За маревом проступила строенная вершина, зловещая и призрачно-серая, казалось, она бесплотно парит над водой.
Джимми рассмотрел ее и, опустив бинокль, повернул ко мне восхищенное лицо: «Похоже, мы на месте, кэп!» и кубарем скатился в кокпит. Все трое вышли на переднюю палубу, миновали груз в брезентовом чехле, встали плечом к плечу у релинга и уставились поверх морской ряби на остров, к которому я с великой опаской подводил «Танцующую».
Нас подталкивал прилив, и я решил не пренебрегать его помощью: подплывем к восточной оконечности Дедов, а там высадимся на пляже под ближней скалой. На здешних берегах вода при полном отливе убывает футов на семнадцать, и в такие моменты неразумно оставаться на мелководье: и глазом моргнуть не успеешь, как море схлынет из-под киля, и «Танцующая» окажется на полной просушке.
Джимми попросил у меня ручной компас и сунул его в заплечный мешок, где уже были карта, термос воды со льдом и пузырек солевых таблеток из аптечки. Пока я подползал к острову, они с Мейтерсоном разулись и сняли штаны, а когда киль «Танцующей» мягко ткнулся в шершавый белый песок, я крикнул им:
Порядок, выгружайтесь!
Оба спустились по лесенке, которую я заранее подцепил к борту. Вода доходила им до подмышек. Джеймс вскинул поклажу над головой, и оба побрели к берегу.
Два часа! крикнул я им вслед. Если задержитесь, будете спать на острове. По отливу я вас забирать не стану!
Джимми помахал мне и улыбнулся. Я дал задний ход, «Танцующая» осторожно попятилась, а эти двое вышли на пляж, неуклюже запрыгали по песку, натягивая штаны и ботинки, после чего скрылись в пальмовой рощице.
Я же покрутился минут десять, вглядываясь в воду, чистую, как горный ручей, заметил на дне искомую черную тень и встал на легкий носовой якорь.
Под заинтересованным взглядом Гаттри я нацепил маску, перчатки, прихватил небольшую устричную сеть, тяжелую монтировку и прыгнул за борт. Под нами было сорок футов воды, и приятно было узнать, что мне по-прежнему хватает дыхалки, чтобы опуститься на дно и наломать полную сетку здоровенных двустворчатых моллюсков за один нырок. Почистив их на передней палубе, я припомнил наставления Чабби, выбросил пустые раковины за борт, старательно протер доски шваброй и отнес полное ведро свежего мясца на камбуз, где моллюски отправились в кастрюлю, а компанию им составили вино, чеснок, соль, пригоршня молотого черного перца и щепотка красного. Накрыв кастрюлю крышкой, я поставил ее на слабый огонь и вернулся на палубу.
Гаттри по-прежнему сидел в рыбацком кресле.
Что такое, начальник? Заскучал без девочки? заботливо спросил я. Оно и понятно, лупцевать тут некого.
Он задумчиво прищурился, пытаясь сообразить, откуда мне известно о вчерашнем.
Длинный у тебя язык, Брюс. Когда-нибудь подрежут.
Убивая время, мы то и дело обменивались подобными любезностями, но старались не повышать градус беседы. Наконец, когда на берегу появились две подвижные и голосистые фигурки, я снялся с якоря и поплыл их забирать.
Едва взобравшись на борт, они крикнули Гаттри и ушли на переднюю палубу, где устроили очередной сеанс групповой терапии. Все сильно волновались, но Джимми сильнее остальных: жестикулировал, показывал на проток, говорил тихо, но жарко и убедительно. В кои-то веки все трое пришли к согласию, но к тому времени, как они договорили, нам оставался один лишь час солнечного света. Мейтерсон настаивал, чтобы мы и вечером продолжили наши изыскания, но я ответил решительным отказом: не было никакого желания ерзать тут по темноте, да еще во время отлива.
Твердой рукой я отвел «Танцующую» к безопасной бухте по другую сторону пролива, и к тому времени, как солнце ушло за пылающий горизонт, моя красавица уже мирно стояла на двух тяжелых якорях, а я сидел на мостике, наслаждаясь последними мгновениями дня и первым вечерним скотчем. Из каюты у меня под ногами доносился беспрестанный ропот: кто-то высказывал предположения, а потом вся троица их обсуждала. Я не обращал на них внимания, даже к вентилятору не стал подсаживаться, но потом в ушах у меня зазвенели первые москиты-разведчики, я спустился вниз, и в каюте тут же иссякли темы для разговоров.
Опрокинув второй стаканчик, я подал рагу из моллюсков с печеным ямсом и ананасовым салатом, и все молча сосредоточились на еде.
Вот это да! наконец выдохнул Джимми. Даже сестра так не умеет.
Я ответил ему усмешкой. Наш юный Джеймс оказался гурманом. Что греха таить, в кулинарии я силен и очень этим горжусь.
Проснулся я за полночь и вышел проверить якоря. Они держались как влитые, и я остался на палубе полюбоваться луной.
На «Танцующую» снизошла великая ночная тишь, разве что перешептывалась с бортом легкая зыбь, а вдали погромыхивал прибой: громадные валы, накатывая с океана, разбивались о коралловые выступы Артиллерийского рифа на гром и белые брызги. Меткое название: от глухих ударов, в точности похожих на размеренные орудийные залпы, содрогался весь организм.
Луна омывала пролив мерцающим серебром, подсвечивая лысые макушки Дедов, и те сияли, как слоновая кость, а между ними вздымались из лагунных вод ночные туманы и корчились, словно души обреченных на вечные муки.
Вдруг я уловил за спиной шорох и развернулся. Гаттри подошел беззвучно, как скрадывающий добычу леопард. На нем не было ничего, кроме тесных коротких трусов, тело поджарое, мускулистое и совершенно белое в лунном свете. В опущенной руке у правого бедра он держал свой «сорок пятый», большой и черный. Пару секунд мы смотрели друг на друга, а потом я расслабился.
Знаешь что, любовь моя? Пора бы тебе успокоиться. Пойми, ты совсем не в моем вкусе, объяснил ему я, но из-за адреналина в крови голос прозвучал жестковато.
Когда придет время тебе засадить, Флетчер, я вот что тебе засажу, усмехнулся он и показал мне пистолет. Засажу до упора, сынок.
Позавтракали до восхода. Я забрал на мостик кружку кофе и повел «Танцующую» по лагуне к открытому морю. Мейтерсон сидел в каюте, Гаттри лениво развалился в рыбацком кресле, а Джимми стоял рядом, втолковывая мне задачу на сегодняшний день, он был напряжен и, казалось, подрагивал от волнения, словно молодой подружейный пес, учуявший дичь.
Можно прицельный компас? попросил он. Замерю позицию по верхушкам Дедов, а там скажу, что делать дальше.
Лучше дай мне исходные данные, Джим, а я проложу курс и доставлю вас на место, предложил я.
Нет, кэп, давайте сделаем, как я говорю, грубовато ответил он, и я вспыхнул, не сумев скрыть раздражения:
Ладно, будь по-твоему. Как погляжу, ты в скаутах до орла дослужился.
Он покраснел, отошел к левому борту и стал рассматривать холмы через визир компаса. Минут десять спустя опять подал голос:
Можно на пару румбов левее, кэп?
Запросто, усмехнулся я, но тогда налетим на оконечность Артиллерийского рифа и распорем катеру брюхо.
Следующую пару часов мы ощупью пробирались по лабиринту рифов, а потом я вывел «Танцующую» из лагуны в открытое море и развернул так, чтобы подойти к Артиллерийскому с востока.
Мы как будто играли в «холодно-горячо»: Джимми оперировал фразами «теплее», «горячо» и «опять мороз», хотя всего-то и надо было, что сообщить мне два заветных числа широту и долготу, после чего я отвел бы «Танцующую» именно в то место, куда он так стремился.
С востока к земле величавой процессией шествовали волны, почуяв отлогое дно, они вырастали, набирались сил, и по мере приближения к внешнему краю рифа «Танцующую» все сильнее бросало из стороны в сторону.
Там, где волна сталкивалась с преградой, гордыня ее сменялась внезапным приступом ярости. Вскипая, вздымаясь исполинскими фонтанами, неукротимый вал обрушивался на коралловый барьер, взрывался, словно пушечный снаряд, и тут же катил обратно в океан, низвергаясь по зловещим черным клыкам и оставляя на них сливочно-белую пену, а навстречу ему, вздыбив громадный гладкий хребет, шла в атаку новая волна.
Следуя указаниям Джимми, я неуклонно продвигался к югу, понемногу сближаясь с рифом, и понимал, что мы уже почти на месте. Парень то и дело щурил глаз, поглядывая сквозь визир компаса то на одного Деда, то на другого.
Тем же курсом, но помедленнее, кэп! крикнул он. Сбросьте скорость, и пускай катер ползет прямо.
Я глянул вперед, на несколько секунд отвлекшись от щетинистых кораллов, и увидел, как накатывает и разбивается следующий вал по всей линии рифа, за исключением узенькой бреши в пяти сотнях ярдов от нас. Там волна, не теряя прежней формы, устремилась к земле, а справа и слева расплескалась по коралловому барьеру.
Вдруг мне вспомнилась Чаббина похвальба:
«Девятнадцать мне было, когда вытащил своего первого групера из норы в Артиллерийском проломе. Один был, друзья отказались со мной идти, и правильно сделали. Я и сам теперь поумнел, так что больше туда ни ногой».
Артиллерийский пролом, понял я, вот куда мы путь держим, и стал в подробностях вспоминать, что о нем рассказывал Чабби.
«Если идешь с моря за пару часов до прилива, держись по центру прохода, пока не поравняешься со здоровенным шаром старого мозговика по правому борту, проглядеть его невозможно. Проплывешь как можно ближе, круто заберешь вправо и окажешься в громадной заводи аккурат за линией рифа. Чем ближе ты к ее береговой стороне, дружище, тем лучше»
Да, теперь мне ясно вспомнилось, как в пабе «Лорд Нельсон» Чабби допился до болтливого настроения и стал хвастать, что он один из немногих, кто бывал в Артиллерийском проломе.
«Никакой якорь там не удержит, стоять только на моторах Заводь глубокая, дружище, очень глубокая, но групер там крупный, дружище, очень крупный. За день я поднял четыре рыбины, и самая маленькая потянула на триста фунтов. Поднял бы и больше, да время вышло. Из Артиллерийского пролома надобно выходить через час после прилива, не позже воду оттуда высасывает так, словно весь чертов океан ее цепями тянет. Выходишь так же, как входил, разве что молишься чуть жарче, потому что на борту у тебя тонна рыбы, а воды под килем на десять футов меньше. Есть еще один выход, через лагуну позади рифа, но о нем я вообще говорить не хочу. Разок попробовал, на всю жизнь хватило».
Ну а теперь Джимми уверенно вел нас в самый центр пролома.
Все, конечная, дальше катер не идет! крикнул я, открыл дроссельные заслонки и крутанул штурвал, чтобы сперва как следует развернуться, а потом уже дать отпор возмущенному Джимми.
Черт, мы же почти на месте! бесновался он. Могли бы и ближе подойти!
У тебя там проблемы, сынок? осведомился Гаттри с кокпита.
Нет, все нормально! отозвался Джимми и в бешенстве повернулся ко мне. Вы, мистер Флетчер, связаны контрактом
Дай я тебе кое-что покажу, Джим. И я отвел его к штурманскому столу.
На адмиралтейской карте пролом имел лаконичное обозначение: «30 фатомов» ни названия, ни руководства по навигации. Я по-быстрому отметил карандашом координаты двух крайних Дедов, провел два отрезка к пролому, взял транспортир и замерил получившийся угол:
Сюда нам надо?
Джим смотрел на мои расчеты.
Сюда, верно? настаивал я.
Да, место правильное, неохотно кивнул он, и я во всех подробностях рассказал ему об Артиллерийском проломе.
Но нам все равно туда надо, сказал он, словно не слышал ни слова из моей тирады.
Никак, объяснил я. Лично мне теперь надо только в одно место: в Гранд-Харбор острова Сент-Мэри.
И «Танцующая» незамедлительно легла на вышеупомянутый курс, потому что я поставил крест на нынешней фрахтовке.
Джимми юркнул вниз и через некоторое время вернулся с подкреплением. У Мейтерсона и Гаттри был сердитый и даже возмущенный вид.
Только слово скажи, я этой скотине руку оторву. И буду бить его, пока не сдохнет. Окровавленным концом его же руки, со смаком выговорил Майк Гаттри.
Парень сказал, вы дали задний ход? уточнил Мейтерсон. Как-то это нечестно, вы не находите?
Я повторил рассказ об ужасах Артиллерийского пролома, и они мгновенно протрезвели.
Подведите нас как можно ближе, а остаток пути я проплыву сам, попросил меня Джимми, но я ответил напрямую Мейтерсону:
Вы его потеряете, без вариантов. Неужели хотите рискнуть?
Он не ответил, но я и без того понимал, что рисковать он не намерен: Джимми представлял для них слишком большую ценность.
Дайте хоть попробовать, настаивал парень, но Мейтерсон раздраженно помотал головой. Раз уж кэп не хочет идти в пролом, давайте я хотя бы на тобогане вдоль рифа сплаваю, продолжил Джимми, и я понял, что скрывается под брезентом на передней палубе. Сделаю пару проходов у кромки, сразу за проломом.
Теперь он почти умолял нас, и Мейтерсон вопросительно глянул на меня. Такие подарки судьба преподносит крайне редко. Я знал, что могу подвести «Танцующую» к рифу на расстояние плевка, но озабоченно нахмурился:
Чертовски опасная затея Но если, как водится, договоримся о надбавке за риск
Деваться Мейтерсону было некуда, и я разул его на двойную таксу еще пять сотен долларов, причем авансом.
Пока мы решали деловые вопросы, Гаттри помогал Джиму избавить тобоган от обертки и отволочь его в кокпит.
Я убрал стопку банкнот с глаз долой и отправился крепить буксирный канат. Тобоган был прекрасен: идеально сконструированные сани из пластика и нержавейки, вместо полозьев для катания со снежной горки два тупоконечных стабилизатора, руль и гидрокрылья, а для управления всей этой красотой короткий джойстик под защитным экраном из оргстекла «Перспекс».
В носу кольцо для троса, с помощью которого я потащу тобоган в кильватере «Танцующей», в то время как Джимми ляжет на живот за прозрачным защитным экраном и будет дышать сжатым воздухом из двух баллонов, встроенных в шасси. На приборной панели имелись циферблаты глубины и давления, таймер и компас. С помощью джойстика Джимми сможет задавать глубину погружения и отклоняться влево или вправо от кормы катера.
Симпатичная штуковина, заметил я, а Джимми покраснел и радостно сообщил:
Сам сделал. Спасибо, кэп.
Потом стал натягивать толстый неопреновый гидрокостюм, а пока голова его скрывалась под черными складками, я наклонился рассмотреть табличку, приклепанную к шасси тобогана, и хорошенько запомнил надпись:
Производитель: «Подводный мир Норта»
Павильон-Аркейд, 5
БРАЙТОН, САССЕКС
Я выпрямился, и в тот же миг в прорези капюшона появилось лицо Джимми:
Пять узлов в самый раз для буксировки, кэп. Если будете держаться в сотне ярдов от рифа, я смогу идти вдоль самой кромки.
Договорились, Джим.
Если выброшу желтый буек, не обращайте внимания это значит, я что-то нашел. Позже вернемся к этому месту. Но если увидите красный, у меня неприятности: снимайте меня с рифа и тащите к борту.
Я кивнул и предупредил:
У тебя три часа. Потом начнется отлив, из пролома хлынет вода, и надо будет отойти от кораллов.
Трех часов должно хватить, согласился он.
Мы с Гаттри спустили тобоган на воду, и он закачался на волнах. Следом спустился Джимми, устроился за экраном, проверил управление, поправил маску. Потом, закусив мундштук дыхательного аппарата, громко задышал сжатым воздухом и показал мне два оттопыренных больших пальца.
Я тут же вскарабкался на мостик и открыл дроссельные заслонки. «Танцующая» набрала скорость, тобоган остался за кормой, а Гаттри принялся стравливать толстый нейлоновый трос. Сто пятьдесят ярдов нейлона нырнули за борт, после чего тобоган дернулся и пошел следом за нами.
Джимми помахал рукой, и я раскочегарил «Танцующую» до стабильных пяти узлов. Описал широкий круг и пошел на сближение с рифом, принимая волну в борт, из-за чего на катере началась жуткая болтанка.