петро, не понимаешь по-русски, что обрыв?»
Телефон у него полевой, мощный, и ругань заполнила весь кабинет председателя. Нам было неудобно, секретарь из темно-коричневого стал синим от злости, и снова завертел ручку телефона. Аппарат молчал. Тогда за ручку взялся я. Минут через пять Петро, не дожидаясь вопроса, вылил на меня ведро матов, но, услышав мой голос, успокоился. Я попросил его, как угодно, соединить меня с нашим бывшим райцентром Ленинским, чтоб через него выйти на область.
Уже ради меня Петро сделал все, что мог, и с Ленинским соединил Я передал трубку секретарю обкома. Он яростно схватил ее и тут же приказал набрать обком партии. Телефонистка сказала, что Актюбинск занят.
«Кем занят? позеленел секретарь обкома. «Нашим первым секретарем райкома», испуганно ответила телефонистка. «Рассоединить!» заорал секретарь обкома. «Не могу, меня с работы выгонят», умоляла телефонистка.
В конце концов, соединили его с обкомом партии. К счастью для нас, первого секретаря уже не было. И вот тогда секретарь обкома пошел в разнос. Позвонил начальнику связи области тот в отпуске. Заместителя начальника, женщину, нашли уже дома Он над ней измывался минут сорок, обещая все кары небесные по приезде. Бедная женщина получила за всех.
Секретарь даже забыл, зачем приезжал. Не попрощавшись, он выскочил из кабинета и уехал. Шофер нашего председателя потом рассказал, что водитель секретаря обкома три часа, выпятив губу, просидел в машине, ни с кем не общаясь, а когда секретарь вышел из конторы и сел в машину, рванул с места и погнал машину, как на пожар.
Через неделю на нашу почту пришло грозное письмо из области с требованием самым жестоким образом наказать связиста, но так как начальником отделения связи была его жена, то наказание закончилось простой отпиской.
Вот такая зарисовка из жизни тех лет.
Всякие были люди, всякие, а нам нужно было работать.
ОН НЭРЬВНЫЙ
В прежние наши советские времена очень модными были общественные нагрузки. Было их бесчисленное множество, плодились они в какой-то непонятной прогрессии; и так как их исполнение (любое хорошее или плохое) происходило без оплаты, то и распределять их было проблемно.
Как правило, распределение шло под нажимом. Тут уж привлекалось в порядке аргументов все, что можно, и патриотизм, и долг, и партийно-комсомольская обязанность, и все, что угодно, по этой части.
Причем, над всем этим многообразием поручений и нагрузок довлел старинный, но достаточно верный девиз: «Кто тянет, того и погоняют». Одним вообще ничего не поручали, бесполезно, мол, все равно не сделает, а на других «навешивали» по нескольку поручений, зная, что они будут исполняться. Другой вопрос, как и когда?
Когда я работал в колхозе, то незаметно перенес на себя основную массу общественных нагрузок, не потому, что любил эти самые нагрузки, а потому, что легче и быстрее было что-то сделать самому, чем убеждать, уговаривать и помогать кому-то, это делать.
В многочисленном перечне поручений было такое, как ДОСААФ добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. Придумают же такое название «общество содействия». Кроме распространения лотерейных билетов этой организации и сбора членских взносов (что ценилось больше всего!), надо было что-то еще делать. Добился изготовления сейфа для оружия, закупил малокалиберные винтовки, патроны, различные мишени, думал кружок стрелковый организовать, но все никак не получалось. Прошло довольно много времени вроде бы все уже было для занятий стрельбой, а сдвигов никаких
И вот однажды заходит ко мне Николай Гончар, он возглавлял ДОСААФ в другой сельской организации СРМ. Предлагает в воскресенье коллективно выйти в горы и пострелять по мишеням. У него в организации был малокалиберный пистолет, а винтовок и патронов не хватало. У нас же все это было, и мы быстро договорились. В воскресенье утром я взял в гараже машину, вызвал кассира, взяли из кассы, там стоял оружейный сейф, винтовки и поехали в скалы.
Целый день мы провели на импровизированном стрельбище. Перестреляли не только все мишени, но и все то, что можно было использовать, как мишень. Ребята остались довольны. Все прошло нормально.
Возвратились в село, когда уже стемнело. Гончар попросил положить пистолет до утра в какой-нибудь сейф. Вызывать кассира ночью и вскрывать помещение кассы я не стал, просто положил пистолет в свой рабочий сейф, а винтовки взял на ночь домой.
Летом на работу выходили к шести утра. Я принес из дому винтовки, достал из сейфа пистолет, положил на стол и позвонил в гараж, чтобы послали за кассиром. В это время ко мне зашел бригадир асфальтировщиков, Феликс Егшатян. Он тоже выезжал с нами на стрельбище, поэтому мы в нескольких словах обсудили прошедшие стрельбы. Потом он попросил аванс в тысячу рублей, у кого-то из бригады дома были проблемы, и требовалось его срочно отправить. Я выписал ему ордер. Как раз привезли кассира, и Феликс, получив деньги, зашел ко мне сообщить, что можно нести оружие на место хранения.
В это время в кабинет буквально ввалился бригадир одной чеченской бригады. Высокий, заросший, в грязной рабочей одежде, и с ходу: «Слушай, дай аванс тисача рублей!» Я ответил, что денег в кассе сейчас нет. «А ты армяну давал! Ест денги». Я повторил снова, что сейчас в кассе нет денег, кассир поедет в банк, если привезет, тогда и решим вопросы аванса.
Бригадир оказался странным: «Дай пятьсот, ну дай триста, сто! Дай три рубля, видиш, у меня геморрой, кровь идет!» он начал шарить рукой сзади себя.
Пока он кричал, я сидел, но по окончании его надрывной тирады, медленно начал подниматься. На столе передо мной пистолет Марголина, отдельно лежала деревянная коробка, в которую он упаковывался. Стол с приставкой довольно длинный, и бригадир сперва, не видел, что у меня на столе. Когда увидел мое лицо и протянутую к пистолету руку, начал пятиться задом, не спуская с меня глаз. Через мгновение, он через бухгалтерию, вылетел на улицу. Я, конечно, не собирался в него стрелять, да и пистолет был не заряжен, но довел он меня до крайности.
Феликс вышел за ним. Уже позже, один из колхозников, стоявших в то время у колхозной конторы и ожидавших председателя, со смехом рассказал, чем все закончилось. Феликс, выйдя на улицу, подошел к тому бригадиру, что просил аванс, и в присутствии всех сказал: «Ты что, дурной? Ты чего на главбуха прешь, не знаешь, что он нэрьвный? У него и справка есть. Видел, какой пистолет в сейфе лежит? На полтора километра убойная сила! Хоть немного думать надо!»
Вот так с его легкой руки, все наемные бригады, а это сотни людей разных национальностей, многих из которых разыскивали различные органы, знали, что я «нэрьвный», и у меня в сейфе лежит пистолет. Мне имидж эдакого, сельского боевика, был не особо нужен. Беспокоило другое, все-таки первый этаж, сейф у меня одно название, полезут за пистолетом, а там колхозная печать Назло заберут.
Но, слава Богу, все обошлось. Все годы, пока я работал в колхозе, ходил по селу в любое время суток и никогда никого не боялся, потому что и сам никогда никого не трогал. А легенда о моей справке и пистолете так и кочевала из сезона в сезон среди приезжих бригад. Наши-то, знали, что и как, а чужие верили в легенду. Даже спрашивали, а, правда, и т. д. Я никогда не подтверждал, но и не опровергал такие слухи. Так было удобнее
Имидж, оказывается, дело серьезное и довольно липкое, трудно-отмываемое. Но, выходит, иногда и полезное.
ПРОСТО СЛУЧАЙ
Два года жесточайшей засухи, семьдесят четвертый и семьдесят пятый, запомнились многим людям, проживавшим в те времена на огромном пространстве к востоку от Волги и до самого Иртыша. На территории, где с успехом можно разместить не одну Европу, почти два года практически не было дождей, и стояли бесснежные зимы. В эту зону попали основные хлебообеспечивающие регионы Поволжья, южный и средний Урал, почти весь Казахстан и Средняя Азия. Два года подряд выгорало буквально все. Не было ни травы, ни зерна.