Жульол на пару секунд повернулся в мою сторону, но быстро вновь перевел свое внимание на пустую сцену. Элвис запевал на золотой лестнице, не дойдя до подмостков пару шагов. Мой коллега нервно ерзал на стуле, и это было странно. Я была на нервах, но сидела спокойно, а ему что-то не давало жить так, что он начал реально дергаться. Его золотистый костюм переливался, делая его еще больше похожим на клоуна. Осознание того, что этот смешной человечек профессионально пугает людей и делает на этом деньги, снова заставило меня признать полную неадекватность этого мира. Невысокого роста, с высоким голоском, молодящийся. Да что тут, оба они глупо выглядели, хотя глупым был только один. Помню, как с ним разговаривала в последний раз: он с пеной у рта угрожал сдать меня в Коррекцию (притом, что мы сами там работаем), если я еще раз приближусь к нему хоть на шаг, и посадить за виртуальную решетку на все оставшиеся до «часа X» годы. И вообще я психопатка, извращенка и крыса. Учитывая то, что я выше его больше, чем на голову, смотрелась сцена карикатурно. И происходило это в туалетной кабинке, куда он беспардонно вторгся, чтобы мне угрожать. Это было восемь с половиной лет назад, и с тех пор я с ним не говорила.
Но когда начальство развлекает нас даром, устраивая подобные концертные сеансы в довольно тесных залах и с плохой музыкой, мы должны «объединяться». Иногда это даже происходит, только если много выпьешь. Пить нам пока разрешают, и я предпочитаю не знать, что они подливают в напитки. Но когда от алкоголя летит крыша (как это выяснилось, когда я давным-давно выпила несколько рюмок виски), все становится заметно сложнее.
Санни отодвинулась от столика, и я увидела бокал с «Синей зарей»: свет со сцены выхватил его из темноты и показал мне на дне еще восемь-девять миллилитров. Если это правда «Синяя заря». В цвете напитка было что-то необычное. А что, если Нет, пустое.
Она включила свой экран и начала что-то листать: вероятно, фото людей, которых она за этот год довела до безумия. Все знают, что у нее давно поехала крыша на радикальных методах снятия стресса, некоторые даже были у нее дома и играли в фирменные садистские игры. Но она никогда не звонила и не приглашала меня. Слышала от Симона, что Жульол даже лежал в больнице на замене сожженной кожи. Что у него под костюмом, мне не хочется видеть, так что проверить не могу.
Мимо кто-то прошел, и по звону ботинок я сразу поняла, что это Ярон: можно даже голову не поднимать. Он был похож на умытого и причесанного солиста группы «Kiss» чересчур стереотипный рокер во всем черном и кожаном, обвешанный железными цепочками, с изрядно помятой сигаретой. Да уж, punk not dead, или как там они говорят. Все это смотрелось совершенно дико в атмосфере люксового клуба, но его не беспокоил внешний вид, как в принципе и все остальное. Ярон прошел вглубь зала и сел за столик у противоположной стены.
Хотелось встать, демонстративно повалить стол и стулья, но я продолжала неподвижно сидеть. Потом я положила руки на стол, опустила на них голову и закрыла глаза. Хочудомойхочудомойхочудомой.
Сколько я так просидела? Недостаточно, потому что заведенный таймер дал бы мне знать о конце пытки. Я открыла глаза, подняла голову и поняла, что в зале, кроме меня, никого нет. Элвис плясал, как малое дитя, без ритма и смысла. Это значит, что уже можно уходить? Если таймер не сработал и я просидела здесь два часа, мне обеспечен вьетнамский флешбек на несколько недель вперед.
Мое внимание привлек столик, за которым до этого сидели Санни и Жульол. Сейчас он пустовал, и на белой скатерти стоял стакан с коктейлем, на дне которого остались те самые восемь-девять миллилитров. Во рту мгновенно стало сухо, сердце заколотилось так, будто я бегу за поездом, надеясь запрыгнуть в последний вагон.
Я быстро прошла мимо столика, взяла в левую руку стакан и направилась к уборным. Из зала слышались визги Элвиса, но это уже меня совершенно не касалось. Я резким движением открыла кабинку, вошла, дверь автоматически закрылась изнутри.
Свет.
Свет выключился, и только голубой индикатор остался гореть, частично освещая эту тесную коробку. Я повесила сумку на крючок, опустила крышку унитаза и села, держа стакан двумя руками. На дне переливалась синяя жидкость. Я запрокинула голову, сделала глубокий вдох и влила ее в рот. Я была права, это не «Синяя заря». Вернее, была ею, пока туда не опустили шипучую таблетку с ХХ4.
Голова слегка закружилась, и я не смогла с первой попытки снять сумку с крючка. Нельзя было медлить. Нужно было убираться отсюда, пока никто не пронюхал, что я нарушаю личные предписания.
Свет.
Свет включился. Я бросила стакан в мусорорасщепитель и уже собиралась выйти, когда услышала что-то похожее на всхлипы. Прямо здесь, в паре метров от меня. Дверь в одну из кабинок была приоткрыта: такое ощущение, что сейчас из нее выпрыгнет какая-нибудь гадость, как в дешевом скримере.
Я протянула руку, чтобы открыть дверь, держась при этом на расстоянии. То, что я увидела, когда она с легким скрипом распахнулась, несильно меня удивило. Санни лежала на полу в неестественной позе: будто ее упаковали в коробку, а потом вытащили и положили на кафель, а она застыла в прежней форме. Туфли аккуратно стояли возле перегородки, частично забрызганные кровью, которая стекала у нее по подбородку пузырящейся струйкой. Открытая сумка поманила меня возможностью схватить что-то, что могло мне пригодиться, ведь скоро ее заберут вместе с хозяйкой. Я снова, как в первый раз, удивилась остроте своего зрения в этих линзах. Из сумки я достала две помады, зеркало, маленький флакон с духами и кассету с избранными хитами The Killers. Слушать я ее, конечно, не собиралась, но вдруг Юлиану захочется включит в наушниках. Санни начала хрипеть. Похоже, все подходило к концу, ну, на какое-то время. Ее смерть, как и ее жизнь, меня не волновали. Так же как ее не волновали моя жизнь и смерть.
Все будет по обычной схеме:
ее обнаружат;
за ней приедет машина;
ее положат в мешок и увезут в Коррекцию:
проведут все надлежащие процедуры, пока тело снова не придет в рабочее состояние (в данном случае будет не слишком сложно);
возьмут последнюю копию ее разума из облачного хранилища и загрузят обратно;
ее хлопнут по щеке, оповестив о том, что ей нужно будет самостоятельно выплатить всю стоимость врачебных манипуляций;
начальство по распоряжению сверху выпишет ей штраф за смерть, а так как здесь мы, очевидно, имеем дело с самоубийством, штраф будет удвоен;
она вернется к работе.
Как и всем, у кого подписан трудовой договор, умирать раньше времени ей запрещено. Вот такой memento mori.
Мне не было интересно, что у нее сегодня не сложилось, на мою реальность это никак не влияло. Я запихнула выбранные вещи в свою сумку и удалилась.
В коридоре не горел верхний свет, и освещение ограничивалось лентой с разноцветными лампочками. Я услышала издалека голос Жульола, который нервно что-то у кого-то спрашивал, и это значило, что мне надо ускориться. Я посмотрела на часы: тридцать восемь положенных мне минут истекали через четыре, три, два, один.
Я вышла на улицу, в безветренную и сухую ночь, и в первую секунду она напугала меня, но потом я вспомнила, что давно привыкла. Возле входа, прислонившись к стене, курил Ярон. Его куртка с железными цепочками и абсолютно безразличный вид не добавили мне радости. Взорвись все это здание к чертям, ему все равно будет наплевать.
Слышал, ты участвуешь в Программе, сказал он, бросая сигарету на асфальт.
Не верь всему, что слышишь, ответила я, даже не повернувшись в его сторону.
Я зашагала к стоянке такси, но потом остановилась на минуту, чтобы успеть подышать тишиной, пока сирены не оккупировали все акустическое измерение.
У тебя походка, как у модели.
Я сделала усилие, чтобы не обернуться.
Ты псих.
Подул ветер тусклые, хриплые порывы но, конечно же, это была всего лишь вентиляция. Жуки вновь поползли по венам, я поежилась и сжала ручку сумки максимально сильно. Внутри будто включился таймер. Тик-так-тик-так. Не оборачиваясь, я поплотнее захлопнула дверь своей капсулы и залезла в машину, вырезая себя из этой сцены, пока это еще было возможно.
2. Насмешки судьбы
Вдоль шоссе на проводах были развешаны гирлянды с красными огнями, и их исчезновение обозначило то, что я выехала из развлекательной зоны и двигалась к спальным районам.
Никогда не прошу остановить прямо возле дома. Знаю одно местечко, где такси может спокойно припарковаться, в шаговой доступности от здания, в котором я живу, но не совсем рядом. Такси, конечно, не ахти, но на типичную тачку жителя моего района не похоже, поэтому может вызвать подозрения у особо озабоченных граждан. На автомобилях, которые я заказываю, нет опознавательных знаков развоза, они выглядят как обычные авто, только без водителя, но благодаря тонированным стеклам это не заметно. Обычными дешевыми сервисами я не пользуюсь, потому что из-за роста не могу нормально разместиться на крохотном заднем сидении. Сама я не вожу, никогда не водила. Попробовала однажды, и это закончилось плохо, а потом у меня развилась амаксофобия, которая распространялась даже на «Need for speed» и на корабли в «Космических рейнджерах». А учитывая то, что в день я съедаю в среднем от шестнадцати до тридцати шести таблеток, сесть за руль для меня не лучшее решение.
Я вытащила из сумки пакет со сдавленной и завязанной узлом одеждой, специально для таких случаев при параде появиться у дома я не имею права. Здесь проживает несколько элементов, слишком озабоченных жизнью других, и я не хочу, чтобы ко мне лезли.
Стоп.
Загорается красный индикатор, автомобиль мягко тормозит. Синтетический голос системы благодарит за поездку. Я прислоняю палец к терминалу, и слово «успешно» буквально на секунду появляется на экране, а потом он гаснет, будто вообще вышел из строя.
Прямо в салоне переодеваюсь в черную свободную ветровку и спортивные брюки, и плевать на камеры. Если кто-то реально просматривает записи, то вот вам бледное костлявое тело в кружевном белье Victoria's Secret. Туфли оставляю, как бы странно это ни смотрелось. Химические локоны цвета сливочного крема тоже приходится снять; я расстегиваю заколку, и мои жидкие волосы с секущимися кончиками падают на моментально ставшее измученным лицо. Смотрю в зеркало на это жалкое зрелище. Достаю салфетки и стираю макияж, оставляю только красную помаду. Запихиваю парадную одежду в пакет, выхожу и иду сорок три метра до дома.
Если бы вы могли видеть мой район, то спросили бы, почему я живу в такой клоаке. Или вы могли бы назвать это место иначе: трущоба, гетто, гадюшник, свалка, дыра, непримечательная местность боже, серьезно, кто-то так сказал, я подтверждаю. Непримечательная местность, где живут деклассированные элементы.
Что ж, это осознанный выбор в целях маскировки. Смотрите: большинство людей считает, что богачи живут в элитных кварталах. Большинство людей знает, какую человек моей профессии получает зарплату. Поэтому они ищут нас там. Поверьте, за последние годы в богатых районах поджигали, рушили и громили не меньше, чем здесь. Здесь к тебе приходит ощущение относительной безопасности. Снаружи мои окна выглядят совершенно обычно, и кажется, что это квартира среднестатистического клерка, работника сферы услуг, да кого угодно. Дверь закрывается на четыре замка. Мои соседи слышат, как я проворачиваю ключи в общей сложности двенадцать раз, это длится в среднем сорок две секунды. Оценили? Я даже делаю вид, что умная система «антивзлом» мне не по карману. И кнопки открытия дверей здесь не в ходу.
Я захлопнула дверь и закрыла на все замки, аккуратно повесила ключ на крючок, не включая при этом свет, свою квартиру я знаю хорошо и могу ориентироваться в ней даже в полной темноте (у меня было полно времени приспособиться).
Пройдя в гостиную, я прислонила палец к сенсору (от голосового управления я отказалась в прошлом году), но загорелась только фиолетовая неоновая лампа у окна, бросив слабый отблеск на тонкую сетку, не дающую свету от уличных фонарей просочиться в комнату. Городское освещение в виде бесконечных люминесцентных ламп пагубно воздействует на нервную систему так сказали ученые.
Я увидела ее в кресле и невольно вздрогнула. Она уже семь лет как у меня и две недели непрерывно в рабочем состоянии, а я никак не могу привыкнуть. Это ли не странно?
Что выберешь, боль или унижение? спросила она.
Она сидела, положив ногу на ногу и скрестив на груди руки. Ее взгляд был направлен в пустой угол и выражал смесь обиды и злости уже вполне привычный коктейль для позднего вечера.
Унижение, ответила я, бросая сумку и пакет с одеждой на диван.
Она улыбнулась, но как-то слишком искусственно. Иногда у меня мороз проходил по коже от ее взглядов и движений, особенно когда она подходила сзади и клала мне руку на плечо, или смотрела, как я переодеваюсь в спальне перед зеркалом.
Я выбрала фильм, ждала тебя два часа. Тебе все равно.
Я была на корпоративной пьянке.
Конечно, а меня взять мысли не возникло. Ты меня никуда не выводишь. Она встала и собиралась уйти на балкон, но я схватила ее за руку, чуть ниже локтя. Мягкость ее кожи снова уже в который раз повергла меня в шок на пару секунд. Почему-то моя кожа никогда не была такой приятной на ощупь, даже если я пользовалась кремом за несколько тысяч.
Соня Пожалуйста.
Она посмотрела на меня исподлобья, будто пытаясь загнать подальше свое негодование, но оно никак не унималось и бурлило, поднималось вверх, готовое брызнуть прямо мне в лицо.
Больше так не делай, произнесла Соня дрожащим голосом. Казалось, она вот-вот заплачет. Такие перемены настроения уже давно начали выводить меня из себя.
Не буду. Правда. Я провела рукой по ее блестящим волосам нежно-голубого цвета. Она смотрела мне в глаза и не двигалась. Я дотронулась кончиками пальцев до ее щеки и стала медленно опускать руку, пока не дошла до нижнего края кислотно-зеленой нейлоновой майки.
Убери руки! Она резко высвободилась и скрылась за бисерными шторами, разделявшими гостиную и вторую спальню (наверное, самое нелепое интерьерное решение за всю мою жизнь).
Ну что за адская хрень? Где в новой версии стоит галочка на флажке «отказ»? Где предупреждение? Я включила экран и полезла в настройки. Вчерашнее обновление не пошло ей на пользу. Я какое-то время крутила бесконечное меню, абсолютно запутавшись в характеристиках. Вот оно, нашла. «Возможность отказа» включена по умолчанию. Критика. Противоположное мнение. Ведение дискуссии на максимуме. А на деле вместо дискуссий одни слезы и упреки.
Отключить, отключить, отключить.
Я упала на диван в форме фиолетовых губ и запрокинула голову. Рассматривая безупречно белый потолок, который из-за скудного освещения стал розоватым, я захотела, чтобы диван всосал мое тело полностью и перенес меня в реальность диванных нано-категорий. Возможно, там мне было бы проще в чем-то разобраться. Возможно, именно там находятся все ответы.
Это была абсолютно бесполезная стычка, но, по крайне мере, мне удалось на какое-то время отвлечься от боли. Мне давно пора менять позвоночник. Не могу сказать, что это невозможно, просто у меня все никак не доходят руки встать в очередь.