Тиль практически ничего не знал о примерно дюжине пациентов, которым, судя по всему, предстояло остаться в больнице, но не мог им не сочувствовать. До урагана бедолаги все же имели какие-то шансы на спасение. Теперь, после нескольких дней, проведенных в аду, да еще в условиях нехватки или даже отсутствия необходимых лекарств и раствора для регидратационной терапии, их состояние, и без того тяжелое, резко ухудшилось.
Шум от двигателей аэроглиссеров не позволял Тилю воспользоваться стетоскопом. У него не было медицинских карт несчастных, оказавшихся на полу в вестибюле второго этажа. Но и без историй болезни ему было ясно, что эти пациенты находились на пороге смерти. Тиль видел, что к ним время от времени подходит, отдавая какие-то распоряжения другим медикам, незнакомая ему женщина-врач небольшого роста с золотисто-рыжими волосами. Позже он узнал, как ее зовут: это была Анна Поу, хирург, специализировавшаяся в области патологий головы и шеи.
Анна Поу была одной из тех немногих врачей, кто все еще пытался помочь пациентам, остающимся в больнице, вся работа которой, по сути, оказалась парализованной. Некоторые из медиков уехали. Те, которые остались, по сути, уже не занимались оказанием медицинской помощи. Им пришлось взвалить на себя обязанности организаторов транспортировки пациентов или контролировать процесс эвакуации с нескольких других площадок, находящихся за пределами больницы, где нагрузка была несколько меньше. Что же касается Анны Поу, то она показалась доктору Тилю героем-одиночкой в женском обличье. После четырех напряженнейших дней и практически бессонных ночей она все еще сохраняла силы и решимость для того, чтобы хоть как-то ухаживать за теми, кому было тяжелее всего. Как вспоминал впоследствии доктор Тиль, в какой-то момент она сказала, что лежащих в вестибюле пациентов вообще не будут эвакуировать. При этом Тиль не мог сказать, сама ли Анна Поу приняла такое решение или же ей сообщил о нем кто-то из представителей администрации.
Как сказал Тилю главный администратор Мемориала, Л. Рене Гу, к наступлению ночи из больницы должны были вывезти всех. Главная медсестра Сьюзан Малдерик, назначенная руководителем оперативного штаба управления больницей во время урагана, сообщила доктору Тилю такую же информацию. Оба руководителя позже заявили, что собирались сконцентрировать усилия всего измученного персонала на эвакуации, однако их слова так и оставили доктора Тиля в недоумении относительно дальнейшей судьбы самых тяжелых пациентов после того, как все остальные покинут больницу.
Ему также не давала покоя мысль об остававшихся в Мемориале домашних животных. Судя по тому, что он слышал, их собирались выпустить на волю, то есть, по сути, бросить на произвол судьбы. Кроме того, животные были голодны.
А еще доктор Тиль всерьез опасался, что больница в любой момент будет захвачена и разгромлена другого рода «животными», искавшими наркотики. Потом он вспоминал, что думал примерно так: «А как поведут себя эти сумасшедшие чернокожие, которые считают, что их много лет угнетали белые люди Бог знает, что эти ненормальные, которые бродят где-то там, на улицах, сделают с бедными умирающими пациентами. Они могут подвергнуть их пыткам, изнасиловать, разорвать на части».
Тилю также очень хотелось знать, каких действий от него ожидали родственники пациентов. Однако спросить об этом он никого из них не успел, а потом было уже поздно: всех этих людей заставили уехать, сообщив, что их близких уже начали эвакуировать и что они скоро будут в безопасности.
Доктор Тиль твердо придерживался золотого правила: поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой. Большое духовное влияние на него оказал священник ордена иезуитов отец Гарри Томпсон, наставник, научивший доктора, как правильно жить и относиться к людям. Для Тиля также давно уже стал руководством к действию девиз, с которым он познакомился еще во время учебы на медицинском факультете университета: «Лечим часто, излечиваем иногда, облегчаем страдания всегда». Было совершенно очевидно, что он должен был делать, утратив все возможности контролировать ситуацию, кроме способности облегчить состояние пациентов. Речь, конечно же, шла не об обычной паллиативной помощи, обучение которой доктор Тиль прошел на специальном недельном семинаре, получив сертификат, позволявший ему обучать методам снятия или смягчения болезненных симптомов пациентов, которые считали это главной целью лечения.
В импровизированной палате, в которую превратился вестибюль второго этажа больницы, имелись шприцы, морфий и медсестры. Шери Ландри, низкорослая широколицая женщина с каджунскими[1] корнями, «королева ночных смен», которую доктор Тиль лично знал много лет, судя по всему, принесла лекарство из одной из палат интенсивной терапии.
Тиль прекрасно понимал, зачем она это сделала, и был полностью согласен с Шери, но многие другие медики нет. Например, молодая женщина-терапевт, которая помогала Тилю усыпить кота, отказалась вводить морфий пациентам, находящимся в тяжелом состоянии. Тиль сказал, чтобы она не волновалась: он и другие врачи обо всем позаботятся.
За дни, пока бушевал ураган, Новый Орлеан превратился в место, где практически отсутствовал здравый смысл и перестали действовать законы цивилизации. Тилю казалось, что в зоне бедствия полностью исчезли как общечеловеческие нормы поведения, так и стандарты современной медицины. У него не было времени и возможности обеспечить самым тяжелым больным уход, который обычно получают находящиеся при смерти люди. Ему пришлось согласиться с решением, согласно которому наиболее тяжелых пациентов не эвакуировали, а медперсонал должен был покинуть больницу. Он не мог оправдать постановку больным капельниц с морфием и лишь молился, чтобы препарат не закончился после того, как все медики покинут больницу, и прежде, чем пациент умрет: ведь в противном случае это означало бы для него невыносимые страдания. Джон Тиль убеждал себя, что поступает правильно, оказывая умирающим необходимую помощь, но понимал, что технически это было преступлением. В тот момент ему не пришло в голову оставаться рядом с пациентами до момента их естественной смерти. Позже он сказал, что это означало бы рисковать собственной жизнью.
Доктор Тиль предложил свою помощь доктору Поу, но та поначалу отказалась. Она неоднократно пыталась убедить Тиля уехать из больницы, но он продолжал настаивать, говоря, что хочет остаться в Мемориале.
Доктор Тиль обсудил дозу вводимых препаратов с теми немногими врачами и медсестрами, которые все еще оставались в больнице. По его мнению, она должна была быть достаточной, чтобы обеспечить смерть пациентов до того, как все остальные покинут Мемориал. Тиль считал, что следовало ввести 10 миллиграммов морфия и 5 миллиграммов быстродействующего седативного средства «Версед», а затем, в случае необходимости, увеличить дозу последнего. В инструкции по применению препарата «Версед» имелось заключенное в черную рамку особое предупреждение Управления по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств о его возможных побочных эффектах. В нем, в частности, указывалось, что препарат способен вызвать остановку дыхания и использовать его можно только в условиях стационара, когда больные находятся под постоянным наблюдением и врачи могут, если это потребуется, быстро провести реанимационные мероприятия. Но это был не тот случай. В отношении большинства пациентов, собранных в вестибюле второго этажа, имелось решение о непроведении реанимационных мероприятий (РНРМ).
Для того чтобы смешать препараты, подготовить капельницы и иглы, потребовалось время. Доктор Тиль окинул взглядом лежащих в вестибюле пациентов. Они практически не подавали признаков жизни, если не считать дыхания. У одних оно было учащенным, у других прерывистым и затрудненным. Все больные молчали. Одна женщина, явно находившаяся в бреду, стонала, но, когда кто-то спросил, что ее беспокоит, она ничего не ответила.
Доктор Тиль взял на себя четверых больных, лежавших у стены с окнами. Это были три пожилые белые женщины и крупный мужчина-афроамериканец. Когда пришло время действовать, в его сознании возник неприятный вопрос или, может, просто смутное ощущение того, что имелись и какие-то другие возможности, не учтенные перед принятием решения. Вероятно, в последний момент он понял, что кажущееся правильным с точки зрения рассудка не является таковым с точки зрения простых человеческих чувств. И что прервать жизнь пациента теоретически и сделать это на самом деле две совершенно разные вещи, которые разделяет пропасть.
Доктор повернулся к стоявшей рядом главной медсестре реанимационного отделения по имени Карен Уинн. Она, помимо прочего, возглавляла больничный комитет по этике и очень тонко разбиралась в самых сложных и спорных вопросах, связанных с оказанием помощи безнадежным пациентам. Кроме того, она проработала в Мемориале не один десяток лет. По мнению доктора Тиля, трудно было найти человека добрее Карен. И в этот отчаянный момент он решился задать ей мучивший его вопрос. Позже он вспоминал, что сформулировал его так: «Можем ли мы это делать? Действительно ли мы должны это делать?»
Глава 1
Для некоторых новоорлеанцев Мемориальный медицинский центр был местом, куда они отправлялись, чтобы переждать очередное стихийное бедствие. Ураганы, формирующиеся над Мексиканским заливом, довольно часто налетали на город. Кстати, многие называли Мемориальный медцентр по-старому Баптистским. Это название осталось с прежних времен, когда Мемориал был еще Южной баптистской больницей. Для многих медиков работа во время очередного урагана в Баптистском центре, где имелось 317 коек, подразумевала, что они привозили в него своих родственников: детей, родителей, бабушек и дедушек, а также собак, кошек и кроликов. А еще пластиковые бутыли с водой и пакеты из продовольственных магазинов, набитые чипсами, сырным соусом и кексами. Медработники в таких случаях обычно съезжались в больницу, даже если была не их смена. Врачи принимали и осматривали всех, в том числе и амбулаторных больных с каким-то жалобами все верили, что во время разгула стихии здание Баптистской больницы более надежное убежище, чем жилые дома. Потом, обслужив всех страждущих, можно было присесть на койку или на надувной матрац и слушать, как вокруг бушует очередной ураган: они, как по заказу, почти всегда налетали по ночам. А наутро с восходом солнца помочь убрать мусор и обломки и отправиться домой.
Почти восемьдесят лет здание больницы из стали и бетона, отделанное декоративным красно-коричневым кирпичом и серым камнем, которые придавали ему дополнительную прочность, защищало тех, кто прятался внутри него, от всех погодных катаклизмов, зарождавшихся над Мексиканским заливом. Массивное строение возвышалось над городскими кварталами в районе Клэйборн-авеню и Наполеон-авеню. В 1965 году здание «выдержало самый сильный удар стихии за последнее столетие», устояв под напором урагана «Бетси», словно «крепкое, на совесть построенное судно», и защитив от стихии более тысячи человек, спасавшихся внутри него. Такую запись с гордостью сделал в больничном бюллетене администратор лечебного учреждения.
За год до урагана «Катрина», во время урагана «Айван», строение, которое теперь уже называлось Мемориальным медицинским центром, или просто Мемориалом, тоже выстояло. Как рассказала Кэти Грин, медсестра реанимации хирургического отделения, когда возникла угроза, что на город обрушится «Катрина», ее взрослая дочь, очень обеспокоенная ситуацией, сказала: «Если даже в стенах Баптистской больницы я не буду чувствовать себя в безопасности, если Баптистская больница снова не станет людям защитой, значит, весь город будет разрушен».
Безграничная вера в Баптистскую больницу как в убежище уходит корнями во времена, когда она только что была построена. «Я испытываю оптимизм, наполняющий меня какой-то необычайной, прямо-таки взрывной энергией, писал председатель совета директоров комиссии по делам Южной баптистской больницы в послании управляющему этого лечебного учреждения в феврале 1926 года, менее чем за месяц до довольно заурядного обеда в полуподвальном кафе и обряда освящения в часовне, из которых состояла церемония открытия. По моему скромному мнению, мы в Новом Орлеане заложили основу лучшей больницы на всем юге страны».
Принадлежащие больнице строения общей стоимостью два миллиона долларов растянулись на два городских квартала. Захватывающая дух новость о ее открытии вместе с сопровождавшими ее рекламными объявлениями заняла почти три полосы в номере местной газеты «Нью-Орлеанс айтем-трибьюн», вышедшем в воскресенье, 14 марта 1926 года. Издание представило читателям управляющего больницей, пятидесятилетнего доктора Луи Дж. Бристоу, и опубликовало несколько колонок, в которых перечислялось более пятидесяти видов оборудования, которые он с любовью выбрал для оснащения нового лечебного учреждения от электрокардиографов до картофелечисток. Больница, как сообщила газета потенциальным покровителям медицинского комплекса, выглядела как современный отель или огромный частный дом. Это обеспечивало «общую атмосферу бодрости и жизнерадостности», которой явно не хватало старым больницам Нового Орлеана. Почти целая страница была посвящена описанию больничного интерьера. В нем рассказывалось даже о таких технических деталях, как, например, система электрического освещения, которая обеспечивала яркий свет и в то же время не утомляла глаза, батареи парового отопления, паровые сушилки для одеял, установленные на каждом этаже, а также изящные лампы для чтения на прикроватных столиках в отдельных палатах. В одной из статей с восторгом сообщалось, что на всех этажах размещены специальные установки для изготовления кубиков льда в количестве, достаточном, чтобы обеспечить ими всех пациентов. Не исключено, что репортажи, больше похожие на пресс-релизы или рекламные объявления, могли быть написаны самим управляющим больницей Бристоу или его дочерью Гвен, профессиональным литератором. «Новое лечебное учреждение превосходит все остальные больницы южных штатов по части современных удобств».
Эпоха электричества была уже в самом разгаре, и это позволяло совершенствовать уход за пациентами и обеспечивать их выздоровление в комфортных условиях, а также применять новые, все более продвинутые с научной точки зрения технологии. Поставщики нового медицинского оборудования заполнили страницы «Айтем-трибьюн» коммерческими объявлениями, наперебой подчеркивая свою тесную связь с Южной баптистской больницей. Компания «Акме экс-рэй сейлз» установила в больнице усовершенствованное рентгеновское оборудование, которое «получило международное признание как лучшая аппаратура подобного типа из ныне существующих». «Барнс электрик констракшен» с офисом на Гравье-стрит снабдила лечебное учреждение системой оповещения с применением гонгов и беззвучных люминесцентных индикаторов. Все операционные были оснащены компрессорами и вакуумными установками. Внутреннее обустройство здания включало в себя «эффективную систему вентиляции, обеспечивающую подачу прохладного воздуха», чтобы защитить пациентов от летней жары.