Я и дома-то этого не делаю, сказала Трюс.
А здесь придется, ответила госпожа.
Горшок я выносить не буду.
Еще как будешь. Госпожа взяла горшок и поставила его перед Трюс.
А Трюс возьми и скинь его с лестницы.
Жаль. Все-таки три гульдена в неделю, сказала мама, но решение Трюс одобрила.
Позже Трюс объяснила мне, что произошло до того, как она опрокинула горшок. А случилось это только тогда, когда госпожа позвала на помощь господина. Господин Такой весь из себя важный. Он пригласил ее в свой кабинет и закрыл дверь. Сперва погладил по щеке, назвал милочкой и тихо и участливо спросил, хорошо ли она уживается с госпожой. «Конечно», ответила Трюс. И тут он толкнул ее к закрытой двери, прижался губами к ее губам и засунул ей руку между ног.
Я сразу его отпихнула! воскликнула Трюс решительным тоном, будто я ей не поверила. И пнула что есть мочи!
Потом она выбежала в коридор, схватила горшок и выставила его перед собой. Господин со смехом увернулся и скрылся в кабинете. Вот тогда-то Трюс и спустила полный горшок по натертой до блеска дубовой лестнице.
Надо было выплеснуть его прямо на этого паскудника! сказала я.
Когда я вспоминаю эту историю, меня разбирает смех очень уж такое поведение непохоже на Трюс. А вот сестре ни капельки не смешно.
* * *
Дом Мари Андриссена настолько внушительный и красивый, что на следующее утро, подходя к двери, мы будто бы уменьшаемся в размерах с каждым шагом. Мы я и Трюс идем не торопясь, с как можно более равнодушным видом, чтобы не чувствовать свою ничтожность. Я крепко закусываю губу, а не то еще разину рот.
Ян тот крепкий кудрявый блондин уходит, как раз когда мы подходим к дому. Он дотрагивается до кепки и, едва взглянув на нас, бормочет: «Cалют!»
Франс сидит за столом в нашей новой штаб-квартире вместе с Виллемсеном, Вигером и Тео. Виллемсена мы зовем стариком. Каждый раз, вставая или садясь, он кряхтит «ай-ай-ай!», как старый дед. Вигер ругается как сапожник. Тео, наоборот, учтив и серьезен, верит в бога. Он не коммунист, но знает Франса так давно и хорошо, что решил присоединиться к его группе. Мы все очень разные, но главное мы все против фрицев.
Абе расположился сзади на широком подоконнике. Мы с Трюс вместе устроились в кресле.
Завтра вечером пойдете в тот ресторан, говорит нам Франс. Вы же немного владеете немецким?
В комнате висит пелена синего дыма. Я очень стараюсь не закашляться.
Немного? Да мы болтаем свободнее некуда! отвечаю я.
Я отворачиваюсь от дыма, который выдыхает Франс, и замечаю на подоконнике гипсовый бюст. Это портрет жены Мари Андриссена. Она очень красивая, но ее красоту скрывает широкополая шляпа Франса, которую он накинул скульптуре на голову.
Врунишка! со смехом бросает мне Трюс. Ну что за вредина! А Франсу она отвечает: Объясниться мы сможем. Это все благодаря маме. Она с тридцать восьмого принимала у нас дома бежавших из Германии евреев и коммунистов.
А, ну да. Отлично. Франс гасит окурок в полной пепельнице. Девушки ходят в этот ресторан знакомиться с солдатами вермахта. Одна из вас должна соблазнить нашу «мишень» и выманить на улицу. Скажете, что недалеко лес, вы знаете там укромное местечко и
Он делает многозначительную паузу и подмигивает. Мы с Трюс смотрим на него. Все молчат. Я вскакиваю и кричу:
Я что, похожа на девку, которая гуляет с немцами? На шлюху? Я развожу руки и оглядываю себя, свое еще детское тело: маленькая, бедра узкие, а на месте груди Гладильная доска, как говорит Трюс. Да они ни в жизнь на такое не поведутся!
Франс умиленно улыбается, будто перед ним младенец. Мужчины хохочут.
Давайте, смейтесь! Вообще-то я серьезно! кричу я и падаю обратно в кресло рядом с Трюс. Мои щеки пылают.
Я ведь сказал: одна из вас. Франс кивком указывает на Трюс. То есть ты. Мы с Виллемсеном будем вас поджидать. А когда вы с фрицем уйдете, Фредди тоже займет свою позицию в лесу.
И как долго я должна это делать соблазнять его? бесстрастным тоном спрашивает Трюс.
Д-да т-ты п-по отзывается Румер.
Да ты по-быстрому: туда-сюда, и готово, заканчивает за него Вигер.
Все, конечно, опять гогочут. Кроме нас с Трюс. И Франса. Тот бросает на Вигера испепеляющий взгляд. Мужчины пытаются успокоиться. Только Вигер все еще похохатывает.
Недолго, отвечает сестре Франс. Главное, завоевать его доверие. А потом этим доверием воспользоваться.
Он берет перьевую ручку и чернильницу и набрасывает на бумаге ресторан, дорогу к лесу и лесные тропинки. Места, где спрячутся они с Виллемсеном и где буду караулить я, он помечает крестиками, а тропу, по которой должна идти Трюс, стрелочкой.
А если он захочет пойти по другой тропе? спрашивает Трюс.
Тогда Фредди свистнет, она будет стоять здесь Франс указывает на крестик. Свистеть в пальцы умеешь?
Конечно, умеет, отвечает за меня Трюс.
Я пронзительно свищу, сунув в рот большой и указательный пальцы.
Свистнешь один раз и мы переменим позицию. Смотри, Трюс, здесь ты войдешь в лес Палец Франса скользит по бумаге. На самом деле тут всего одна тропинка. А у этой развилки спрячемся мы. Твоя задача завтра к семи вечера привести туда фрица.
Трюс бледна как мел. Руки недовольно скрещены на груди.
А что это вообще за фриц? спрашивает она ледяным тоном. Почему от него надо избавиться?
У меня перехватывает дух. Только теперь, когда Трюс произнесла эти слова, до меня доходит, что с ним сделают. Я тут же вспоминаю маму. Не убивайте. Никого, даже злодеев.
Он полицейский из СД, который допрашивал «Гёзов», отвечает Франс.
И что?
Один из них умер от пыток еще до казни.
Трюс на миг умолкает.
От его руки?
Франс кивает.
Он привязал парня к батарее и раскалил печку докрасна.
Откуда тебе это известно?
У меня есть в полиции человек, он на нашей стороне, передает мне информацию и
И мы должны верить на слово, что он на нашей стороне? перебивает его Трюс.
На нашей, уверенно говорит Франс. А что до эсдэшника, то он сейчас работает в Харлеме. Трудится не жалея сил, если ты понимаешь, о чем я.
А имя у него есть? Как его звать?
Генрих
Генрих Гиммлер, шутит Вигер.
Остальные смеются.
Краузе. Генрих Краузе, заканчивает Франс. Ну так что? Согласна?
Трюс угрюмо смотрит на него.
Как далеко можно зайти, чтобы Она поднимает глаза к потолку, подыскивает слова, но не находит.
Что бы ты сделала, если бы на кого-то напал лев? спрашивает Франс. Прикончила бы льва.
И правда, думаю я. Тот фриц настоящий зверь.
К тому же, говорю я Трюс, не мы с тобой его ликвидируем.
Ликвидируем, поправляет Франс.
Ну да. Не мы с тобой, Трюс.
Если ему не помешать Франс беспомощно разводит руки.
Другого пути нет, резко говорит Вигер. Мы можем обратиться в полицию, но они с ним заодно.
Мы хотим предотвратить смерть невинных людей, объясняет Тео. Иногда он говорит как пастор на проповеди. Немного торжественно и всегда доброжелательно.
Это я понимаю, отзывается Трюс, но
Полиция на службе у немцев, Трюс, им больше нет веры. Франс повышает голос. Террористы для них это мы. А этому типу они позволяют пытать людей.
Трюс медленно кивает.
Жаль, что мы не можем посадить его в тюрьму, говорит она. Было бы правильнее.
Было бы, соглашается Франс.
Да, но это невозможно. Я вытягиваю ниточку из обивки кресла.
Увы, есть только один способ его остановить. Франс смотрит на Трюс, вскинув брови. Ну так как?
Ладно, холодно отвечает Трюс.
Пригнувшись к рулю, Трюс несется на велосипеде домой, будто за ней гонятся. Я трясусь на багажнике, ухватившись за него руками в толстых носках вместо варежек. Изо рта вылетают облачка пара. На полдороге Трюс устает и снижает темп.
И как мне, по-твоему, быть, Фредди? тяжело дыша, спрашивает она. Как соблазнить такого типа?
Я прыскаю, но тут же жалею об этом. Трюс никогда не просит у меня совета.
Дура ты! сердится она. А ну как он мне не поверит?.. Что тогда?
Она замедляет темп. Вихляя, проезжает по луже.
Да, что тогда?
Франс же дал тебе поддельные документы? Возьми их с собой, говорю я.
Ну, это самой собой, бурчит она.
Тебя не арестуют, Трюс. Ты же не нарушаешь закон.
Стоит полная луна. Так светло, что в канале Лейдсеварт блестит вода, и я думаю: все пройдет хорошо. Все получится.
А что, если его не Трюс останавливается, но потом продолжает: Он ведь сможет меня опознать. В ее голосе слышится страх.
Как бы я хотела ей помочь!
Трюс молча едет дальше. Когда мы въезжаем на нашу улицу, раздается вой воздушной тревоги.
Поторопись! визжу я.
Прямо над нами гудят моторы самолетов. Бомбардировщики, хотят смести нас с лица земли! Мигом отсюда! Нужно поскорее убраться с улицы. Когда мы с Трюс заползаем в каморку под лестницей, уже грохочут зенитки. В ожидании сигнала об окончании бомбардировки мы с Трюс и мамой тихонько переговариваемся. Мама сообщает, что завтра поедет к дедушке с бабушкой в Амстердам. Вернется только в понедельник. Я притворяюсь сонной и опускаю голову на колени, но на самом деле во мне зреет хитрый план.
6
Вы прекрасно можете посидеть дома одни.
Мама говорит это беспечным тоном, но выпросить у нее семьдесят центов мне удается легче обычного. Теперь я могу осуществить свой план!
Знаешь, что мы будем делать? говорю я Трюс, пока мама наверху собирает вещи.
Что?
Пойдем в кино.
Трюс мотает головой.
Да-да! На какой-нибудь романтический фильм, учиться искусству соблазнения, самодовольно объявляю я.
Какой дурацкий план! Трюс грустно смотрит на меня и со вздохом пожимает плечами.
Днем того же дня мы удобно устраиваемся в мягких креслах кинотеатра «Рембрандт» на Гроте Маркт, главной городской площади. Как только на экране появляется немецкий новостной киножурнал, в зале начинают хрустеть пустыми пакетиками и пронзительно свистеть. Дежурный полицейский не слишком-то старается восстановить порядок. И мы с сестрой хрустим и свистим так громко, что вопли нацистских пропагандистов не долетают до наших ушей и мы едва замечаем жирдяя Геринга. С нас довольно и табличек «Евреям вход воспрещен», что висят у входа.
Я знаю один анекдот, говорит сидящая перед нами женщина соседу.
Я тычу Трюс в бок, и мы наклоняемся поближе.
Встречаются как-то фриц и член НСД. Фриц говорит: «In Deutschland haben wir einen Führer». А тот ему: «Wir auch, aber wir sagen Leider». А фриц: «Das ist zufällig, das sagen wir auch»[15].
Мы с Трюс разражаемся хохотом. Сидящий позади парень стучит мне по спине, выдыхает в лицо дым от сигареты и кивает на экран. Начинается Dreimal Hochzeit[16]. По сюжету главные герои русский князь Александр и простая девушка Вера любят друг друга, но не могут обвенчаться, потому что она недостаточно высокого происхождения. (У нас с Петером с этим все в порядке, удовлетворенно думаю я. И сразу начинаю по нему скучать.) Князь со временем теряет свое положение в обществе и состояние, а Вера становится известной певицей, но и теперь они не могут вступить в брак: Александр стыдится своей бедности. Позже они встречаются снова. Князь работает в баре, а Вера стала манекенщицей. Наконец они могут пожениться. (Как мы с Петером когда-нибудь, после войны, думаю я. И тут же хочу прямо сейчас оказаться рядом с ним.)
Мама расплевалась бы от отвращения, увидев такую идиотскую историю, которая только подтверждает классовые предрассудки, да, именно так она бы и выразилась. Но я смотрю с удовольствием.
Каждый раз, когда героиня принимает соблазнительную позу, вертит бедрами, хлопает ресницами, я сжимаю руку Трюс. Теперь ясно, что нужно делать: вовсю улыбаешься, немного прохаживаешься, покачивая бедрами, потом останавливаешься, уперев руку в бок, и заглядываешь мужчине глубоко в глаза. У меня бы получилось. А вот у Трюс я кошусь на нее. Сложив руки на груди, сестра хмуро взирает на экран.
Сеанс закончен, князь женился на своей возлюбленной, и я довольно вздыхаю. Трюс тоже вздыхает, но по-другому.
* * *
В штаб-квартире на Вагенвег я рассказываю Франсу, что мы сходили на Dreimal Hochzeit.
Поучиться, как это делается.
Он смеется.
Хитро придумано!
Я сияю.
Да, правда же?
Но я быстро стираю улыбку с лица. Ему необязательно видеть, как меня радует всякий его комплимент.
Очень хитро, повторяет он. Ведь о политике с этим типом ты говорить не будешь? Слышишь меня, Трюс?
Нет, пожалуй, не буду, отзывается сестра.
Ни слова о политике! повторяет он. Только флирт, больше ничего. Смягчившись, Франс спрашивает: И чему же ты научилась, Трюс? Изобрази-ка.
Трюс снова вздыхает, но все-таки встает. В тот же миг раздается воздушная тревога. Франс только что показал нам просторный подвал, но никто из мужчин не двигается с места.
Здесь бомбить нечего, объясняет Тео.
Пока ревет сирена, Трюс с вымученной улыбкой прохаживается туда-сюда вдоль стола. Ее бедра дергаются, будто она хромает. Я прикрываю рот рукой. Может, если она еще недельку потренируется, но это У меня вырывается смешок. Потом икает Абе. И тут уже грохаем мы все.
Вигер хлопает себя по коленям от хохота.
Задница что надо, говорит он сквозь смех. Этого не отнять.
Хохот старика Виллемсена переходит в приступ кашля.
Да провалитесь вы! кричит Трюс. Она останавливается, широко расставив ноги и уперев руки в боки. Сами бы попробовали!
Вигер встает и неожиданно ловко и вызывающе принимается вилять бедрами, вызывая очередную волну хохота.
Смейтесь-смейтесь. Лицо Трюс нервно подергивается. Я думала, дело серьезное. Что этот тип что его нужно скапутить.
Чего-чего? переспрашиваю я.
Грохнуть! рявкает Трюс.
Пойдем-ка. Франс мягко берет ее за локоть и ведет в прихожую.
Мы все еще трясемся от смеха.
Через десять минут они возвращаются. Сирена умолкла, и в комнате внезапно воцаряется мертвая тишина. Рука Франса бережно покоится на плече Трюс. Бедная моя сестра!
Мать честная! вырывается у Вигера.
Остальные молчат. Пылающее лицо Трюс покрыто слоем пудры, на веках лежат синие тени, губы ярко-красные, как у клоуна. Понятия не имею, где Франс раздобыл косметику. Госпожу Андриссен я как-то раз видела не думаю, что она красится. Мою сестру окутывает облако навязчивого приторно-сладкого аромата. Так пахнут только шлюхи. Мне ли не знать: за углом нашего дома узкий переулок, где работают несколько ночных бабочек. Рука Франса на плече у Трюс напоминает о покровительственном жесте сутенера.
Виллемсен кашляет и отворачивается, но я успеваю заметить промельк удивления в его глазах. Абе закусывает губу и прикрывает рот рукой. Только Вигер лыбится безо всякого стеснения.
Ты такая красивая, Трюс, говорю я, потому что остальные молчат и потому, что мне, как ни странно, действительно так кажется.
Ой, закрой варежку, зараза! огрызается она.
Как объяснить ей, что я ничего плохого не имела в виду?
Трюс вырывает из рук Франса зеркальце, подносит к лицу и впивается в него взглядом. Потом поворачивается ко мне. И мы одновременно разражаемся смехом. Трюс падает на соседний стул, хватает меня за руку и визжит от хохота. Из нее выходит столько напряжения, что смех едва не превращается в плач.
* * *
Пока я высматриваю нашу «мишень», Трюс не поднимает грустных глаз.
Эй, цыпочка! дразню я ее.
Никакая я не цыпочка! яростно шепчет она.
Задница что надо, этого не отнять! подражаю я басу Вигера. Про меня он такого не скажет, у меня и зада-то нет.
Трюс зло щурится. Ее пылающее от гнева лицо блестит под слоем пудры.
Выше нос! подбадриваю ее я. Ты красивая. Все будет хорошо.
Мы пару раз прохаживаемся по улице. Трюс неуверенно покачивается на каблуках, потом говорит:
С меня хватит! От этого никакого толку, Фредди.
Чуть погодя мы усаживаемся рядышком за столик в «Мужском клубе». Нашего фрица пока не видать. За стойкой бара сидят несколько пожилых мужчин. В углу собралась группа шумных, перевозбужденных немецких солдат молодые парни без оружия. За соседним столиком сидит еще один парень с девушкой, голландкой. На вид ей лет восемнадцать, миловидная, ненакрашенная. Не сводит со своего немца блестящих глаз. А тот отвечает ей не менее влюбленным взглядом. Неужели это любовь? Если да, то в башках у них, должно быть, совсем пусто!