Я знаю, как порадовать мальчиков и взбодрить приунывшего певца. Ребята, пицца? В машине. Сидите. Я сама. исключила свидетелей очередного приступа и понеслась. Два пролета ветхих скрипучих ступеней. Бревенчатые стены. Сени, масляные краски, химические реактивы. Сердце тревожно зачастило. Окружающее становилось призрачным. Видоизменялись акустические феномены. Голоса друзей отдалялись. Одинокие бытовые звуки застывшего захолустья, переполох разгульной компании, сирены где-то на шоссе все становилось неотчетливым. Сочная ночь превращалась в зернистые разводы. Цвет пропал. Совсем. Время остывало в черно-белой ретроспективе. «Теперь я окончательный дальтоник. уже на ощупь положила коробки с пиццей на капот. В кармане вибрация. Кнопочный Siemens?!»
«Беги! Немедленно», интуитивно обернулась
Два темных силуэта за спиной. Гнусавый голос:
А вот и наша фея. В свадебном платье. Ждала?
Ноги подкосились. Теряясь в нереальности происходящего, запротестовала:
О, нет, только не снова. Марк! Крик застрял в горле. Удар. Второй, еще Голова взорвалась от острой боли. Сознание оказало услугу самоустранилось и нарушило ощущение собственного тела. Оглушенным свидетелем я наблюдала, как корчилась на снегу под разъяренной тварью, беспомощно закрывалась от ударов, беззвучно шептала разбитыми губами: «Не хочу видеть Это лишь кошмары».
Голос пропал. Осталось только жжение влажных огненных лент и боль.
Нет, не спрячешься, живучая сучка. Все будешь чувствовать. По частям ра
Второй отшвырнул бестию и раздраженно потребовал:
Нас ждут. Над ухом лязгнули челюсти. Безвольное тело уже волокли по снегу. Остервенелая тварь метнулась тенью:
Отдай мне. Ты обещал.
Не здесь. В лицо ударил влажный затхлый воздух. Задыхаясь от боли, давясь кровью, через густой туман отстраненно отмечала Удалялся домик, таяли темная обшарпанная улица, раскисшее месиво полинялого снега. Дальше безжизненная степь на порывах мокрого колкого ветра. Перебранка продолжалась. Не успеем. Я сказал им ждать. А кто-то их увел.
И он возвращается. Рассекая влажный фронт, свирепая тварь воровато оглядывалась. Похитители развили невероятную скорость. Гнусавый огрызнулся:
Он идет. Ты наследила. Ее кровь. Двинутый откос. Закончим там.
Свинцовое небо давило на крутой склон. Под неестественным углом со мной прощались: два одиноких могучих дерева, мертвая Луна, на самом краю пропасти вытоптанный пятачок под сильным уклоном к глубокому карьеру, длинноствольная старая береза. Монстры остановились. Повизгивая от нетерпения, фурия вцепилась в мои волосы, оголила шею. По гортани стекала кровь, но я закашлялась от шока. Гнусавый разодрал свой бушлат и полоснул по собственной артерии. Снег протравило ржавчиной. К лицу неумолимо приближалось истекающее побежалое запястье:
Твоя кровь мне не нужна. Сам напою мою фею. Обручусь с невестой. Я задержала дыхание, до боли сжала разбитые губы, гнушаясь даже запахом: «Гниль, псина Опарыши?!» рефлекторно содрогнулась. Монстр осатанел и скомандовал поскуливающей твари, срываясь на фальцет. Рви! На живую уговора не было.
Сонные артерии взбухли и откликнулись отчаянной пульсацией.
Не отдам! Остальных берите. А я хочу ее! тварь угрожающе зашипела. Мелькнула занесенная когтистая лапа. Судорожный вдох отбитой грудью
Когти потеряли жертву. Я упала в снег. Монстров тряхнуло. Ударная волна. Пространство поколебалось. От ствола коряжистого дерева отделился силуэт.
Моя территория, существо приближалось пружинистой походкой и раскатисто рычало. Совершенно лысый череп, квадратные, плотно сжатые челюсти рыхлого, изрытого оспинами лица с грубыми, примитивными чертами. Неестественно легко касаясь снежного покрова, широкоплечий исполин не оставлял следов и шел наперерез через откос. Демоны во плоти позиции не сдали. Совершая маневр, тяжеловесный монстр резонно заключил. Моя территория. Моя добыча.
Похитители замешкались только на мгновение:
Твоя? Ну что ж, лови! На шее сомкнулись костлявые пальцы. Обреченно закрыла глаза. Толчок. Нарастающее ускорение. Скорого приземления не последовало. Распахнула глаза. Вокруг сгущалась темнота. Карьер. Бездонная пропасть приближалась. Уши заложило от нарастающего давления. Сердце отсчитывало последние удары
Какой-то миг, и голова едва не лопнула от декомпрессии. Я резко дернулась в конвульсии, взмыла вверх. Мощный зверь сорвался за добычей. Настигая жертву в нечеловеческом прыжке, подбросил в воздухе и, поймав, припечатал массивным телом к обледенелому стволу единственной березы. Разодрал тунику, прошелся шершавым языком по ребрам, спустился к прессу и вернулся, облизав добычу до виска.
Избиение младенцев? Ублюдки. Два сломанных ребра и внутренние гематомы на органах-мишенях. Франкенштейн гортанно прохрипел, сплюнул мою кровь и, обтирая рот, сканировал заплывшие кровоизлияниями глаза. Оборотни. Вам только гадить по притонам. Не понимаете никакого толка в изысканном вине.
Береза опасно сотрясалась и гудела на ветру. Жертву душили спазмы. Дыхание было затрудненное, поверхностное, частое. Многострадальную грудину пронизывали горячие волны. Возвращаясь из коматозного состояния, сердце бешено разносило кровь по венам, готовясь к предстоящей болевой атаке.
Девчонку не отдам! бросил голодным тварям и наклонился к самому уху. Не обессудь, златоглазая моя, что смогу сделаю. Я зажмурилась, а он взревел. Стоять, смердящие скоты! С возмущенным воем пятачок атаковали оба монстра.
Псы грызлись в нескольких шагах. Вампир оттеснял их к краю пропасти вправо от березы. Я цеплялась непослушными руками за обледенелый ствол и с ужасом смотрела в пропасть. Полная Луна. Блики на стволе. Береза самоубийца, застывшая в предвкушении прыжка. Бездна, так радушно раскрывшая гнетущие объятия. Рядом три кровожадных существа, делящих одну добычу меня. Никакой надежды. Грохот потасовки стал отдаляться. Оборвался одинокий визг бестии, скомкались проклятия гнусавого. В обрыв скользнули две тени и растворились в темноте
Мои временные диссоциативные расстройства себя исчерпали. Я приняла эту реальность, подтянулась по стволу и на трясущихся ногах встала на край обрыва.
А вот и папочка, златоглазая моя потирая загривок, лысый монстр осекся. Однако! Неужели решишься? заподозрил мои намерения и усмехнулся. Совсем девчонку довели. Защитники, вашу мать
Не отвечая, заступила за площадку, проваливаясь в рыхлый, оседающий в пропасть, сугроб. Вампир застыл у снежной вспаханной гряды и тихо предупредил:
Мы не одни. Плюнул и укоризненно всплеснул руками. Ладно. Я все равно тебя поймаю. Но тебе нужно кое-что узнать. Это заставит тебя цепляться за жизнь обеими руками. Алчные глаза фосфоресцировали, соперничая свечением с лысым черепом. Малышка, мы встречались. И если бы не твой преподобный
«Мой?! Никогда!» оступилась. Молниеносное движение. Площадка под вибрирующим куполом. Я в клетке. Вампир внутри в считанных метрах от меня:
Как же мы сегодня без охраны? Его дисквалифицировали эти? кивнул в сторону пропавших оборотней. Или ты сама?
С-сама? я еле ворочала разбитыми опухшими губами, а на внутреннем экране проецировались синие глаза. Человеческие. Убитые раскаянием. Мое оцепенение перетекало в неуправляемую панику.
Лысый монстр медленно приближался:
Ты вольна, а у него нет выбора.
По-о-очему? Обхватила ствол окоченевшими руками и, преодолевая нарастающую боль в ребрах, встала на носочки над пропастью. Франкенштейн незаметно двигался ко мне по воздуху и аргументировано рассуждал:
Он не от мира. Аномалия. Я знал его вампиром. Но попирая все законы, хищник вырвался и выжил. Однако человеческой плоти невозможно удерживать сверхъестественный потенциал. А он живет и владеет страшной силой. В чем причина? Ты! Ты его донор и стабилизирующая половина. Без тебя он обречен. Если только Смазанное перемещение. Оскал над ухом. Не восстанет вот таким чудовищем.
Монстр резко развернулся, вскинул руки:
Покажись. Увеличился в размерах, деформируясь вширь и «Ждал?» Прикрывал спиной. Вдруг стали проявляться очертания тот же обнаженный психопат Гордон. Лишь глаза смущали: «Какие-то больные. Не его». Навалилась тяжесть. Купол над нами потемнел. На белом фоне снега нефтяные черные разводы обволакивали контур. Два призрака вынырнули из карьера, обретая плотность рядом с восставшим Легионом. Стенки щита отразили первые удары, треща как кипящее машинное масло, а я оказалась под защитой лысого вампира, задыхаясь от запаха мазута и дикого абсурда.
Шепот шлифовальной шкуркой прошелся по ушам:
Давай, девочка, зови своего хищника. Я бросила взгляд на фигуру и впечаталась в ненавидящие искусственные фары вместо синих глаз. Лысый усмехнулся. Своего. Этот прочитал в моих глазах догадку: «Оборотень?!», и подтвердил. Фальшивка. За этим вас и травят
Вампира заглушило режущим низкочастотным гулом. Пространство над полем пошло светящимися трещинами. Небо обуглилось. Разверзлась брешь. С характерным клекотом на снегу стали проявляться Вороны. Нет, не вороны Демоны. Пузыри по контуру взрывались, обдавая миазмами беснующихся снаружи тварей. Но само чудовище оставалось неподвижным. Вокруг него собирались тени, выстилая алебастровую кожу инфернальными доспехами. Хищное воронье заполонило небо. Над головой истеричное карканье и пернатый черный хаос. Абстрагируясь от творящегося ужаса, я вопила в седую темноту:
Люк! Поднимись! Живи! Сражайся! Боже, помоги ему! Голос сорвался, но я раскаивалась и умоляла. Франкенштейн отражал разряды и забавлялся моей паникой:
Даже перед смертью просишь не за себя? Если бы в меня так кто-то верил Снисходительный рокот окрасился отчаянием. Ведь знал, сукин сын, что без тебя не выживет! Его завалит любая сволочь. Даже эта облезлая шваль. замер, превращаясь в слух, и неутешительно покачал головой. Суки, все продумали. Потер запястье, глянул в небо и задумчиво выпустил облачко пара: «Эта плоть живая?!» И пусть мне зачтется, Судьба моя. Я здесь задержался.
Опустил руки и исчез.
Маски палачей превратились в оскалы. Скачок ко мне
Безвременье мертвой тишины оглушило издевательским хохотом:
Да ты течешь?! Думаешь, я не чую твой лисий дух? Сбрось личину. Франкенштейн возник за спинами оборотней. Потянуло жженой резиной. Запах менялся, пока не превратился в удушливый землисто-прелый и смутно знакомый: «Как фиалки Фиалки с кладбища?!» Скулы свело рвотным спазмом. Уже через жуткую головную боль разобрала лающее тявканье. Обнаженная фигура потеряла материальность и атаковала. Два монстра ринулись ко мне.
Звериные глаза пугали. Смешалось все: зловоние, оскалы Удар! Едва не сорвалась с обрыва. Щит выдержал. Твари просочились сквозь него и потерялись. Вдох. Рассерженные оборотни материализовались за внешним контуром, снова бросились на штурм.
Фоновое потрескивающее гудение превратилось в грохот сталкивающихся льдин. Жесткая корка слежавшегося снега вспарывалась по всему пространству поля и поднималась в воздух. Ледяные снаряды решетили площадку перед березой. С неба сыпались мертвые птицы со свернутыми шеями и бегающими глазами. Снег сплошной стеной навалился на купол щита, погребая меня заживо под толщей смерзшейся коросты. Над головой ругательства, визг, карканье. За внешним контуром пикирующие тени вороны. Я съежилась на снегу скользкого крохотного пятачка, засыпанного птичьим пометом, перьями, трупами. Контур щита сужался. Туника рвалась в клочья от гуляющих когтей и клацающих пастей. Меня временно спасал меховой жилет. Вампир сошелся с неуловимой тварью в рукопашной.
Воздух кончился. Щит лопнул. Подброшенная в воздух, я успела сжаться. С двух сторон в меховой жилет вцепились когти. Еще один, свободный вдох. Чернобурка разлетелась в клочья. Я обхватила ствол
Какой-то миг, и по глазам ударил цвет. Небо налилось алмазной киноварью. Пространство рассекли снаряды. Оборотней отбросило в сырую мглу. В ночной синеве фрагментами проявлялись странные фигуры, дырами взрывались радужные аномалии, то поглощая, то выплевывая два плазмоида. Перед глазами вибрировал голубой барьер. За ним хищным ахроматом7 ярились демоны.
Подтягиваясь по стволу, краем глаза ухватила вампира сбили. Масса теней вокруг него росла, мутировала
«Гильотина?!» дернулась за барьер к нему:
Вставайте же! Вставайте! Очнитесь!
Он открыл глаза, а я попятилась. Надо мной воплощалось настоящее чудовище. В руках плеть. Девять хлыстов. Узнаваемый замах. Сверкнули тяжелые остро граненые гайки на концах. Ослепительная вспышка
Мелькнула широкая спина. Иллюзорного Легиона снесло в обрыв. Защитник канул с ним. На стволе параллельные кровавые следы разъяренной кошки8.
Сердце дрогнуло. Что-то вылетело из карьера и упало рядом. Напрягла глаза. К ногам катилась голова. Лысый череп Франкенштейна. Я захлебнулась воплем:
Нет! Нет!! Снег подо мной просел. Проваливаясь в пропасть, съезжала по стволу, скорбя навзрыд. Ты Бог живых! Вспомни о нем. Пощади
Закашлялась кровью. Пытаясь удержаться, вцепилась в корни, оглянулась материю пространства располосовала мгла. Под ногами разверзлась необъятная дыра. Оттуда ядовитые глаза. Показалась занесенная культя с когтями. Миг, и чудовище взбрыкнуло. Неутоленный вой пропал в тумане. Меня оторвало от ствола. Оглушающий хруст. Береза, сокрушенная под корень, рухнула с обрыва. Сильные руки, живое стаккато пульса, шепот:
Дыши Только дыши. Я держу тебя
Глава 3. Отставка
Очнулась от сонного паралича:
Марк! Губы не слушались. Голосовые связки тоже. Где мой телефон? В поле зрения попал протянутый айфон, на экране вызов. «Люк?! Уже успел вбить свой номер», отпрянула, беспорядочно шаря по постели. Нет! Старенький кнопочный Siemens. Его телефон! Марк! Макушка Хочу домой. Сердце ныло: «Выпал! Потерялся! Последняя связь с Марком оборвалась».
Дрожащие руки накрыло горячей ладонью:
Все хорошо. Ты дома. «Марк?» взгляд на заботливо склоненное мужское лицо. Миг узнавания. Отдернула руки, спрятала под одеялом, прекращая истерию:
Максим? Где Джорж? Артем? обозначила дистанцию официальным тоном.
Поддерживая скованный торс, Максим укладывал меня обратно в постель:
В больнице, на дежурстве. Скоро приедут. А Люк
Оборвала. Хрипло, грубо:
Господин Гордон меня не интересует. Живой и ладно.
Максим поднес к пересохшим губам соломинку, вставленную в стакан с водой:
Ты помнишь? Кивнула, силясь не шарахнуться от непрошенного патронажа. Все? Насторожилась. Стакан отвергла и бегло оценила: «Ребра, ноги, правая рука? Повязки и тугой корсет. На физиономию, разукрашенную синяками, лучше не смотреть. Били по лицу. Качественно и с любовью».
Ворвались напуганные родители. Лика оттесняла от изголовья смущенного Максима, тычась мокрым носом в мои ладони. Мама гладила волосы. Успокоить страждущую публику не удалось. Перед глазами ужас двинутого откоса.
Отец нарушил затянувшуюся паузу:
Как ты?
Беспамятное состояние не давало возможности оценить перспективы нового положения. Сейчас важно было знать, что известно им.
Что я пропустила?
Отец откашлялся и, пряча глаза, передал мне подвывающего альбиноса: