Всё точно, похвалил я космонавта. Точность вежливость королей
И космонавтов, добавил Гагарин и простодушно рассмеялся. - Почему-то Алконост сочла, что я лучше всех подхожу для роли проводника. Вы не против?
Ну что вы, признался я абсолютно искренне, для меня это такая честь! А почему она не позвонила, разве так не проще?
Вы имеете в виду сотовую связь? Гагарина явно забавляло моё невежество. Мы отказались от неё в самом начале. При всех очевидных достоинствах подобного типа коммуникаций, у него есть один не менее очевидный недостаток: пользование сотовыми аппаратами вызывает деперсонализацию. Вот скажите, лично вы хотели бы чувствовать себя одновременно Иваном Грозным, дворником Касымом и, к примеру кухонной табуреткой?
27.
Я нет! решительно сказал я.
Вот видите? Гагарин поднялся, подошёл к стене и долго рассматривал бессмертное творение Малевича. Жуть какая ни одной маломальской звезды!
Я подумал, что это замечание касалось также и его мундира.
Сколько раз я видел эту картину, столько раз мне хотелось дорисовать хотя бы пару созвездий! А вам?
Вообще ни разу, искренне признался я и тут же испугался, а не обидел ли я его?
Гагарин тем временем перевёл взгляд с картины на часы.
Хорошо, отложим этот разговор до лучших времён. Вы готовы?
Так точно! отрапортовал я, чуть не сказав «Ваше благородие».
- Тогда на посошок.
!!!
Через пять минут мы покинули спальный корпус 1 и вышли прямо на Площадь Вздохов. А минутою раньше, проходя по коридору мимо соседской двери,
которая в тот момент была слегка приоткрыта, я услышал позвякивание стеклянных предметов, укладываемых в коробки, и тут же получил исчерпывающий комментарий на сей счёт. Оказалось, это комната министра культуры с труднопроизносимой фамилией Ждименяиявернусь. По фамилии её, впрочем, тут никто не называл себе дороже, звали просто Арина Родионовна, чему она была несказанно рада! На сегодняшний вечер был назначен важный государственный праздник с ёлкой и ёлочными игрушками, так вот Арина Родионовна была его главным куратором.
Поверьте, сказал Гагарин, нет в мире человека, который подбирает игрушки лучше неё!
Мы пересекли площадь по диагонали и оказались на главной улице страны, именно так с этого момента я буду называть территорию, где мне предстояло прожить лучшие дни своей жизни!
Улица называлась «Коридор» и вызывала только самые положительные чувства, когда хотелось петь! Это был тот самый Коридор, по которому мы с Алконост вчера добрались до лифта. Только вчера перед нами простирался тёмный тоннель, уводящий в неизвестном направлении, сегодня же это была дорога, ведущая к Храму!
На нашем пути встретились несколько точек общепита, офисов и прочих заведений, которые можно без труда найти в любом городе любой страны мира. Правда, тут они назывались несколько иначе, чем мы привыкли. Ну, например, вместо вывески «Чебуречная» здесь вы спокойно могли увидеть что-нибудь, типа «Прачечная», а там, где вы ожидали найти «Консерваторию», вам почему-то попадалась «Лаборатория». Был тут даже свой ПО, то есть, то, что принято расшифровывать, как Парк Отдыха. Являясь тем же самым по сути, местное ПО, тем не менее, «распаковывалось» несколько иначе, а именно, как Патологоанатомическое Отделение.
Всюду сновали люди примерно одного возраста, примерно одинаково одетые и примерно с одним и тем же выражением лица, которое мне не очень понравилось. Гагарину вот не доставало звёзд на тёмном небе, а мне так улыбок на их скучных лицах. Или слёз. Не хватало эмоций, люди казались отстранёнными или, может быть, отлучёнными от родного города и будто бы слегка стеснялись своего присутствия.
А, может быть, они, как и я, просто искали сбежавшего Себя
28.
Транспортные средства попадались не так часто и лица водителей равно, как и у пешеходов, выражали некоторую озабоченность по поводу того, куда и зачем они едут. Вернее, идут. Потому, что в большинстве своём машины не имели возможности передвигаться самостоятельно, и их приходилось толкать, схватившись за специальные поручни, приделанные к ним сзади.
Экономия топливных ресурсов, сухо пояснил мой спутник. Всё топливо уходит на ракету!
Поскольку Коридор был главной улицей, жилых палат тут не было. Насчёт «палат», кстати, Гагарин сказал, что это весьма показательное название. «Тогда, как жители прочих стран, сказал он не без гордости, живут в многоквартирных строениях, напоминающих муравейники, каждый второй житель нашей страны обеспечен, как какой-нибудь боярин или вельможа, собственной палатой каменной! Почему каждый второй? Потому, что палаты, в основном, предусмотрены на двоих!»
Из распахнутых дверей одного из кафе с ярким названием «Процедурное» доносились звуки песни «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан», из чего
можно было заключить, что кафе арендовано работниками весьма лёгкой промышленности.
В целом же, повторяю, город произвёл на меня хорошее впечатление. Вчера, стоя за оградой, или, правильнее сказать, за границей и изучая внешние контуры Очевидного-Невероятного, я и представить себе не мог, что в его чреве скрываются такие огромные человеческие и инфраструктурные ресурсы!
Гагарина узнавали, многие пытались поздороваться с ним за руку и, если бы он её вовремя не одёргивал, это бы у них наверняка получилось. На него не обижались и каждый обязательно спрашивал:
Когда летите?
Скоро, устало обещал Гагарин и брал «под козырёк».
На мой вопрос, почему он не даёт им руку, космонавт не раздумывая отвечал:
Оторвут!
Мы были уже у лифта, когда навстречу нам попались два дюжих молодца, размерами своими сильно напоминающих мне Добрыню Никитича. Они сопровождали лысого человека с клинообразной бородкой. На лысого надели рубаху 78-ого размера, рукава которой были стянуты в узел на спине. Пленник «метал молнии» и ругался матом. Увидев меня, он вообще взбеленился:
Революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, прокричал он мне в самое ухо, сорвалась! Вот эти суки помешали!
Кто этот рубаха-парень? спросил я Гагарина, когда матершинника увели.
Ленин, просто сказал космонавт. Не обращайте внимания это он на вид страшный, а так больной человек. Страшно больной. От одного названия мутит нейросифилис!
Его хоть вылечат? с надеждой спросил я.
Говорят, что жил, жив и что, мол, будет жить. Чего и всем желаю. Наверх поднимитесь один, таково распоряжение Консилиума. Гагарин запустил меня в кабинку. Желаю вам всего самого хорошего, Зигмунд Фрейдович. Приятно было познакомиться. И мой вам совет почаще щёлкайте каблуками! Он нажал на кнопку и крикнул:
Мы ещё увидим небо в алмазах!
На этот раз лифт домчал меня до места за три секунды. Выйдя на втором этаже, я без труда нашёл спортивный зал, о котором мне давеча говорил Комиссар-богатырь. На двери висела свежая табличка, указывающая на то, что это «Офис Председателя ЧК Дзержинского З.Ф.» Не знаю почему, но табличка расстрогала
29.
меня до слёз, пришлось лезть в карман за носовым платком. И вообще такая странность: оказавшись здесь, я всё время испытывал одно неловкое колючее чувство мне казалось, что это и есть моя настоящая, подлинная Родина!
Зал пока что больше напоминал сам себя, чем, чей бы то ни было офис. Просто на самой его середине, прямо в центральном круге, где судья совершает первый вброс мяча, разместили буквой «Т» два стола: длинный и короткий. Судя по нервным смешкам, исторгаемым членами Консилиума, я слегка припаздывал. Сами они расположились за длинным столом, меня же пригласили за короткий.
Было немного страшно. Я ведь, признаться, очень надеялся на поддержку Комиссара, но он почему-то не пришёл. Почему он не пришёл? И почему нету Алконост? Они мне что, приснились оба? Сидят люди в белых одеждах, почти ангелы, их лица светлы и мудры! Их позы выдают благородство и сдержанность, в их глазах вселенская мудрость и сострадание! А вот где твоя недавняя бесшабашная богатырская удаль, Добрыня, мать вашу, Никитич, непонятно? Всё-таки, что ни говори, куда приятнее жрать оливье и получать по морде, чем сидеть на райском облаке перед Всевидящим Оком Его!
Эх, Родина, Родина, почему сразу, как только начинаешь испытывать к тебе нежность, ты тут же тащщишь в кабинет!
В ожидании опоздавшего один играл в мяч, я его не сразу заметил. Такой ловкий и юркий. Всё время кидал мяч мимо корзины! Как только я занял своё место, его окликнули и мазила нехотя вернулся за стол.
Ну что ж, коллеги, начнём, пожалуй, обратился к соратникам человек с головою льва. Его звали Василий Васильевич и был он тут, судя по всему, главный. Проговорим ситуацию ещё раз от начала и до конца! Я думаю, не повредит?
Не повредит! согласились члены Консилиума вразнобой.
Тогда, погнали, сказал Василий Васильевич, покрутив головой вправо-влево. Вправо-влево. За ним и я. Разминка такая всем советую. Как почивали-с, Зигмунд Фрейдович?
Для человека в моём положении, сказал я, стараясь держаться, как можно свободнее, лучше не бывает!
Голову вверх-вниз, вверх-вниз!
Отлично, сказал Василий Васильевич, а что это за положение такое, позвольте полюбопытствовать?
Члены Консилиума одобрительно загудели.
Я ведь говорил уже Важному Специалисту: у меня «Я» убежало!
И что? встрял в беседу юркий. Подумаешь, потеря! У моей жены вон молоко вчера убежало и что?
Ему сделали знак мол, ты чё, вообще спятил: говоришь такое! Но юркого это не смутило, он тут же показал жестом: мол, сам знаю, отвяньте!
И снова за своё:
Вот вы сидите теперь против нас, отвечаете на наши вопросы, отвечаете внятно, не пыжась! И ведёте себя адекватно. А это что значит? Значит, ничего страшного с вами не произошло. Ну, так ведь?
Логично, вынужден был согласиться я.
Тут мы вместе: я и Василий Васильевич сделали несколько круговых движений головой до хруста в позвонках. Юркому пришлось терпеливо ожидать завершения процедуры
Значится, всё зашибись, верно? И мы всецело и трезво можем на вас рассчитывать?
Можете, сухо пообещал я.
30.
Мне показалось, вы кого-то искали взглядом? обратилась ко мне женщина с присобаченным к маленькой голове огромным шиньоном. Я права?
Логично, снова сказал я.
Собутыльника потеряли?
Я кивнул.
Воблина Викентьевна, ну зачем вы так, в самом деле?
Человек-лев поменял дислокацию, встал со своего и места и картинно оседлал уголок стола.
Заболел ваш Добрыня Никитич, голубчик! Это я ещё мягко выражаюсь. Выпил вчера литр ментолового спирта и как говорится: не жди меня, мама! Да-да. Именно! Еле откачали его. Хорошо, физические параметры ё моё, не то бы вынесли вперёд ногами!
Вынесли, ща-ас не сдержался любитель мяча. Такого ещё поди подними!
Ну да Василий Васильевич на секунду-другую сбился. Да Именно А ведь мы делали на него ставку! Открытый, общительный такой, знаете ли, чувашский богатырь. Слегка недотёпа, чуть-чуть герой, но всегда готов
протянуть руку помощи! Одним словом, свой среди чужих, чужой среди своих! Да-с
В разговор, наконец, вступил четвёртый ангел самый молодой из них. Молодой, да, видно, ранний. Говорил, будто милостыню протягивал.
Позвольте, Василий Васильевич?
Да-да, Густав Карлович, пожалуйста
«Ну, если Густав Карлович, подумал я, то это уж точно добра не жди!»
И почему я так подумал?
Юркий, меж тем, вытащил откуда-то мяч и давай катать его по столу.
Коллеги сначала завороженно наблюдали за манипуляциями коллеги и только после оклика главного сделали вид, что это им вообще неинтересно!
Семён Семёныч! Василий Васильевич вернулся на место и отобрал у проказника мяч. Ну, зачем же на столе, голубчик? Если уж совсем невтерпёж, шли бы вон под щит! Мы вас слушаем, Густав Карлович!
Мы, главное! Нет, вы слыхали? А я тут что, для мебели?
Значит, смотрите, что у нас получается
Как он выглядел, этот Густав Малер? Малер это композитор такой, великий! А этот Густав его полная противоположность! Наверное, если нигде не сгодился, самое лучшее подать заявку на членство в каком-нибудь Почётном Комитете. Или Ассоциации. Или, что там у нас ещё? Бюро, Синклит, Президиум, Совет Старейшин! И не то, чтобы он был плох собой нет, наоборот: позировки, костюм, красноречие! И главное, голос! Голос, который я уже где-то слышал. Слышал вот-вот, совсем недавно! Всё силился вспомнить и никак!
Короче, персонаж был тот ещё, с виду не подкопаешься, а слушать уши отсохнут! Сейчас сами увидите.
Любая наука это не то, что там оратор указал наверх, а то, что тут. Тут вот, рядом с нами! Если от науки нет никакой практической пользы, то это, простите, пустая болтовня, а не наука! И что ужаснее всего все всё понимают и всем всё до лампочки! Но как же психосоциальная терапия, спросите вы?
Вот именно! возмущённо воскликнул я, но никто этого не заметил. Что-то, кажется, хотела добавить Воблина Викентьевна, но Густав Карлович резко прервал эту попытку красноречивым жестом.
31.
Да, она позволяет уменьшить дозировки препаратов и сократить сроки пребывания на стационаре! Но это и плохо! Поймите, мы не должны давать человеку самой возможности мыслить категориями «Стационар» и «Дом». Наша задача в том и состоит, чтобы Стационар сделать Домом. И не просто домом, где тебя покормят и оберут в смысле, обогреют, а Отчим домом! Местом постоянного пребывания человека, его единственно возможным жизненным пространством!
Но только не совместимым с алкоголем, бодро встряла женщина-шиньон. Долой спиртосодержащие жидкости и препараты!
Её, конечно, поддержали, но как-то вяло.
Посмотрите на уважаемых граждан нашей страны! При этом Густав Карлович ткнул в меня пальцем с таким посылом, будто я до сих пор не записался в добровольцы. Ну, вы помните этого красноармейца со штыком! Про таких написаны тысячи километров околонаучного бреда и просто всякой туалетной беллетристики, начиная с «Библии» и заканчивая «Манифестом Коммунистической партии»! И что?
Вот именно, возмущенно поддержал оратора Семён Семёныч. Что?
Что-то изменилось со времён первого сумасшедшего, которого вместо того, чтобы социализировать, отправили на крест? Две тысячи лет прошло, а они всё ерундой занимаются: пишут книги, рисуют каких-то глупых мадонн с младенцами, штурмуют Северный полюс, рвутся на Луну! Симфонии пишут! Вот скажите мне по-честному, понимает кто-то из них на самом деле, что это такое
симфония? Вот вы понимаете?
Это он у Семёна Семёновича спросил! Нашёл у кого! И прежде, чем юркий успел что-то сообразить, продолжал:
Вместо того, чтобы остановиться, сделать глубокий вздох и подумать, а на фига тебе всё это надо, они несутся, сломя голову и просто мечтают свалиться в какую-нибудь очередную пропасть! А ведь есть же в глубинах народного сознания какое-то верное понимание смысла жизни, мы просто его не видим! Не желаем видеть! Понимание это выражается в довольно простых, заезженных и заболтанных, сентенциях, таких, например, как «На фига попу баян»? Вот вы, обратился он ко мне, скажите мне, только честно, какое желание вызывает у вас «Троица» Андрея Рублёва?
У меня? пробубнил я.
У вас, у вас! Какие?
Желание сообразить на троих, соврал я зачем то.
Ну вот! воскликнул Густав Карлович. Вот же! Я именно об этом и говорю!
Слушайте, взвилась Воблина Викентьевна, а без бухалова нельзя?
Лично с вами, прямо ответил на поставленный вопрос юркий Семён Семёныч, нет!
Я б, конечно, поржал, но сами понимаете не та ситуация!
В общем, я вам так скажу, коллеги, Тут Густав Карлович зачем-то перешёл на фальцет, нету прогресса, потому что не та традиция, не с того краю подходим! Стационар так и не стал для них родным и где-то глубоко в душе они, как Штирлиц, продолжают тосковать по далёкой родине, где всё время надо кого-то изображать, что-то придумывать и бесконечно спасать человечество! Наша задача сделать так, чтобы родиной стали для них собственный горшок и грелка и, чтобы родина перестала требовать от них бесконечного самопожертвования во имя несбыточных идеалов, а стала обычной и привычной повседневностью! Иными словами, чем меньше вокруг будет Наполеонов, Петров Первых и Гоголей, тем лучше! Теперь внимание! Для выработки наиболее эффективного метода воздействия с целью