Виталий Кузнецов
Музыкант, или Исповедь миллионера
Не грех упасть грех не подняться.
Сергий Радонежский
Вот оно прозрение шпиона, одна из дверей подъезда многоэтажки открыта настежь.
Сюда! Вон к тому подъезду. Все! Устал! Пошел спать! Олег попытался усыпить бдительность водителя такси: Вот, без сдачи, сунул ему в руку не крупную купюру
«Так-так-так, думал Олег, сил уже нет никаких, может быть, на лестничной клетке завалиться?» Поднялся под самый верх современной многоэтажки и обнаружил на самой верхней полке, т. е. над последним этажом, некое «лежбище», со сложенными картонными коробками и подобием матраса на них, и даже нечего было принюхиваться, чтобы определить стойкий бомжовый запах. «Вот сейчас пожалуют хозяева, надо будет объясняться, но уже никакой запах не мог выгнать его с этого, такого «уютного» лежака, что он растянулся на нем, как на своей двуспальной кровати, и провалился в тяжелый, но чуткий сон.
Как хорошо, что сон мой был очень чутким, Олег улыбнулся мне. Как будто бы фея во сне коснулась моей щеки, я больше почувствовал, чем ощутил, реальную угрозу, услышал крадущиеся тяжелые шаги по лестнице, лифта не слышал значит, эта братва пешочком топали на семнадцатый этаж, тихо между собой перешептываясь, но я слышал тяжелое, с одышкой, смрадное дыхание, словно смерть за мной крадется.
Он поднялся, сделал несколько гимнастических упражнений, затем поджег растопкой деревянные поленья, сложенные в камине, снова сел в свое кресло и продолжил:
Бомжи, два мужика и одна баба потихонечку крались, подбирались к своему убежищу. То есть к моему. Как мне себя вести с ними, я даже не представлял: просто присел на матрас, прислонившись к стене и смотрел, как эти трое, еще не успев заметить меня, подбираются все выше и ближе, все так же шепотом между собою переговариваясь Баба взвизгнула первой, заверещала, указывая на меня: Мы так не договаривались, не договаривались! Третьего позвали! Один из здоровенных бичей намертво закрыл ей рот рукой, чтобы она успокоилась и не верещала, другой уставился на меня, едва освещенного бледным светом луны из слухового оконца: Ты кто такой? Что здесь делаешь? Ни лиц их, ни глаз я не видел, но будто бы почувствовал некоторую неуверенность в вопросе. И знаешь, продолжил, улыбнувшись, Олег, я решил их «задобрить», ну, вроде как бы «перетянуть» на свою сторону. Нащупал в кармане одну из купюр, протянул ближнему из них: Извините мол, друзья-товарищи, повздорил с женой, а завтра на работу. Не будете так добры, чтобы уступить мне это местечко? А я вам очень даже буду благодарен, со смиренным видом протянул ближайшему ко мне краснеющую в тусклом свете луны бумажку Первый из бомжей дрожащими руками поднес пятитысячную купюру поближе к оконцу, пытался на просвет отгадать ее подлинность; другой, отодвинув притихнувшую подругу, подался ближе к своему товарищу: Покажи! Да нечего показывать настоящая! Пойдем, Вадя, и ты (бомжихе) тоже пошли! Отдохнуть человек хочет, не надо ему мешать, пускай спит себе. Так же осторожно, как и прежде, они стали спускаться вниз. И только в районе одиннадцатого или десятого этажа загремели створки лифта. А я провалился в сон без сновидений, прикрывшись какой-то вонючей тряпкой
Олег Валентинович! Олег Валентинович! К нам гости! милая мордашка, слегка стукнув в дверь кабинета, сияла, как тульский самовар, тот журналист или писатель, о котором Вы мне говорили.
Ну, давай, зови, Олег, по отчеству Валентинович, крепкий пятидесятилетний «старец», двинулся навстречу своему «долгожданному» гостю, о котором его предупредили друзья-товарищи.
Окажи самый любезный прием. Расскажи о себе, да так, чтобы никому неповадно было нас дальше «крушить».
Да только попробуйте нас сейчас сокрушить! Мало не покажется, улыбнувшись, хозяин кабинета выпрямился, готовясь встретиться с писателем
В кабинете с огромным количеством стеллажей, с бесконечными рядами книг, уютно потрескивал камин. Конец мая, а в Москве погода такая, словно никак зима не желает уходить из центра европейской части России: иногда по утрам даже снег может выпасть, а хозяин дома очень не любит холод. «Бр-р-р, снова поежился он, еще раз поднося руки к камину». Он немного нервничал, только не мог понять, отчего? «Ну, писатель, ну, журналист, ну, с друзьями моими знаком, а все равно, как-то не по себе, словно на телевидение зазвали, перед камерами собираются показывать».
В комнату вошел среднего роста мужчина, почти ровесник Олега, может быть, немногим старше, с доброй открытой улыбкой на лице, с гладко зачесанными, уложенными в «конский хвостик», перевязанными резинкой волосами, пронзительно голубыми улыбающимися глазами. Оглядел огромный кабинет, ряды книжных стеллажей, уютно потрескивающий камин, затем перевел свой взгляд на хозяина зала. А хозяин стоял в некоторой растерянности, не решаясь первым произнести приветствие.
Здравствуйте, Олег Валентинович! Очень рад Вас видеть, журналист, открыто и доверчиво глядя на хозяина кабинета, протянул руку.
Я тоже Вас рад видеть! Стас с Вадимом меня предупредили.
Ну вот и чудесно, присяду?
Конечно, конечно! Можете прямо в это кресло напротив камина. Холодно как-то Не собирается, видимо, зима расставаться с нами.
Это точно! Никак не хочет уходить в свою любимую Гренландию или Лапландию поправьте меня, если что.
Ну Вас поправлять Я думаю, найдутся люди, которые ЭТО сделают более профессионально, деликатно, почти что «реверанс», хозяин уютного кабинета вторил своему гостю
Олег Валентинович, наверное, мы проведем с Вами не один или два часа за беседой? Ведь для моего рассказа, ну, или репортажа, как Вам будет угодно, мне бы хотелось услышать Вашу «историю», и очень бы хотелось эту историю услышать с самого начала. Ну, или ближе к тому началу, как Вы стали тем кто Вы сейчас есть
Что, прямо с рождения? красивый, атлетически сложенный мужчина с едва заметной сединой на висках вопросительно посмотрел в глаза своему гостю.
А мы куда-то торопимся? репортер достал свою записную книжку, улыбнулся.
Я-то точно никуда не тороплюсь
А потом:
Мария! в сторону дубовой двери, которая охраняла покой хозяина, Организуй нам поесть-выпить
Задумался
Та же милая мордашка, на которую в начале встречи обратил свое внимание визитер, вкатила в кабинет столик-поднос с легкими закусками и двумя огромными фужерами.
Хозяин дома и кабинета, с весело потрескивающим камином, достал из буфета бутылку коньяка, плеснул добрую порцию по бокалам:
Давай на «ты» так легче нам будет общаться!
Я не возражаю! журналист протянул бокал навстречу хозяину дома
Блокнот остался где-то далеко, а история началась
Папаня мой в какие-то годы вместе с мамой произвели меня на свет. Первую, кого вспоминаю, свою бабушку. Она меня нянчила, сказки на ночь рассказывала, родителей в то, совсем детское время не помню. Мотались, видимо, по гарнизонам военным отец у меня был, словно отозвавшись на мой немой вопрос, ответил, а в школу уже пошел в столице одной из наших южных республик. Тогда уже ближе с ними «познакомился». С папой своим, Маму очень хорошо помню часто ее видел, склонившуюся над моей детской постелью, словно сон, а утром ее не было. Сейчас точно не смогу сказать, сон это был или явь
Предыстория такова: я получил задание написать о человеке что-то похожее на репортаж, но все же лучше, чтобы это было художественное произведение. Повесть, рассказ, а может быть, небольшой роман о том, как после многих мытарств ОН все же сумел подняться, нашел в себе силы и способности после множества падений, разорений, после предательства близких людей победить обстоятельства и снова стать миллионером. Стать счастливым, вновь обрести семью. Мне и самому захотелось докопаться до истины: что нужно сделать для того, чтобы найти в себе силы после стольких падений каждый раз подниматься: может быть, особый дух, или сила воли, или вера в свои силы и способности, а может быть, удача или провидение? А может быть ВСЕ ЭТО вместе взятое?..
И вот мы сидим в уютном кабинете хозяина дома перед пылающим камином (его заранее предупредили друзья мои «работодатели»), смотрим на весело пляшущие язычки пламени, а мне даже не хочется вопросы задавать, а хочется просто вот так, в уютной обстановке сидеть перед камином, глядеть на огонь, на который, по утверждению философов, можно смотреть бесконечно. Сидим. Молчим. Смотрим на огонь. Мой собеседник знает, зачем я к нему пожаловал.
Давай, раз уж договорились на «ты» и чтобы мы не стеснялись друг друга, выпьем по рюмочке коньячку, с этого он начал наш «разговор».
Я не возражал, хотя и был несколько старше него. Но разве это имеет большое значение?
Я не буду рассказывать всю историю своего детства, продолжил Олег Валентинович, а попробую подавать свою жизнь такими картинками, если Вы, то есть ты не возражаешь.
Я не возражал, и он продолжил:
Меня в детстве родители называли Олежек. Как же я не любил это слово! Ты даже не представляешь! Даже представить себе не сможешь!..
«Олежек! кричит мама из окна кухни, а я только-только в футбол разыгрался со своими друзьями-мальчишками, Домой! Обед готов, стынет!»
«Олежек! Мама тебя зовет, беги скорее, а то обед остынет», это мои друзья-футболисты мне советуют.
«Мам, ну, дай, доиграем, успею!» мне хочется доиграть этот «матч», я ведь даже еще не вспотел, да и игра в самом разгаре.
«Олежек! Мама тебя зовет, беги быстрее!» это уже другой «футболист», на которого мне просто хочется наброситься с кулаками.
Олежек! Олежек! Олежек! Что за напасть такая? И кому из моих родителей пришло в голову назвать меня таким ненавистным именем, которое в моих ушах звучит, словно презрительная кличка? Олежек. Так меня уже дразнят друзья-одноклассники. Мне это очень не нравится. Нет бы просто сказали, как сейчас меня друзья называют: Олег, а уже порой и Валентинович! Но я еще недостаточно смышлен, чтобы меня называли по отчеству. Даже отец иногда, гладя меня по вихрам, называл таким вот «прозвищем-именем». А мне просто хотелось раствориться! Да лучше бы «Рексом» назвали, как нашу овчарку, которую я очень люблю, и она (то есть он) никогда не называет меня ненавистной кличкой, а только предано и с большой любовью глядит мне в глаза и сочувствует мне. А я так думаю, что ему больше ничего не надо, кроме того, чтобы я поласкал его между ушей, а иногда просто поцеловал в нос. Тут уже радость в глазах такая, что ты себе не представляешь: оближет тебя всего, и печали забыты! Да уж, конечно, забыты. Олежек словно печать на лбу поставили. Уж лучше было бы, чтобы родители меня просто звали «сын, сынок», ну, или как-нибудь по-другому, но не этим ненавистным мне «прозвищем-именем». Тогда я не знал, да и что я мог с этим поделать?
«Мам, я пришел, успев на ходу поцеловать в нос своего любимого пса, Олежек, то есть я, прошел на кухню, но был ещё не настолько голоден, чтобы схватиться за ложку с вилками. Мы же еще даже не доиграли, чего ты меня звала?»
«А ты что, забыл? Сейчас пообедаешь, и за пианино»
«Мам, ну, пожалуйста, не сегодня, а? Я же даже ни одного гола не забил, а?»
«Успеешь еще голов позабивать, а сегодня у нас занятия, пусть твои друзья-сорванцы этой ерундой занимаются, а к клавишам ты сегодня еще даже не притронулся».
«Не хочу я к ним притрагиваться, ну, не хочу Чего к ним притрагиваться? Ну, чего? Я с мальчишками хочу мяч погонять, зачем мне эти клавиши?»
«Олежек» мать протянула руку, чтобы погладить своего непутевого сына по голове, но моя голова резко дернулась в другую сторону.
«Мам, не называй меня так! Лучше Рексом зови! Меня мальчишки уже дразнят: Олежек! Олежек! Олежек! Что я им могу ответить? Ты же видишь каждый день синяк на лице или на руках ссадины. Они дразнятся, а мне это не нравится».
«Ну а как, тебя, сынок называть? Мама все же прикоснулась к золотому чубу, ероша волосы. Таким ласковым именем, да, не я бабушка, по имени своего папы, стала тебя называть».
«Ну, не знаю, мам» уплетая за обе щеки вкуснейший на свете борщ, Олежек непрестанно поглядывал в окно.
«Гол, мама! Гол наши забили! семилетний подросток запрыгал вокруг стола. Видишь, мам, а ты говоришь пианино, пианино»
«Олег Валентинович, делегация из США», длинноногая, стройная секретарша, покачивая бедрами, направилась к входной двери кабинета президента компании.
«Подожди, Ритунька, что-то я немного нервничаю, президент компании показал своему (своей) секретарю присесть рядышком. Поближе, еще поближе Пускай подождут, один поцелуй И зови их всех»
«Мистер президент! Мы много наслышаны о Вашей компании, лучшей компании в СССР, и хотим выразить Вам свое почтение» легко уловимый американский диалект с прекрасным русским произношением.
«Я достаточно хорошо говорю по-английски! Можете мне не переводить. Приветствую вас в нашей гостеприимной столице» Олег Валентинович открыто улыбнулся заокеанским гостям
«Мистер президент! Мистер президент, а можем мы сделать фото на память?»
«Конечно (друзья мои заокеанские (!)), с огромным удовольствием сфотографируюсь с вами! Чи-и-из! все просто очаровашки!»
В 24-часовых новостных программах CNN эта фотография появилась ровно 24 раза, с комментариями, очень приятными для Олежека, то есть для меня
Картинки, картинки, картинки мелькают перед глазами, словно в калейдоскопе, в памяти: детство, юность, институт, армия, друзья-товарищи со всех сторон обступили неподвижное тело, лежащее под белой простыней на переносной кровати молодого еще парня везут после сложнейшей операции на голове.
«Олег Валентинович, кто-то всхлипывает рядом, Олег Валентинович!»
«Расступитесь!» словно эхо в горах. Это санитары катят «повозку» с неподвижным телом
Эх, может, вытащим другую карту-картинку из колоды, посмотрим хотя бы масть? Странная масть: когда это пиковая дама была красной?..
Вот и еще одна картинка она из детства, когда Олега Валентиновича называли просто Олег (от Олежека он давно всех отучил, включая родителей, а желающие повеселиться иногда получали очень даже увесистые тумаки с оплеухами): он, в белой рубашке с черной бабочкой под воротником, сидит перед роялем в огромном киноконцертном зале. Это экзамен по окончании музыкального училища: музыкант-виртуоз сегодня блестяще сдает экзамен по специальности. Ну что же? Это хорошая картинка.
К огромному сожалению Олега Валентиновича, не все картинки в колоде красивые.
И вот он снова улыбнулся: это он вспомнил добрые старые времена, когда на своем любимом байке катил на Черное море в Крым, а позади него сидела очаровательная сексапильная красотка, с развевающимися на ветру волосами. (Она ни в какую не соглашалась надевать шлем! Олег, в общем-то, был с ней солидарен, потому что сам больше предпочитал косынку-бандану)
Сейчас Олег Валентинович, откинувшись в уютном кресле перед потрескивающим камином, словно тасовал колоду карт и выбирал из нее наугад первую попавшую.
Снова лицо его озарилось улыбкой: позвонили из роддома, чтобы сообщить радостную весть родилась дочка! Вот это была настоящая радость! Жена долго не могла забеременеть, и, наконец, после последнего вояжа в Китай случилось чудо понесла! А потом, по прошествии времени, счастливо разрешилась от бремени!..
А вот он нахмурился: из банка вернулся бледнее смерти бухгалтер, чтобы сообщить Олегу Валентиновичу, что платежи больше не проходят. «Как так, почему не проходят»? «Банк объявил себя банкротом!» У бледного бухгалтера тряслись губы. «Как? Все наши деньги пропали»? счетовод понуро опустил голову. «Да это же немыслимо почти 150 тысяч долларов!»
Целый сонм картинок, картинок, картинок Все они с молниеносной быстротой проносятся перед глазами
Вот перед глазами появилось такое четкое изображение новенького двухдверного мерседеса, словно он только вчера его выкатил из ворот магазина. А случилось это за месяц до того, как банк «приказал долго жить». «Эх, знал бы, что с банком может такое случиться с пяток бы таких купил, не заржавели бы небось»