Как написал одному из нас после смерти Федора болельщик Василий Балканов, Федя десятилетним (!) играл в Сетуни с ними, двадцатилетними. И «раздевал» их иногда по полной программе.
В школу «Спартака» Черенков пришел гораздо позже нынешних детей, в 12 лет. Там, слава богу, тренеры только поощряли его страсть к импровизации, лелеяли его «изюминку». Но она-то уже была! Потому что до того, по собственному признанию, он до ночи гонял мяч во дворе. «Мне очень нравилось именно возиться с мячом, подчеркивал Федор. Когда ребята уходили, я оставался один. Мне и одному с мячом было нескучно. Держал мяч стопой как можно дольше на весу. Чеканил, ставил задачу сделать это пятьсот раз подряд. Иногда уже стемнеет, а я все никак до нормы недоберу и домой из-за этого не иду».
Когда в 2014 году Черенкова не стало, а еще свежи в памяти были мрачные впечатления от игры сборной России на чемпионате мира того же года, вспоминался этот рассказ Федора. Рассказ, в котором мяч предстал, по сути, одушевленным предметом, с которым маленький Федя научился разговаривать на каком-то своем, только ему понятном языке. А сегодняшних детей скопом подгоняют под какое-то унифицированное, серое эсперанто.
Мяч был смыслом, главным наполнением его совсем не простой жизни.
«На преддипломной практике в Приэльбрусье общался с горными проходчиками и инженерами. Крепость духа, которую я у них почерпнул, помогала и помогает мне в самые тяжелые моменты», вспоминал Черенков.
А тяжелых моментов у него ой как хватало. Собственно, вся его жизнь после того психологического срыва, который впервые случился с ним весной 1984 года, испытание. Которое сам Черенков принимал стоически: «Если болезнь мне дана, то дана для чего-то. Ничего случайного не бывает. И я должен пережить ее и никогда уже не отходить от заповедей Божьих. И всегда помнить, что добро облагораживает, а зло уничтожает».
Он всегда это помнил. Но болезнь не пережил
Один из выдающихся спартаковцев, обладатель Кубка Европы 1960 года Анатолий Крутиков, в разговоре с одним из нас вдруг вытащил откуда-то фотографию Черенкова: «Вот, смотри! Я всегда его любил, и не только за игру, но и за то, что у него проблемы со здоровьем были. Сколько человеку преодолеть пришлось!»
* * *
Вскоре после страшной вести одному из нас звонит друг и коллега. После обмена соболезнованиями говорит: «Есть история. Видел своими глазами. Позвонил тогда в редакцию не поверили, отмахнулись. Но чем угодно клянусь правда».
Это было на знаменитом матче Лиги чемпионов «Спартак» «Арсенал» в 2000 году. Безразличный к футболу охранник в «Лужниках» не пускал Федю Федю! на игру. Твердил: «Где билет?» А билета не было. Легенда уже разворачивалась, чтобы уйти. Он никогда не лез в форточку, если не пускали через дверь.
И тут это приметили болельщики. Едва не затоптали охранника. Подхватили Черенкова на руки. И буквально внесли на трибуну.
Быль это или плод фантазии теперь уже не суть. Раз хотим верить значит, быль. Вы ведь уже поняли, что к неповторимой личности Черенкова притягивались полулегенды, где правду от мифа с трудом отличишь. Но главное в них не документальная достоверность, а истина.
Впрочем, наша задача как авторов книги для серии «ЖЗЛ», правила в которой чрезвычайно строги и щепетильны, оперировать только фактами, а не мифами. Мы сделаем для этого всё возможное. Хотя, если честно, про Федора иной раз хочется поверить и в сказку
4 октября 2014 года, когда боль еще была невыносима, ее надо было разделить с единомышленниками. Стоило только клич бросить расскажите о вашем Черенкове истории посыпались десятками.
Вот пишет Сергей Борисов, пресс-офицер УЕФА. Во время Евро-2008 сборная России под руководством Гуса Хиддинка тренировалась в австрийском Леоганге на местном стадиончике, когда Сергей и его коллега услышали приглушенный смущенный голос. Обернулись Черенков! Тихо-тихо, чуть ли не с готовностью к отказу, мастер спросил, можно ли ему пройти туда, к полю. Просто побыть рядом со скамейкой, с футболистами. Подышать этим таким родным воздухом.
У них замерло дыхание сам Черенков смиренно просит разрешения подойти поближе к игрокам! В этом весь Федор
А вот на призыв реагирует журналист Михаил Евсеев. Пятью-шестью годами ранее Черенков пришел на турнир среди незрячих детей. Михаил подошел к нему за комментарием и вначале заметил: как здорово, что вы находите время посещать и такие турниры. Это так важно для них, этих детей! Федор застеснялся: вот и интервью надо брать у них, настоящих героев. А я кто? Бывший футболист
Болельщик Максим Большов рассказывает, как на матче спартаковского дубля году в 20102011-м Черенков стоял вместе со всеми на стадионе имени Нетто в очереди в буфет. Его, конечно, все узнавали, пытались пропустить вперед. А он не соглашался. Так и отстоял всю очередь до конца.
Еще один болельщик, Еркин Байдаров из Узбекистана, вспоминает, как в начале 80-х «Спартак» приехал в Ташкент и они, мальчишки, кинулись в гостиницу за автографами. Одна из сотрудниц узнала, что Федор в номере, и повела ватагу пацанов туда вот времена были! Постучали, услышали голос Черенкова: «Дверь открыта, входите». Входят и видят Федю, едва вышедшего из душа и завернутого по пояс в полотенце. Улыбнулся, все подписал, поболтал с ребятами, не выказал и капли недовольства с какой это стати они к нему в номер нагрянули. И для них поведение Черенкова стало уроком на всю жизнь.
Журналист Александр Лидогостер рассказывает, как когда-то задумал снять о Черенкове фильм к его 40-летию. Тот долго отнекивался: «Да кто я такой? Я же ничего не выиграл. Вот если бы был чемпионом мира»
Насилу уговорили. В один из съемочных дней сидели у Федора на кухне. Журналист напомнил ему эпизод из отборочного матча Евро-1984 СССР Португалия. Черенков, стоя перед полукругом штрафной, получил сильный пас справа. Перед ним самоуверенно возвышались две каланчи португальские центральные защитники. Черенков принял мяч на «шведку» правой ноги да так, что этим же касанием по дуге перебросил мяч через защитников. А сам тут же прошмыгнул в зазор между ними. Пока они разворачивались, Федя принял отданный самому себе пас и, не опуская мяча на землю, грохнул что есть силы в перекладину. Был бы гол его крутили бы годами.
Услышав это, Черенков вскочил со стула. Его глаза загорелись, и он начал изображать, как именно он это делал. Это была удивительная память тела. Прошедшая сквозь годы.
Денег на фильм, кстати, в итоге не хватило. Пятиминутный ролик вышел на ТВ и только. Обычная для нашей неблагодарной страны история. На мишуру и фальшь денег почему-то хватает всегда
В Мадриде, узнав о смерти Альфредо ди Стефано, объявляют национальный траур и снимают с телеэфира все развлекательные программы.
А у нас умирает Черенков, включаешь телевизор а оттуда кривляется Боря Моисеев.
* * *
Голос у Георгия Ярцева дрогнул, а в зале установилась тишина, от которой можно было оглохнуть. Казалось, на мгновение даже перестал раскачиваться по волнам Москвы-реки плавучий ресторан, где проходил вечер первой годовщины памяти Черенкова. Каждый вспоминал человека, истории с которым у всех связаны разные, а суть одна.
«Иногда мы, ветераны, с умышленным опозданием отдавали Феде полагавшиеся ему премиальные, рассказывал Ярцев. Потому что если он их получал сразу после выездной победы, то выходил из поезда и на вокзале раздавал все деньги бедным людям. Как выяснилось, такое случалось не раз».
Проняло и от рассказа Олега Романцева. Перед возвращением из ФРГ он на правах капитана «Спартака» спрашивал у игроков, какие сувениры они купили домой на те копеечные суточные, которые нашим футболистам тогда выдавали за границей.
А сам Романцев играл в том турне с травмой. «Ты что-нибудь купил домой, Федя?» спросил он Черенкова. «Купил». «Что?» «Две повязки для тебя, Олег. Я же вижу, как тебе больно»
А теперь больно всем нам. Оттого, что так хрупок оказался наш кумир, оттого, что не уберегли его и жизнь отмерила народному футболисту всего 55.
И теперь оставалось только ловить на лету воспоминания. Вот оперный певец Николай Семенов, солист Большого театра и добрый знакомый Черенкова, анонсирует со сцены любимую, по его словам, песню футболиста «Белые крылья» Валерия Ободзинского, а затем волшебно ее исполняет. Но Вагизу Хидиятуллину есть что возразить не громко, а так, чтобы слышал только стол, за которым вместе с бывшими партнерами Черенкова был один из нас: «Любимой песней Федора был Плот Юрия Лозы». И Ринат Дасаев подтверждает: «Да, у них с Радиком (Сергеем Родионовым. В. Г., И. Р.) более любимой, чем Плот, не было»
Тот день подарил одному из нас знакомство с родными для Федора людьми его младшим братом, зубным техником Виталием, и дочкой Анастасией. И черты лица, и мягкие интонации речи брата точь-в-точь Федины. А Настя такая же солнечная, добрая, щедрая и застенчивая, как отец. Нужно было видеть, как она волновалась, когда на той годовщине подходила к микрофону говорить слова благодарности за память о папе.
Огромная им благодарность, что вместе с мамой Насти, первой женой Черенкова Ольгой три часа делились с нами бесценными воспоминаниями о нем специально для этой книги. Много часов уделили нам и вторая жена Федора Ирина Федосеева, и Сергей Родионов, и Сергей Шавло, и одноклассник Федора Александр Беляев, и Александр Беленков, с которым они много лет вместе занимались в спартаковской школе у олимпийского чемпиона Анатолия Масленкина, и однокурсник Черенкова по Горному институту Алексей Абрамов, и известный спартаковский болельщик Альберт Ермаков, и старый фотограф Федор Кисляков, получивший с плеч своего тезки куртку, и многие, многие другие.
Каждый из них знает и рассказывает о Черенкове много такого, что неведомо больше никому. И наш долг разузнать и рассказать читателю как можно больше. Ведь это счастье писать о любимом нами человеке, который жил не в далеком прошлом, а только что. И есть и еще долго будет много родных и близких людей, которые готовы делиться историями о нем. Каждая из которых бесценна.
Но тут есть и опасная этическая грань, которую, по нашему убеждению, нельзя перейти. Эта грань связана с непростыми деталями его болезни, личной жизни, последних лет на белом свете.
Мы и при общении с нашими собеседниками, каким бы долгим и искренним оно ни было, чувствовали: каждый из них определенных вещей недоговаривает. И в такие минуты мы не давили, не использовали знакомые нам журналистские и психологические приемы, чтобы «расколоть» людей, искренне любящих Федора.
Потому что любим его и мы.
И нам, безусловно желающим узнать истину обо всем, что происходило в его жизни, меньше всего хочется педалировать шокирующие ее моменты. Тема Черенкова это вам не Кокорин с Мамаевым. Она не терпит желтизны, грязи, суеты.
Румяных сказок, как выразился бы Довлатов, впрочем, не терпит тоже. А терпит правду и реальность, замешенные, однако, на любви и уважении. Вот этот баланс мы и постараемся соблюсти, сделав попытку рассказать болельщику о синусоиде черенковской судьбы много такого, чего он не знал. И устами самых близких его людей, и погрузившись в океан газетных архивов и черно-белых (в основном) видеозаписей.
«Не хочу быть злым. Хочу быть добрым, со своей неповторимой, трогательной наивностью говорил Черенков за десять лет до своего ухода. Может, поэтому и не стал тренером. Тренеру нужно иногда обязательно повышать голос и что-то требовать от футболистов». Да, тренировать ему на протяжении длительного времени было не суждено, но как же хорошо и правильно, что по просьбе ветеранов «Спартака» в его честь была прижизненно названа футбольная академия красно-белых.
Детишкам, которые в ней учатся, наверняка интересно каким он был, этот человек с грустными глазами и отчего-то виноватой, совсем не ослепительной и не победоносной улыбкой. Их, этих взгляда и улыбки, так не хватает памятнику Федору у спартаковского стадиона, наспех слепленному модным, но совершенно равнодушным и подчеркнуто не хотевшим ничего о нем знать скульптором
Может, в отличие от него, детям из спартаковской академии по крайней мере старшим будет полезно прочитать эту книгу. Книгу о человеке, которого в будний зябкий день пришли провожать в последнюю дорогу 15 тысяч человек, и далеко не только в спартаковских шарфах. Глядя на это разноцветье, ты понимал, насколько точное это все-таки определение «народный футболист».
Каждый год 4 октября лучший друг Черенкова Сергей Родионов, еще недавно генеральный, а ныне спортивный директор «Спартака», приводит детей из академии на Троекуровское кладбище. Они кладут к могиле Федора Федоровича (для них-то он точно по имени-отчеству) цветы и слушают рассказы о Черенкове.
Иной раз не только от Родионова, но и от находящихся в этот момент у могилы старых спартаковских болельщиков. Как на наших глазах это происходило в день памяти Федора в 2018 году. И такой пыл, такое обожание слышались в речи одного из них, Альберта Ермакова, что у мальчишек загорались глаза от любопытства. Это каким же человеком надо было быть, чтобы после его смерти о нем рассказывали с таким огнем и такой любовью?
Феде и без сборной хорошо.
Ну а сборной не всегда без Феди!
Вновь вспоминаем эти шаферановские строки и накатывает грусть. Потому что, по правде говоря, Феде в этой жизни было далеко не так хорошо, как он того заслужил.
Если другая жизнь все-таки существует в ней Черенков наверняка обрел тот душевный покой, которого ему роковым образом так не хватало здесь.
А нам остается помнить. И нести эту память сквозь годы так, как мы, люди пишущие, только и можем, и обязаны добрыми и правдивыми строками о нем.
О народном футболисте Федоре Черенкове.
Глава 1
Детство в другой Москве
Федор Черенков родился 25 июля 1959 года в Москве. А не в городе Ефремове Тульской области, как гласит легенда. В Ефремове жила его тетя, сестра мамы, девичья фамилия которой Венедиктова. И Федя каждое лето отправлялся к ней во время школьных каникул. Потом, когда повзрослел, он с удовольствием приезжал на футбольный турнир, который организовывали в его честь.
По отцу Черенковы тамбовские. Крестный Федора, опять же родной дядя, но по папиной линии, жил еще в 70-х в деревне неподалеку от тогдашней московской окраины Кунцево, и к нему Федор с младшим братом Виталием мог спокойно прийти в гости. Там и поле имелось картофельное, и пруд. «Дядька жил прямо на берегу этого пруда, вспоминает Виталий. И у него были такие садки».
Садки это небольшие прочные сети. Туда дядя Вася набирал соленых баранок, которые оставались от вкусивших пива земляков (к началу 70-х хмельных «стекляшек» и впрямь хватало), после чего и опускал коварную наживку в родной водоем. «Вечером, продолжает Виталий, этот садок поднимал и карасей, которые туда набивались, пересыпал в колодец старый. И опять баранки насыпал и бросал. Мы ходили с отцом и Федором к дяде Васе. Если, допустим, его нет, опускаем ведро в колодец, поднимаем. Было строго полведра карасей И шли домой. Историческая зарисовка такая. Я школьник, жили мы уже на Вяземской».
Таким образом, Черенков москвич из Кунцева. Район своеобразный. Не центр с его теснотой и загазованностью. И не так называемые новостройки 70-х, где, к сожалению, всё одинаково.