Хватаю телефон и бросаю его в торбу, символизирующий сумочку. У директора дёргается мускул под глазом. Ладно, ладно, впредь буду поаккуратней. Подумать только! «Будут проблемы позвоните». Он сказал это так, как будто уверен будут, и непременно. Нет, я, конечно, тоже подозреваю нечто подобно только директор, похоже, знает это наверняка.
Закидываю торбу на плечо и вылетаю из школы. Катька, которая до сих пор сидит на вахте, не обращает на меня внимания. Впрочем, это и хорошо вот Галька бы непременно устроила мне допрос. Кто, куда, что случилось, зачем же так быстро? Ну, мы, конечно, подруги, но любопытство это святое. А Галька
Никак не могу поверить, что Галька умерла. Нет! Она жива, конечно, жива. Подумаешь, пена. С чего бы ей умирать? Наверно, у подруги случился сердечный приступ, она же полная, с ними такое бывает. Или инсульт! Конечно! При инсульте лицо должно посинеть. Ну, ничего, сейчас я раздобуду ключи, вызовем «Скорую» можно, конечно, вызвать её немедленно, но железная дверь-то закрыта, а директор, наверно, не позволит её ломать. Потом ведь придётся её ремонтировать, а на это нужны деньги. Которых у школы, естественно, кот наплакал. Так что он, наверно, и пытается всеми силами предотвратить расход средств. Но там ведь Галька! Ей плохо. Ей надо помочь!
Я машинально ускоряю шаг, и, задумавшись, поскальзываюсь на ещё не растаявшем утреннем льду. Ноги уезжают вперёд, я опрокидываюсь на спину. Торопливо встаю, сворачиваю в подворотню, ещё какая-то сотня метров и вот он, долгожданный подъезд! Благо наш дворник живёт неподалёку от школы. Да все мы, в сущности, обитаем поблизости вот ещё, при такой-то зарплате тратить денежку на проезд! Лучше поискать что поближе, благо уборщицы всем нужны.
Значит, так: забегаю в подъезд, стучусь в первую попавшуюся квартиру, вызываю в школу «Скорую» и «МЧС» (надеюсь, они-то откроют железную дверь), и уже потом, не торопясь, выполняю просьбу директора. Можно, конечно, сразу побежать к школе, но я не хочу, чтобы он что-нибудь заподозрил. Мне же потом это все и аукнется. А так наш директор, надеюсь, подумает на кого-то из физруков, а я останусь не при делах. Нет, я, конечно, могу не париться, принести ключи и прикинуть, чем он займётся потом, но ведь там Галька А вдруг она всё же умрёт?
Как ни странно, проблем с осуществлением плана не возникает. Я спокойно проникаю в подъезд, благо о такой нужной вещи, как домофон, жильцы, видно, и слыхом не слыхивали (хотя кто бы говорил, у нас его тоже нет). О лифте, видимо, тоже впрочем, зачем он в советской пятиэтажке? Поднимаюсь на второй этаж и нахожу нужную дверь. Она обита кирпичным дерматином (ей-богу, наш, вишнёвый, выглядит куда лучше) и украшена тремя звонками. Вот уж дурацкая причуда, даже если это коммуналка (а, наверно, так и есть, потому, что в обычных квартирах комнаты не нумеруют).
Звоню в ближайший звонок. Эффект нулевой. Поочерёдно тыкаю пальцами в остальные кнопки и, наконец, добиваюсь того, что в глазке (он, кстати, всего один) мелькает какая-то тень.
Добрый день! безуспешно пытаюсь придать голосу несвойственную ему официальность. Мне требуется алкого э-э-э, дворник Павлыч. Не помню, Иван он или Семён. А ещё телефон. Нужно вызвать «Скорую» и полицию.
Ура! Дверь распахивается, в проёме появляется мрачная тётка моложе меня лет на десять. Она скептически оглядывает мою скромную персону, хмыкает и ловко перегораживает своим телом вход.
Чего надо?
Похоже, с первого раза она не расслышала. Повторяю свою патетичную речь, на меня гневно сопят, заставляют снять обувь, после чего всё-таки пропускают к телефону. Осторожно шагаю по длинному, грязному коридору, борясь с желанием зажать нос. Воняет в квартире ужасно. Хозяева, наверно, уже принюхались и почти не чувствуют, но я ловлю себя на мысли, что то и дело поглядываю на стены в надежде обнаружить противогаз.
По пути нагибаюсь, чтобы погладить по спинке метнувшуюся под ноги кошку (о, генератор запаха обнаружен!) и отчётливо отмечаю, что в не особо приятное амбре кошачьего туалета каким-то неведомым образом вплетаются куда более омерзительные нотки. Выпрямляюсь и следую за хозяйкой, смерив подозрительным взглядом неплотно прикрытую межкомнатную дверь. Между прочим, вторую справа.
Ускоряю шаг, добираюсь до большой комнаты и, машинально пересчитывая выцветшие цветочки на грязном халате не рискнувшей оставить меня одну женщины, последовательно вызываю «МЧС» и «Скорую» (пожалуй, опустим подробности того, как я втолковывала первым, что железная дверь закрыта, а за ней человек без сознания, а вторым приметы, по которым я вычислила, что у Гальки случился инсульт). Хозяйка ведёт меня обратно, бурча под нос, что зря я пришла, потому, что «дружок-алкоголик в запое». Кивает на ту самую, источающую подозрительные миазмы дверь, и отступает в сторону. Заходить туда она явно не собирается.
Переступаю через порожек и попадаю в небольшую, тёмную комнату. Хм, хм признаться, жилище дворника выглядит довольно уютно (запах, правда, с уютом не сочетается, ну да ладно). Ни книг, ни телевизора в комнате не имеется, но стены покрыты относительно новыми бежевыми обоями, на окнах симпатичные шторы в цветочек, а мягкую, удобную кровать, на которой и возлежит господин алкоголик, я с удовольствием забрала бы себе. На полу, правда, не ковёр, а линолеум тоже мне новшество! Как говорится, хозяин барин, но стелить линолеум в спальню....
Качаю головой, раздвигаю занавески, подхожу к растянувшемуся на кровати дворникуи принимаюсь лихорадочно шарить в торбе. Достаю телефон и набираю номер директора.
На «Скорую» я уже не размениваюсь. Если у мужика в груди торчит нож, она едва ли ему понадобится.
Особенно если он уже начал пахнуть
6
Услышав о том, что я опять второй день подряд! нахожу труп, дражайший директор, конечно, в восторг не приходит. Правда, относится с пониманием сначала, судя по звуку, роняет телефон, потом долго кашляет в трубку, после чего, заикаясь, умоляет меня успокоиться.
Борис Семёнович, что мне делать? бормочу я, отодвигаясь от трупа на максимальное расстояние. Оказываюсь у двери, лицезрею в щёлку круглую щеку подслушивающей хозяйки и, поборов неприличное желание резко пнуть дверь, дабы та отпечаталась у неё на носу, возвращаюсь к окну.
Вызывайте полицию, поколебавшись, произносит директор. О подобных вещах нужно докладывать сразу же. Иначе проблем не оберёшься.
Вот ведь заявочки, а? Да кто бы говорил! Хотя может, это он на основе собственного опыта?
Марина, вы слушаете?
Хм, хороший вопрос. Я стою в чужой квартире, рядом с не особо свежим криминальным трупом (о да, нож в груди основной признак насильственной смерти) и да, естественно, слушаю.
Ага.
А вы так, случайно, не знаете, кто вызвал в школу «МЧС»?
Подскакиваю на месте и крепко сжимаю директорский телефон, чтобы случайно не уронить. Вот это, называется, я попала! Директор, наверно уж, обо всём догадался но признаваться мне всё же не хочется. А вдруг он ещё не уверен? Впрочем, открыто лгать своему непосредственному начальнику у меня тоже желания нет придётся импровизировать.
Лежит, понижаю голос до шёпота, лежит на кровати и не шевелится. Не шевелится. Вообще! А в груди нож.
Вот она, вот она, сила искусства! Директор мгновенно меняет тон и начинает меня успокаивать. Просит взять себя в руки, не терять сознание и спокойно, максимально хладнокровно хлебнуть валерьянки. А уж потом добраться до городского телефона, вызвать полицию и т.д. и т.п.
Киваю и, вспомнив про телефон, тихо шмыгаю носом.
Д-до свиданья.
Нажимаю на кнопочку и ещё успеваю услышать, как наш дражайший директор издаёт длинный, нервный, не особо членораздельный вопль. Хм. Надеюсь, он это не мне.
В принципе, в школе и так-то хватает объектов для воплей, а тут и МЧС, и менты
О, кстати! Бросаю на труп последний, прощальный взгляд, и, немного подбуксовывая на линолеуме, решительно направляюсь к двери. Тётка в халате за какую-то долю секунды до, казалось бы, неотвратимого столкновения успевает возмущённо отшатнуться от косяка (а я, признаться, забыла о её присутствии), после чего упирает руки в бока и щурит глаза. Маленькие такие, блестящие не сказать, чтобы поросячие, но очень недобрые.
Простите, мне снова нужен телефон, торопливо бормочу я.
Чё, сразу было никак?
Виновато пожимаю плечами:
Простите, так получилось. Я нашла этот труп две минуты назад.
Чёрт! Чёрт!!! Вот кто меня за язык-то тянул?! Хозяйка, уже повернувшаяся в сторону кухни, мгновенно разворачивается обратно. Полы не слишком чистого халата облепляют пухлые ноги, нижняя челюсть медленно отвисает:
К к
А что это значит? «К..к». Наверно, «какой». Поколебавшись, я открываю дверь и заботливо просвещаю:
Вот этот!
Тётка, естественно, в шоке. Недоверчиво щурясь видимо, первый испуг прошёл заходит в комнату, издаёт нервный звук и тут же вылетает обратно. В её хриплом сипе слышится возмущение и я, кажется, знаю почему.
Немного приоткрываю дверь, нагибаюсь пожалуйста, в щёлочку труп не видно, а дальше хозяйка, наверно, и не заглядывала. Тогда как мёртвый мужик может лежать здесь и день, и два.
Т-ты бормочет тётка.
Похоже, в её неплохо обработанном мыльными сериалами мозгу зарождаются какие-то подозрения. Спешу их развеять.
А я тут причём? Похоже, что Павлыч лежит тут с неделю.
Ну, это я, конечно, прибавила. Не больше двух дней. Хотя да откуда мне знать? Эксперт разберётся.
Тётка в халате заметно спадает с лица и на подгибающихся ногах ведёт к телефону, после чего оставляет наедине с аппаратом и молча уползает пить валерьянку.
Вскоре приезжают менты и как на грех, ни одного знакомого лица! Пересказывать допрос я не буду там всё равно нет ничего интересного. Все нудно, до ужаса скучно и долго. Вырваться на свободу мне удаётся где-то за два часа до конца рабочего дня. И нет бы пойти домой, отдохнуть вместо этого я проклинаю свою исполнительность и грустно ползу в надоевшее до чёртиков учебное заведение. Туда, где я провожу свои серые будни, туда, где знаю каждую жвачку под партой и каждую надпись сверху В общем, туда!
Поднимаюсь по обледеневшему крыльцу, долго стою у двери, пропуская многочисленных гомонящих школьников, после чего наконец попадаю к Катьке.
Привет!
Привет, привет, бухтит та, сбрасывая с плеч тёплую шаль и поправляя воротник униформы. Пока ты шаталась чёрт знает где, у нас тут тако-ое было
Катька вновь укутывается в шаль и демонически шмыгает носом. Похоже, у неё насморк а, может, очередное обострение аллергии на пыль. Во всяком случае, надо держаться подальше.
Ммм?
Значит, так, деловито начинает подруга, сижу я на вахте, никого не трогаю, и тут припирается МЧС. Стоят, гудят, потом вылезли из машины и сразу сюда. Ломать дверь, говорят. Кому, мол, там плохо? А я-то откуда знаю? бросает на меня возмущенный взгляд, я виновато пожимаю плечами. Пошла разбираться. Эти торопят, директор бухтит, а я ношусь, как Савраска.
Понятия не имею, что за тварь эта Савраска, но Катька частенько её поминает.
Нашли нашу дверь и сломали её к чертям. А там рассказчица демонстративно ёжится и старательно выдерживает паузу, мёртвая Галя.
Как?.. я с ужасом вспоминаю, что, кажется, забыла про Гальку на фоне убитого дворника. Определённо, в моей жизни слишком уж много трупов.
Так, на удивление равнодушно произносит подруга.
Впрочем, в следующей фразе в её хриплом, простуженном голосе вновь прорезаются зловещие нотки:
Лежит на столе совсем мёртвая, жуть! Ну, МЧС тут же позвонили ментам. А те говорят не понятно. Не то какой-то там приступ, не то вообще отравление. Экспертиза, мол, разберётся. И уехали. И только потом, минут через сорок, приехала «Скорая». Вот кто её вызвал, не знаю. Постояли, поругались, кольнули директору успокоительное и уехали.
Ого, ничего себе тут у вас, бормочу я.
А то! А правда, что Павлыча убили?
Торопливо оглядываюсь, на всякий случай плюю через плечо (по Катькиным сухим, потрескавшимся губам расползается улыбка) и киваю. Катерина расширяет глаза. М-да, похоже, любовь к сплетням это заразно, и путь передачи злосчастная вахта. Вот раньше Катьке было чихать и на дворника, и на «Скорую» с МЧС, а тут посидела на Галькином месте и сразу такой интерес!
Правда-правда! Я нашла его труп. А откуда ты знаешь?
Я слышала, как директор обсуждал с кем-то, как тебе везёт на трупы, морщится Катька. Кожа на её худеньком, узком лице постоянно сохнет и шелушится, так что гримасы получаются особенно убедительно. Кстати, он велел, чтобы ты после ментов.
А-а. А зачем?
Откуда мне знать? Не сказал.
Угу. Ну, я побежала.
И я действительно побежала. Вприскочку, благо директор ужасно не любит ждать. Взлетаю по хрупкой деревянной лестнице, ведущей в старое крыло, добегаю до нужного кабинета, рывком открываю дверь
что это, как минимум, странно сидящий в пол-оборота к двери мерзкий физик резко обрывает фразу и выпрямляется на обитом зеленой тканью допотопном стуле. При этом вся его спортивная тушка как-то подбирается, спинные мышцы под слишком тесной рубашкой (похоже, кому-то нужно сесть на диету) напрягаются, глаза недовольно щурятся и находят моё лицо.
Директор реагирует менее нервно (ещё бы, после дозы успокоительного) слабо шевелится в кресле, на котором возлежит (ума не приложу, как на такой конструкции можно раскинуться, но ему это удается), вздергивает свой крючковатый нос и поднимает на меня острый подбородок.
А, Марина
Добрый вечер, чирикаю я.
Знаете, я бы так не сказал он говорит очень медленно, растягивает слова, и, зная нашего неугомонного директора, выглядит это странно. Я понимаю, у вас, естественно, стресс.
Стресс, как же, бормочет физик, нашла второй труп и довольна
Борис Семёнович пропускает его слова мимо ушей. Я нет. «Нашла труп и довольна». Ну, разве не чушь?!
Я был бы рад отпустить вас домой, устало произносит директор, но не сейчас. Помойте, хотя бы, коридор и каморку
Кажется, я бледнею. Директор поворачивает голову набок и принимается внимательно разглядывать нечеткую тень своего крючковатого длинного носа.
Ваш стол нужно протереть. Там лежала ваша коллега. Когда её нашли, звучит жутковато, но директор настаивает.
Я кротко вздыхаю и выхожу, спиной ощущая недовольный взгляд чьи-то глаз. Хотя почему «чьих-то»? Физиковых, естественно. Директор не станет буравить несчастную уборщицу взглядом, а с этого типа и не такое станется. Вот интересно, что он такое втирал директору? Наверно уж, что-то насчёт убийства.
Какое-то время раздумываю о том, не стоит ли мне задержаться у кабинета и попытаться подслушать хоть что-нибудь, но тут же отметаю этот вариант. Уверена, мерзкий физик легко просчитает эту возможность, так что по делу и рот не откроет. А если меня поймают, то будет не слишком приятно.
Так что, вздохнув, я возвращаюсь в «старшую школу» и приступаю к уборке.
Старательно даже слишком! оттягивая неизбежное, мою коридоры, в результате чего к тому времени, когда я добираюсь до каморки, на улице успевает стемнеть. В незашторенное окно коварно заглядывает луна, на прислонённой к стене двери играют серебристые отблески, в дверной проём почему-то дует, в самой коморке темно, и выглядит всё это довольно зловеще. Неспешно обдумывая череду странных убийств (несчастный мальчишка и дворник чем не череда, да и смерть Гальки ещё под вопросом), рассеянно щёлкаю выключателем. Эффект нулевой.
Так, а это уже наглость! Мы меняли эту несчастную лампочку неделю назад, она не должна была так быстро перегореть. Может, все дело в криворуком трудовике? Эх, чуяла я, он не дружит с электроприборами!