Эх, жаль коопку. Снова шепелявый своего корра «слил». От ответственности отлынивает, гнида. А чего ему? Он же только зовется редактором. Ну, какой он редактор, тьфу.
Слышала, да? вынырнула у меня из-за спины Маруська. Я вздрогнула.
И как у тебя это получается? скривилась я недовольно.
Что? округлила глаза подружка. Я хмыкнула: нечего передо мной-то спектакль разыгрывать. Подружка всплеснула руками: Можно подумать, ты так не умеешь, когда надо.
Мань, так я ж, когда надо, а у тебя уже зависимость.
Да, иди ты!
Кого уволили?
Анютку.
За что? догадаться было нетрудно, но лучше знать наверняка.
Как обычно. Когда это шепелявому до корров дело было?
А кому-то разве есть до нас дело? парировала я.
И то верно. Хочешь? протянула мне Маруська карамельку. Я взяла, она продолжила. Кстати, по закону, за принуждение к распространению журналистом недостоверной информации штраф минимум восемьдесят тысяч рублей.
На юрфак, что ли, поступаешь?
Свои права надо знать! Нам особенно!
Ага, тут тетенька министерская недавно на всю страну вещала, что право это несвобода, не слышала сию пламенную речь?
Не, я телек не смотрю, и теток министерских не слушаю, только если работа заставит. А что же тогда, по ее мнению, есть свобода?
Запрет.
Чего? офигела Маруська.
Того.
Дай угадаю, тетя лет сталинских рожденья?
Судя по виду, определенно.
Я закинула конфету в рот и огляделась в поисках урны. Не увидела, свернула в трубочку, кивнула в сторону коопки.
Слушай, а как доказать принуждение к распространению недостоверной информации в законе написано?
Нет, горестно призналась Маруська.
Кто бы сомневался
Рыба с головы гниет банальность, но меткая! Шепелявый заставлял своих корров, мягко говоря, подтасовывать инфу о качестве продуктов, которые они анализировали. Делал это, естественно, завуалированно, чтоб в случае чего быть ни при делах. С завидным постоянством так и выходило. Какой-нибудь производитель рано или поздно усматривал подлог и громко возмущался. Корра выставляли крайним и увольняли, а шепелявый ровно сидел на своем рабочем стуле. А что? Не он же сюжет делал. А производители-то не знают, что именно редактор в ответе за эфирный текст, он его принимает и утверждает, без его ведома и одобрения ни один текст даже в монтаж не идет, не то что в эфир. Но об этом в случае конфликта все старательно умалчивают.
Гниль
Я побултыхала пакетиком чая в кружке и посмотрела через стеклянную перегородку в соседнюю редакцию. Шепелявый сидел, уткнувшись в монитор, делая вид, что не замечает молчаливого негодования своих подопечных.
Вот бы шлепнуть его использованным чайным пакетиком по расползающейся плеши.
Но пакетик полетел в мусорное ведро. На глаза попался лист бумаги. Я смяла и пульнула им в шепелявого. Бумажный комок не долетел, сраженный стеклянной перегородкой, и упал к моим ногам.
Несколько лет назад один мой знакомый рассказал преинтересную историю о том, что начинал свою телевизионную карьеру этот, так называемый, редактор официантом, и не где-нибудь, а в самом нужном месте. Что ж, на моей памяти и из уборщиц журналисты ковались. Вот только уборщицей ту журналистку давно уж никому и в голову не придет назвать, а шепелявый и с виду, и по нутру так официантом и остался. Вот уж правда: ни из тряпки, ни из полового человека не сделать.
А что за нужное место? Было такое, и до сих пор там же стоит. Но уже не то, конечно. В незапамятные времена собирались в нем телечины, склонные к разнообразиям и новизне плотских утех. Посему карьерный рост молодых и амбициозных задом наперед приветствовали и поощряли. Нынче этим никого не удивишь, но тогда такие ставки только-только в моду входили и многое гарантировали.
Краем глаза уловила движение. А вот и моя редактор пожаловала. В Томочке в отличие от шепелявого редактор угадывался сразу, и в стати, и во взгляде, и в походке. Одна беда трусовата малость. Мнение свое не отстаивала, корров не защищала, начальству не перечила, за место боялась. Но кто ж упрекнет, когда есть что терять: штатная должность, оплачиваемые отпуск и больничный, премии ежегодные, хорошая зарплата.
Покосилась на нее. Повезло мне с редактором. Истерик она мне никогда не закатывала, хотя умела.
Лицо недовольное. Значит, сейчас отчитывать начнет, как школьницу, за поведение. Я улыбнулась:
Привет!
Привет! буркнула она, и мои подозрения подтвердились.
Что нового?
Тебе надо бы чаще помалкивать, бросила она сходу.
Это не новость!
Так чего ж не запомнишь никак? даже заботливо прозвучало. Эх, Томуля, я бы рада, да не можется. Или мотивации нет убедительной.
Негодовала Тома по поводу моего голоса. Устроили тут у нас недавно голосование за лучший сюжет. Презабавное получилось мероприятие. Прежде всего потому, что от каждой рубрики выставили на «конкурс» один сюжет, да и как выставили выбрала его шеф-редактор на свой вкус. Дальше обязали всех проголосовать. Что значит обязали? Открытым голосованием: поставил галочку и фамилию свою должен приписать. Элечка проследила, чтобы все по списку отчитались, и фамилия на каждой бумажке стояла. Ну я и проголосовала за тот сюжет, который мне на самом деле понравился, но, к сожалению, сделан он был корреспондентом не нашей рубрики. Томочка не поленилась и проверила, кто проголосовал не за своего. Упс! Так я и попалась.
Я честно проголосовала.
Зачем?! скривилась Тома.
Ее сюжет и правда хорош!
Причем тут это? Надо же было свою рубрику поддержать! Кому нужна твоя правда! отмахнулась моя редакторша и со стуком бросила на стол блокнот.
Как кому? удивилась я спокойно. Мне нужна.
Томочка метнула в меня укоризненный взгляд, мол, кто ты такая, чтобы твое мнение ценилось, и перестала обращать на меня внимание. А я подумала: так вот же она правда: за лесть, вранье и подхалимство одобрение, поддержка и почет, за правду укор, негодование, увольнение.
Обидно
Вот такая я аполитичная. Да и негоже журналисту быть ярым сторонником той или иной партии, в таком случае он же объективно ни о чем написать не сможет, а это уже не журналистика.
Кажется, мозг закипает
Солнцееды
Такая тема обещала забавные съемки. Это что за люди такие? Как это они солнце едят? Воображение рисовало странные картины, и хотелось поскорее их подтвердить или опровергнуть реальностью. В общем, тот нечастый случай, когда едешь на съемку, воодушевленный тем, что она будет, как минимум, непредсказуемой, и, как максимум, узнаешь массу нового.
Однако разочарование началось с порога, а затем и вовсе стало страшно.
Денек выдался солнечным, я порадовалась значит, легко снимем процесс, так сказать, приема пищи. Предварительно ознакомившись с темой, поняла, что сторонники такого «учения», по сути, ничего не едят, от слова совсем.
Однако героиня, женщина лет 40, предстала перед нами довольно упитанной. Оператор покосился на меня, я ответила ему растерянным взглядом.
У меня закрались сомнения на счет всей затеи, потому расспрашивать дамочку принялась прямо, без обиняков. Естественно, ведь от этого зависело быть сюжету или нет.
Что вы! В прямом смысле мы, конечно, солнце не едим, ответила женщина.
А что же тогда?
Ничего.
Совсем? не понимала я, разве может человек без еды обходиться?
Воду пьем, свежевыжатые соки овощные, я недоумевала, ибо знала, что часто пить свежевыжатые соки в том числе и овощные нельзя. Слишком высокая в них концентрация и сахара, и кислоты, которые на голодный желудок действует убийственно.
Спросила об этом героиню. Она пожала плечами:
Да, все верно, но мы водой их запиваем, разбавляя таким образом, спорить я не стала. Пойдемте в квартиру, пригласила героиня, убедитесь, что холодильник пуст и даже отключен за ненадобностью.
Поднялись в квартиру, явно съемную: безликая и какая-то отчаянно пустая. Заглянули в холодильник для проформы вроде как за тем и пришли.
Тут дверь открылась, и несколько женщин внесли пакеты с продуктами. Я подумала: «Ага, вот и спалились!» Но в пакетах оказались только овощи и зелень.
Это все для сока, объяснила моя героиня. А потом мы все едем на наше собрание.
Тут у меня загорелись глаза: «Собрание! Вот, где я наберу материала».
А можно и нам с вами? И поснимать там?
Можно. Если хотите, разрешила женщина.
Сделали небольшой подсъем героини и через полчаса поехали на их общее собрание.
А что там происходить будет? уточнила я заранее.
Соберутся мои последователи, малая часть, из местных, объяснила женщина, а я поморщилась, не люблю это слово. Смысл же не в том, чтобы просто ничего не есть. Нужно тренировать дух. Вот на этих собраниях мы его и тренируем по моей авторской методике. Я сама ее разработала, у меня уже более двух тысяч последователей, люди мне пишут, и я им помогаю.
Оператор Ромик снова на меня вопросительно покосился. Но что я могла ответить. Посмотрим, как все сложится.
А вы кто по образованию? Врач? елейно спросила я.
Нет. Но я много читала и во многом разбираюсь, потому что все на себе проверяю, без сомнения, для нее это был веский аргумент. Подумала: «Над было это на камеру записать». Впрочем, еще успеется.
Приехали.
В небольшом зале для спортивных занятий десятка три людей всех возрастов. У каждого под босыми ногами коврик для йоги. Все терпеливо дожидались свою гуру. Наша героиня поздоровалась тихо и вязко, подозреваю, специально, чтобы все прислушались к ней, а затем просто взяла стул, поставила в центре перед всеми этими людьми и опустила на него свое грузное тело.
Она, что же, так и будет просто сидеть?
Молодые и не очень женщины и мужчины, в большинстве своем худые и тщедушные внимательно слушали, что говорила женщина на стуле, и делали описываемые ею упражнения на дыхание, на мышцы пресса, на сужение желудка
Ромик снимал процесс, стараясь не мешать. А я томилась в сторонке и не верила своим глазам. Это что за тренер такой, который даже не в силах показать, что нужно делать? Как эта женщина под сто кило может учить не есть, вернее, нет, как можно доверять ей, когда она говорит: «Не ешьте, это вредно, от этого болезни и смерть!» А ведь все эти люди, в большинстве своем среднего возраста, в расцвете, так сказать, здравомыслия, слушали, верили, повторяли, следовали за ней. Я ничего не понимала, и такое состояние мне совсем не нравилось.
Ближе всех ко мне находился мужчина лет 60, высокий и худой. Он снял футболку и носки, подкатил спортивные штаны. Его лицо было сосредоточенным, но не напряженным, он старательно выполнял все, о чем просила женщина на стуле, и его отточенные движения говорили, что он на этом сборище не впервые. Рассматривая его, я подумала: «Неужели он ничего не ест? Совсем? Только воду и сок?» От мужчины исходил какой-то странный запах, не пота, но нездоровья, хотя внешне он таковым не выглядел. И тут мой взгляд остановился на его ступнях. Подошвы обеих ступней были красными и шелушились. Грибок стопы. Я снимала на эту тему сюжет, и знала, как выглядят симптомы. Какой только информации не нахватаешься, снимая сюжеты и репортажи на самые разные темы.
Отодвинулась от дяди подальше. Хорошо, что не стала разуваться, пообещав, держаться ближе к стене и не выходить в зону занятий. Грибок появляется, когда снижен иммунитет, и не просто снижен, а почти на нуле. Вот тебе и солнцеедение. А тем временем, женщина на стуле настаивала на том, что отказ от пищи спасает и продлевает жизнь, но грибок стопы кричащее доказательство обратного. Наверное, мужчина был уверен, что методика этой женщины на стуле поможет ему избавиться от грибка. Замкнутый круг.
Подошел Ромик.
Это что, секта? шепнул он мне на ухо.
Похоже на то.
По идее, надо было бы пообщаться со всеми этими «прихожанами», но женщина на стуле попросила этого не делать, чтобы никого не смущать. Атмосфера сильно угнетала. И мы, не прощаясь, уехали.
Рассказала о результатах съемок Томочке, выразила большие сомнения и предложила переиначить задачу. Но редактор уперлась:
Про секту сюжет не нужен. Зыбкая тема.
О редакторах либо
На первый взгляд, произнесешь «редактор», и всем все понятно:
О! Как же знаем-знаем, тот, который тексты редактирует!
Верно. А кто тогда «редактор по гостям»? Тот, который гостей «редактирует»? Нет, конечно. Просто называться «редактором по гостям» красивее, чем, скажем, администратором или тем, кто отвечает за гостей, спикеров, экспертов как же назвать такого «специалиста»?
Думали-думали, не знаю кто, но, походу, люди недюжинного ума, и решили, пусть будет зваться редактором. Гениально! Такое только на телеке и возможно. С продюсерами и вовсе смешная ситуация, ими вообще всех подряд называют, так что редакторам еще повезло.
Но об этих позже, а сейчас о редакторах в прямом смысле этого слова, тех, которые имеют полное право так называться. Эх, сколько же нервов, слез и скандалов из-за них. Приходит молодой да зеленый корр, уверенный в своей гениальности, а ему его же текстом по щам да распоследними словами кроют. Тяжело такое вынести, недолго и разувериться в своей гениальности, смириться и принять чужую критику. А придется, если желание стать журналюгой после первого же раза не исчезнет да уверенность не расколется, хотя пошатнется это бесспорно.
Как удержать остатки своей уверенности? вопрошают начинающие корры.
Помнить, что ваш редактор всего лишь человек, такой же, как и вы. А еще, что телек это вкусовщина (к этому еще вернемся).
Редактор загнан в еще большие рамки, чем корреспондент. Своей должностью, политикой канала, ставкой в штате, в конце концов. Все эти нюансы влияют на его мнение о вашем тексте. Не попали в формат бездарь, написали не то лажа, слишком хорошо литературщина, и так далее. У телевизионного текста свои законы изложения и написания, их надо соблюдать, иначе текст становится литературным, художественным, артхаусным, каким угодно, только не телевизионным.
Редактор поставлен не пестовать авторский стиль каждого корра, а следить за тем, чтобы все тексты его рубрики были в едином формате канала, соответствовали общей концепции. Вот и приходится на любом канале, где бы вы ни работали, писать не в собственной стилистике, а в канальной. С одной стороны, затеряться легко, с другой хорошая школа подстраиваться и перестраиваться в написании различных текстов согласно разным задачам. А что до собственного стиля? Так говорят же, все равно угадывается и считывается. Но это уже зрителю виднее и редактору.
Дает редактор тему и приговаривает: сделай так, сними эдак, а вот это не забудь и обязательно с вывертом да подворотом, чтоб зритель заинтересовался и не переключился на другой канал
Хорошо, когда задача стоит четко и ясно, и даже инструкция к действию имеется. Хуже, когда редактор толком задачу поставить не умеет и говорит, мол, сними получше да покрасивее это ни о чем. Тут важно хотя бы выведать посыл: высмеять, опровергнуть, разоблачить, разъяснить и так далее.
Поначалу думала, надо вот прям один в один все сделать так, как сказал редактор, и начинала требовать от оператора невозможного, а он упирался, мол, нельзя так снять или не сможем. Я не верила и переживала. Но со временем поняла одну простую мысль: снимать надо по месту, а не по научению редактора, который, как правило, и сам не знает, что можно снять, а что нет.
Так что слушала-то я редакторов всегда внимательно и даже искренне обещалась сделать все в точности, но потом действовала в рамках поставленной задачи, исходя из обстоятельств, с учетом необходимости раскрыть тему целиком и полностью. Корр должен обладать гибкостью ума и склонностью к компромиссам.